Лесные призраки

Первая короткая очередь с силой бьёт по ушам.

Ещё не видя результата, повторно тяну за спуск.

В эти же секунды подрубленные молодые деревья в количестве двух штук падают на лесную дорогу намертво блокируя гужевую колонну.

Третья очередь сбивает попытавшегося было рвануть в сторону возницу. Ещё двое «прилегли» на тачанке рядом с пулемётом, а четвёртая фигура корчится на земле.

Но кадровые бойцы есть кадровые бойцы: лихо матерясь, они спешно покидают подводы, укрываясь за телегами и в придорожной канаве. Большинство выбрало второе укрытие, как более надёжное. По нам стучат первые выстрелы.

Всё идёт по плану.

Через две секунды с противоположной стороны дороги раздаются взрывы 14 гранат – практически все оставшиеся «колотушки» и «яйца» я использовал на растяжках, заминировав удобный для обороны дренажный сток. Одновременно с флангов в спину «бобикам» открывается огонь из автомата и пистолета.

Добавляю очередь по неосторожно высунувшемуся полицаю. Враг падает.

Раздаётся два хлопка лёгких «яиц». Разошлись мои бойцы, хорошо бьют сволочей в спину!

На мне сосредоточивают огонь несколько стрелков из тех, кто не успел скатиться вниз. Стреляют довольно точно; кроме того, в нас летят несколько эргэдэшек. Пятьдесят разделяющих нас метров они не одолели, но прицел сбивают уверенно. Приходится перейти на запасную позицию, заодно меняю перегревшийся ствол.

Ошеломлённые внезапным нападением полицаи замешкались и потратили полученное время впустую: десять секунд спустя две ответные очереди прижимают только сейчас попытавшихся продвинуться вперёд «бобиков». Пулемётные трассы МГ, бьющегося в моих руках, раз за разом утыкаются в людские тела, выбивая врага одного за другим.

На голос автомата из канавы ударил ручной пулемёт дягтерёва. Противник открыл огонь нервными, длинными очередями, но, кажется, я услышал короткий вскрик.

Похоже, достали Глеба.

Очередная граната – видимо, Леонида – заткнула очнувшийся было расчёт.

Близко ударившая пуля обдаёт фонтанчиком земли, больно стегнувшим по лицу. Невольно зажмурив глаза, пропускаю момент, когда четыре человека бросаются вперёд. Среди деревьев им легче укрыться, но повторно выпущенная сигнальная ракета осветила бегущие фигуры. Крепко уперев рукоятку пулемёта в плечо, мягко тяну за спуск. И ещё. И ещё – пока, неловко растопырив руки, на землю не падает последний полицай.

Надейтесь, что ваши матери никогда не узнают, кем стали их сыновья и какой конец приняли.





14 сентября 1944 года




– А дальше началось самое интересное. К отряду решили присоединиться не только заложники, но практически все члены их семей, а также немало жителей деревни. На тридцать боеспособных мужчин пришлось не менее пяти десятков женщин, детей и стариков. Они тянули из дома всё, что могли унести и увезти. Великое переселение народов!

И как такую орду спрятать в лесу как замести следы? Эйфория от удачно проведённого боя быстро сменилась тоской.

Действовать тогда приходилось быстро, решения принимались, что греха таить, под влиянием эмоций. Если боевые операции я разрабатывал тщательно, то их последствия верно просчитать был не способен. Располагай тогда немецкий гарнизон теми же силами, что и во время первых поисков, отряд перестал бы существовать.

Но шли тяжёлые бои под Москвой, в их топку бросали всё новые и новые силы, снимать людей с эшелонов или быстро стянуть охранные батальоны немецкое руководство не могло. Да и гибель двух полицейских отрядов ощутимо сказалась на возможностях Гансов. Кроме того, остатки отряда Черешнева и «бобики» из третьего гарнизона, попытавшись проследить наш путь, попали в заранее организованную засаду. Человек десять потеряли точно, а у нас тогда раненых и погибших не было вообще.

Крепко выручила погода. Днём пошёл мокрый снег, неплохо скрывший следы и не позволивший немцам задействовать авиацию.

Капитан благодушно улыбнулся.

– Цепочка счастливых случайностей. А что с Черешневым?

– Скорее всего, сгорел. Собаке собачья смерть, как говорится.

Но немцы такую плюху просто так оставить не могли. Хоть погибли и полицаи, предатели, которых солдаты регулярных частей откровенно презирали, но ведь они служили рейху! Наша популярность среди жителей резко скакнула вверх, «бобики» сильно заёрзали, разом снизив степень активности. Так что ответный шаг фрицев был жёстким до крайности.

Всё работоспособное население деревни Черешнева угнали в Германию. Матерей запросто разлучали с детьми, особо упиравшихся убили без лишних разговоров. Без эмоций, издёвок, а так, походя, как скот.

Затем собрали оставшихся и покрошили стариков из четырёх пулемётов. Пощадили лишь малышей. Только какая эта пощада – детвора осталась без родных, без еды, без крова – немцы сожгли деревню. Дети были обречены.

Большую часть спасли мы, как только узнали о расправе. Часть малышей приютили родственники из соседних деревень, хотя немцы категорически запретили это делать. Но тут карательный механизм дал сбой, даже матёрые полицаи удивились жестокости нацистов. Кроме того, как я уже сказал, они были сильно напуганы нашим ударом, так что предпочли закрыть глаза.

– И каковы же были ваши ответные действия? Я что-то не припомню в боевом журнале последующих дерзких ударов.

– А их и не было. Я не собирался вести маленькую войну на уничтожение, до последнего играть в благородного мстителя. Возможностями для этого не обладал. В то же время от нас требовались другие действия, которые были очень важны в масштабе фронта.

Что же касается борьбы непосредственно с гарнизоном – то я достиг главной цели: местные жители увидели в нас защитников, тех, кто борется за людей и кто воздаёт карателям полной мерой. И, наоборот, последним шагом немецкая администрация убедила народ в своей бесчеловечной жестокости. С того момента большинство сочувствовало нам, старалось помочь даже под страхом смерти.

– А как же отряд? Что с ним?

– Организовали второй лагерь, заимка егеря такую тучу народа вместить в себя не могла. Решили, что первое наше пристанище станет резервным вариантом на случай большой облавы. Оставили там за старшего Леньку, а в помощники я определил ему пару не самых дряхлых стариков. Он-то небось на Аньку рассчитывал, гоголем перед ней ходил после засады. А как же, отличился, задавил пулемёт, рассчитался с врагом за руку! Да только мне был нужен боевой лагерь, а не шуры-муры с последующей беременностью.


Я вообще постарался баб от мужиков изолировать. Война – это мощный возбудитель, все чувства обостряются до предела. После боя мужчины ищут выход чувствам в близости, а женщины, зачастую ведомые инстинктом продолжения рода, отказывают гораздо реже. Вот только надо вспомнить о нехватке еды и медикаментов, а также об отсутствии нормального жилья. Ещё не стоит оставлять без внимания тот малозначительный факт, что шла война, и лагерь в любой момент могли найти и атаковать, как на земле, так и с воздуха. Короче, не время и не место для беременностей.

Гражданский лагерь обустроили рядом с лесным озером. И воды достаточно, и рыбу ловить можно, и поляны рядом были неплохие. Можно что-нибудь аккуратно весной посадить. Для защиты выделили Романа, четвёрку грузных семейных мужиков да несколько стариков с боевым опытом. Вот и вся оборона: два поста с ручными Дягтерёвыми со стороны наиболее возможного выхода противника да деревянный дзот с «максимом», с возможностью ведения огня на 360 градусов. При появлении врага его хоть сколько-то должен был сдержать один из расчётов, в то время как люди смогли бы отступить под прикрытием станкача.

С едой, конечно, целая беда. Животины чуть ли не малое стадо пригнали, а чем скот кормить? И чем солить? Приказал забить большую часть, мясо коптили – лагерь расположили глубоко в лесу, и запахи дыма так просто никто бы не услышал. Тем более я секреты в округе расставил, пока гражданские обустраивались.

Оставили только самых дойных коз да лучших куриц-несушек, которым хватило бы корма до весны. Остальных забили чуть позже, когда похолодало сильнее и выпал хороший снег. В трёх заранее отрытых погребах устроили ледники, там мясо долго хранилось.

Как отстроили всем миром гражданских, так я собрал оставшихся мужчин и организовал ещё один лагерь. Его я расположил на значительном удалении от других, поближе к железной дороге. Землянки успели выкопать прежде, чем закрепились морозы.

Личный состав я подверг серьёзному курсу подготовки. Развивали выносливость и физическую силу, на регулярных тренировках активно осваивали штыковой бой и навыки владения ножом. В игровых соревнованиях между отделениями добивались сплочённости в составе подразделения. Командирами я назначил проверенных бойцов: Виталика Глуханкина и Михаила Шадова, родственника Потапыча. Старшим над десятком юнцов я поставил Мишку Козакова, нашего комсомольца. На последних возлагались задачи боевого охранения и связи, их вооружили трёхлинейками полицаев.

До определённого момента разбирались в материальной части нашего и трофейного оружия, до автоматизма набивали руку в регулярных сборках и разборках. Я объяснял теорию правильной стрельбы и гранатометания, учил ухаживать за оружием.

Как только в ноябре установился хороший снег, начал гонять людей на лыжах, по несколько часов в день. Лыжи забрали из деревни после разгрома полицаев: я заранее знал, что зимой они обеспечат нам высокую мобильность.

На лыжах несколько раз гоняли на стрельбища километров за 15. Правда, при этом так активно петляли и туда, и обратно, что путь оборачивался во все 20 км только в одну сторону.

Чтобы придать значимости нашим действиям, выбрали отряду название. Большинство проголосовало за «Справедливые мстители».

Как только люди были относительно готовы, мы предприняли первые активные действия.

– Удары по железной дороге. А как вы вообще справлялись, пока не было взрывчатки?

– Обратился к специалистам. Меня проинструктировали местные железнодорожники, на которых я сумел выйти, снабдили необходимым оборудованием. У них сложилась своя подпольная ячейка, в которую вошли специалисты и работники разных уровней. Они же помогли мне во второй раз, снабдив графиками движения поездов. Кроме того, благодаря им я сумел ограбить грузовой поезд.

– Как проникли на станцию?

– Под видом полицая прошёл сквозь проходные, вроде как у меня была какая-то бумага к начальнику станции. Дальше импровизировал.

Эшелоны немцы охраняли очень хорошо, даже в грузовых составах размещали по одной-двум платформам со счетверёнными зенитными установками или зенитными автоматами, в теплушках размещалось не меньше взвода пехоты. Перед отправкой состав осматривался бойцами железнодорожной охраны.

Грузовой поезд, меня интересующий, сформировали именно по моему «заказу». В хвост поставили по одному вагону с боеприпасами, медикаментами и продовольствием, а также почтовый вагон и вагон с обмундированием.

Возвращаясь из здания станции (к начальнику я не пошёл, потоптавшись на первом этаже), я нырнул под нужный мне вагон во время отправления. Немцы из железнодорожной охраны ничего не заметили.

Тут-то началось самое сложное и страшное: прицепившись к вагону снизу, я должен был продержаться не менее 15 мипгут, прежде чем поезд войдёт в опасную для него кривую и сбавит скорость. В тот момент машинист был обязан подать сигнал бдительности, на который я и ориентировался.

Чего мне стоило удержаться на морозе, оперативно вылезти из-под вагона на сцепку и разъединить её – отдельная история. Скажу лишь то, что это было самое тяжёлое задание в моей жизни, к которому я старательно готовился, тренируя мышцы. В конечном итоге у меня всё получилось.

В кривой поезд достаточно сильно изогнулся, солдаты охраны не видели хвоста состава. Так что на расцеп они просто не среагировали, поняв, что «потеряли» пяток крайних вагонов, лишь при прибытии на следующую станцию.

А мои бойцы на лыжах и санях только и ждали остановки вагонов. Каждый имел при себе вместительный мешок, плюс мы прихватили с собой пяток саней. Все имеющиеся.

Грабили быстро, на каждые сани загрузив по два ящика с патронами или гранатами. Из вагона с боеприпасами я сумел также вытащить два ящика с противотанковыми минами.

В мешки мы набивали тушёнку и на оставшееся место – лекарства. За пазуху и в карманы до упора засовывали перевязочные пакеты с бинтами. Плюсом на сани пошли два мешка с солью, два с крупой, объёмная канистра с медицинским спиртом и несколько комплектов солдатской и офицерской формы. Вагон с почтой просто вскрыли, небрежно разбросав рядом несколько пачек писем.

Не так и много в итоге получилось. Больше половины консервов определили на ИЗ в старый лагерь, соль по одному мешку пошла на засолку мяса. Гранатами и патронами, конечно, разжились, но назвать это количество достаточным язык не поворачивался. Так, на пару-тройку хороших схваток. Пожалуй, самым ценным приобретением оказались мины.

– Я прочитал в журнале про два состава.

– Так точно. Две противотанковые мины установили на пути движения эшелона с боевой техникой, на участке с максимальной скоростью движения. Грохот стоял… Локомотив взрывом выбросило из колеи, рельсы встали дыбом, платформы начали переворачиваться, врезаться друг в друга, круша полотно.

В итоге сошли 12 платформ с тяжёлыми и средними танками Т-4 и Т-3, две зенитные платформы с орудиями и теплушка с охраной. Штук пять танков разбило полностью, остальные крепко потрепало.

С замыкающей платформы открыли огонь зенитчики, но мы себя ничем не обнаружили, так что огонь они вели вхолостую.

После первого успеха германцы крепко озлобились. Усилили охрану: меняя график движения, они могли пустить одну за одной до трёх бронедрезин, и только после этого поезд. Экипажи, памятуя о сентябрьском нападении, открывали пулемётный огонь на любое подозрительное движение, зачастую интуитивно угадывая противника. На дрезины, помимо стандартных, устанавливали трофейные чешские и французские крупнокалиберные пулемёты, их огонь был страшен. Кроме того, в воздухе над дорогой постоянно висели «Хеншели», опасные своей бесшумностью и скорострельными пулемётами. От потерь нас спасали только осторожность и камуфляж – для каждого бойца в отряде мы связали белые маскхалаты.

Кроме того, нацисты устроили показательную казнь, расстреляли человек тридцать железнодорожников. Раскрыли и наших подпольщиков, уничтожили их вместе с семьями.

Это был тяжёлый удар. Я три дня наблюдал за движением эшелонов по несколько часов кряду, пытаясь определить хоть какую-то логику и систему в перевозках. И, как мне показалось, я сумел её разгадать.

Но чтобы нанести второй удар, потребовалось ещё четыре дня, прежде чем мы сумели «поймать» воинский эшелон. Все карты нам путали хаотично двигающиеся дрезины.

Времени на минирование колеи было в обрез, но всё же мы успели дополнительно раскидать штук восемь противотанковых «подарков» по обеим сторонам полотна. Мины скрыл снег, хотя обнаружить их было не так и сложно. Но, конечно, не на скорости из кабины машиниста.

В какой-то степени я рассчитал, в какой-то угадал, но подорвался именно воинский эшелон. Результат превзошёл самые смелые ожидания: переворачивающиеся вагоны с бойцами вермахта врезались в друг друга, опрокидывались, а свалившись в колею, взрывались на наших минах. Арийцы гибли десятками. За три десятка железнодорожников немцы заплатили жизнями полутора сотен солдат, ещё порядка двухсот получили тяжёлые и средние ранения.

Ответ последовал незамедлительно. Только в тот раз враг сделал соответствующие выводы.