Лето бабочек

– Нина, я знаю, что это все ужасный шок. Но я действительно хотел тебя увидеть. И мне пришлось вернуться. – Он оглядел комнату. – У меня сейчас кое-кто есть. Ей пришлось несладко, и она хочет выйти замуж. И есть Кипсейк. Я надеялся не втягивать тебя во все это. По крайней мере, так хотела твоя мать. Но теперь я вижу, что это невозможно. Ты должна знать. Тебе придется узнать.

Я смотрела на него, переводя взгляд с него на маму, не в силах представить себе, что они были той прекрасной парой с фотографии перед Бодлианской библиотекой и что они сделали меня с любовью. Это казалось смешным. Я отшатнулась от их взгляда, умоляюще посмотрев на Малка.

– Я не уверена, – начала я.

– Есть причина, почему он хочет, чтобы ты участвовала во всем этом, милая, – медленно сказала мама. – Страшно сказать, но это правда. Деньги, или что-то в этом роде. Он никогда не говорил мне ничего о Кипсейке. Он никогда ничего мне не рассказывал о своей семье, вообще никогда. Почему же теперь надо, вот так вдруг?

– Ты не понимаешь, – сказал он нетерпеливо.

– Конечно, я не понимаю! Ты сказал мне, что твои родители умерли и ты вырос в коттедже на западе страны. Так что, на самом деле это неправда?

– Это… Правда. Они оба умерли. Но это был не коттедж. И я не сказал тебе, Дилайла, потому что – ты мне не поверишь, – я не хотел втягивать тебя в это.

– Опять ложь. – Мама пренебрежительно положила руку на бок.

Я отошла назад, почувствовав облегчение, что я больше не в центре внимания.

– Нет. Потому что я хотел начать все сначала, – сказал Джордж. – Я был очень напуган, что ты бросишь меня, если узнаешь, какая ужасная была моя семья. Как я облажался. Я был без ума от тебя, Дилайла.

Она повернулась к нему лицом с горящими глазами. Пожалуйста, только не говори, что ты все еще его любишь. У меня закружилась голова.

– …Совершенно без ума от тебя. Я думал, что ты та, кто был послан, чтобы спасти меня, что мы были бы в порядке, если бы были вместе, и я знал, что должен уберечь тебя от всего, не испачкать всем этим. – Он покачал головой. – Это звучит так странно. Но ты не знаешь, каково жить в этом доме. Каково это, расти там… – Его голос стал ниже, и он замолчал, сглотнул, а затем сказал своим теплым, прерывистым голосом: – Так было правильно. Может быть, однажды я смогу заставить тебя понять. Я не жду, что ты меня простишь, но… Поймешь. – Он немного подвинулся к ней, и я увидела их отражение в большом зеркале над камином. – Мне нужен развод. Я уверен, что ты его тоже хочешь. Но мы были… Мы были хорошей парой, когда нам было хорошо, не так ли, Дилл?

Он нежно коснулся ее сложенных рук, и их глаза встретились. Мне пришлось заставить себя взглянуть на Малка, задаваясь вопросом, видел ли он то же, что и я, но на его лице не было никакой эмоции.

Вдруг я услышала, как мама сказала:

– Думаю, ты шутишь, Джордж. Нам никогда не было хорошо. Это был летний роман, который слишком затянулся, и единственная причина, по которой я не жалею об этом, это моя дочь. Все остальное было ошибкой. Мне смешна сама мысль, что ты думаешь, что какая-то сопливая история о твоем детстве оправдает тебя, когда ты ушел, и я бы посмеялась, если бы не было так грустно. Ты понимаешь, какое у Нины было детство из-за тебя? Ты понимаешь, что если бы у нас не было миссис Полл, то тогда… – Ее голос дрогнул, и она прошептала: – Если бы у нас не было М-малка, что бы тогда было? – Она повернулась ко мне: – Дорогая, я не жду, что ты когда-нибудь простишь меня. Я должна была тебе сказать. Я не могу объяснить, почему я не сказала. – Она обняла меня, но я не могла заставить себя обнять ее в ответ. – Прости. Я так виновата. Надеюсь, однажды ты поймешь.

Она отпустила меня и бросила последний взгляд на Джорджа Парра, одиноко стоящего посреди комнаты.

– Пришли документы, Джордж. В противном случае, больше мне не пиши. Надеюсь, ради всех нас, что это последний раз, когда я тебя вижу.

– Дилайла…

– Теперь я действительно думаю, что тебе лучше уйти, – сказала она.

Я могу сказать, что он был озадачен, и я думала о том, как глупо он выглядит.

– Но я хочу…

– Ты не можешь выбирать, правда? Просто уходи.

– Дилл. – Малк поймал ее, когда она неслась к двери. – Пусть он поговорит со своей дочерью.

– Если она этого хочет, – сказала мама, пожала плечами и вышла, захлопнув за собой дверь. Я услышала ее тяжелые, медленные шаги по лестнице, как будто она еле-еле могла дойти до своей комнаты.

– Полагаю, вы много говорили обо мне, и наверняка не все из этого было правдой, – сказал отец. – Я рад, что у меня появился шанс… Все тебе объяснить. Наверстать упущенное.

«Наверстать» – как будто мы подруги, которые договариваются выпить кофе в «Сексе в большом городе».

– Не сегодня, – сказала я. – Уже поздно. Я много выпила. И к тому же…

– Что?

– Я бы хотела немного подумать обо всем этом.

Он снова посмотрел на меня, в раздумьях.

– Конечно. Смотри, вот мой адрес. – Он написал адрес электронной почты на странице небольшой записной книжки и оторвал ее, передав мне. Его почерк было красивым, каллиграфическим, с орнаментом. – Я остановился в отеле в Блумсбери. Я здесь до среды. А потом мне надо ехать в Кипсейк.

– Что тебе там нужно сделать?

– Прах вашей бабушки хранился у адвокатов в течение пятнадцати лет. Когда она умерла, она оставила мне пакет… О да, довольно большой. – Он моргнул. – И она просила, чтобы я привез прах обратно в Кипсейк. Только я, никто другой. Ее последнее желание – даже после смерти, ты понимаешь. Она была особенной, моя мама. – Он улыбался, но не глазами.

– Так что, она умерла не там?

Он задумчиво сказал:

– Без понятия. Наверное. Мы не были на связи.

– Этот дом, – сказала я. – Кто там сейчас живет?

Он колебался.


– Я… Я не знаю. В этом все дело. Ты ведь понимаешь, да? Он твой. Он должен был перейти к тебе по наследству.

Я не совсем поняла, что он имеет в виду.

– Перейти ко мне? Почему я не?.. Он мой?

– Это сложно. Подойди ко мне. Я объясню. – Он похлопал Малка по плечу: – Послушай, спасибо, старик, за то, что терпишь все это.

– Все – что? – вежливо спросил Малк.

Джордж Парр махнул рукой:

– Ох, этот… Хаос. Надеюсь, это не поставило тебя в неловкое положение.

– Никоим образом. Это мое обычное положение, – сказал Малк.

Джордж пожал ему руку.

– Нина, – сказал он мне и снова с любопытством посмотрел на меня, словно взвешивая что-то, пытаясь решить. – Приходи в отель. Давай обо всем поговорим. – Он наклонился ко мне, чтобы поцеловать меня в щеку.

Я шагнула назад.

– Тогда я буду на связи, – сказала я. – Пока, пока.

Он снова посмотрел на меня.

– Да. Да, будь на связи.

– Тогда спокойной ночи, – сказал Малк, встав так, чтобы вытеснить отца в коридор, и направился к входной двери, словно лист, попавший в поток воздуха.

Я открыла дверь. Это был мой отец, уходящий в ночь. «Пока», – сказала я, помахав рукой. Я смотрела, как он уверенно машет в ответ, как он переходит дорогу и оборачивается, чтобы посмотреть на дом. Думаю, именно тогда я поняла, что же увидела мама в день моего четырнадцатого дня рождения.

Он был там. Он. Человек, отцепляющий велосипед. Конечно.

– Малк, – начала я, повернувшись к дому, – знаешь, я думаю, что только что кое-что поняла.

Малк просто кивнул, и я поняла, что ему все стало ясно, как только появился Джордж Парр, и я подумала, знал ли он раньше.

– Я думаю, мы должны идти спать, – сказал он и устало потер глаза.

Я посмотрела на свой телефон:

Гости все ушли. Съел все канапе и выпил всю выпивку. Еще стащил кое-что, что выглядело ценным. Дал себе волю. Позвони мне, когда захочешь поговорить. Надеюсь, у тебя все хорошо.

С.



Не уверена, что у нас все хорошо, хотелось ответить. Я поцеловала Малка и поднялась наверх, мои шаги были такими же тяжелыми и усталыми, как у мамы. Я поднялась на вершину темного дома, опустив плечи. В моем кармане лежал адрес электронной почты моего отца. Я чувствовала, что он может причинить мне вред. Тогда я поняла одно: ничего больше не будет как прежде.





Глава 13




На следующее утро я не видела маму, и на самом деле она не выходила из своей комнаты все выходные. Я пошла погулять с Малком по Хиту (субботние вечера были безопасны, Фейрли в это время не гуляли), а вечером я пошла с Джонасом, который вернулся в город на несколько дней. Было странно быть со своим старым другом и не иметь возможности поговорить с ним обо всем этом: я просто не могла все осознать, пока не могла. Если бы только он приехал недели через две-три, когда все было бы не так грубо и не так странно. Все это. Вспышки из предыдущего дня: Лиз Трэверс поет, я теряю пирожные ко дню рождения, целую Себастьяна, Роджер Вебстер с того края улицы, вырисовывающийся из нашего подвального окна кухни. Мой отец там, на пороге, приятный, вежливый, как будто он вообще не уезжал из дома.

– Что у вас еще нового? – спросил Джонас в какой-то момент, кроша лед в своем стакане хрупкой соломкой. – Неужели тебе нечего мне рассказать?

Я уставилась на него. Мы с Джонасом были друзьями с начальной школы. Я знала его с четырех лет; я знала, что он был геем, прежде чем он сам это понял. Мы часами рассматривали друг друга голышом (будучи маленькими, конечно же). Однажды летом мы выучили все тексты песен «Энни». Я все ему рассказывала.

Но расстояние убивает.

– Действительно, ничего, – сказала я, слабо улыбаясь, и, хотя он тоже улыбнулся и похлопал меня по руке, сочувствуя той жизни, которую, как он думал, я веду, я почувствовала разочарование Джонаса, его натянутую улыбку, и пропасть между нами становилась все больше.

Позже, в субботу вечером, я отправила электронное письмо отцу:

Можно мне прийти к тебе завтра утром?