Любовь литовской княжны

– Я бы и сегодня сорвался, Вася, – с пришепетыванием ответил полным ртом сын Тохтамыша. – Да токмо сегодня нам бек Салак опять родословную сказывает. Нудный он и болтает много. Токмо к сумеркам, верно, и избавимся. На охоту же надобно самое позднее после полудня отъезжать, сильно не задерживаясь. А как завтра учение сложится, не помню… Коли второго учителя не будет, тогда сразу на соколятню бежим, на конюшню и в степь! Ага?

– Ага! – лаконично согласился княжич, вытряхнул остатки плова из пиалы в рот и отправился за добавкой.



Бек Салак еще не успел добраться возрастом к пятидесяти годам, но всячески старался выглядеть истинным, умудренным долгой трудной жизнью дервишем. Он носил длинную и очень узкую бородку, вроде бы как седую – вот только волосы у самого подбородка подозрительно темнели. Халат его выглядел совершенно ветхим, местами вытертым до дыр, с заплатами на локтях, а опоясывался бек толстой пеньковой веревкой. Невероятную скромность учителя особо оттенял тощий тюрбан из выцветшего зеленого атласа.

Зеленый головной убор означал, что его владелец посетил Мекку и поклонился священной Каабе.

Хотя старшие ученики сильно сомневались и в этом. Коли мужчина красит бороду и таскает на себе древнее тряпье, получая от казны девять дирхемов в неделю, – можно ли верить всему остальному, что он сказывает и чем хвастается?

Хотя слушать его все равно приходилось терпеливо и с прилежанием, ибо речь шла об основателе царского рода Чингизидов:

– …и победив людей с собачьими головами, великий сын солнечного света направился в поход к восходящему солнцу. На пути туда он перевалил высокий Каменный пояс и столкнулся там со странными людьми, что проводили всю свою жизнь в битвах и дальних походах. Они сражались каждый день по многу раз, и оттого левые их руки, постоянно держащие щиты, скрючились и ссохлись, совершенно закостенев, а правые руки стали столь сильными и толстыми, что превосходили размером ногу сильного мужчины. Взмахом клинка они рассекали своего врага пополам, брошенные же ими копья летели вдвое дальше, нежели стрелы из булгарских луков[7]…



Бек Салак рассказывал все это заунывно и однотонно, полуприкрыв глаза и раскачиваясь из стороны в сторону. Все вместе взятое вгоняло учеников в дремоту – но спать было нельзя, ибо заснувшему на уроке, посвященном великим предкам царя Тохтамыша и основателю всего царского рода, полагалась не просто фалака – а таковая, после которой преступник неделю не способен встать на ноги!

– …и победив народ разноруких воинов, всемогущий Чингис добрался до самого дальнего восточного берега, где на краю земли жили дикие люди, сразу поклонившиеся великому потрясателю вселенной. Но задерживаться там правитель не пожелал, ибо каждое утро там с невероятным грохотом выкатывалось на небеса ослепительное солнце, и стоял такой шум, что никто не мог расслышать стоящего рядом товарища. И потому развернул потомок солнечного луча свою великую армию и двинулся на юг, к горячему морю…



– А может, просто удерем с обеда – да в степь? – наклонившись к товарищу, шепотом предложил Василий Дмитриевич.

– Тебе хорошо сказывать, у тебя до отца полный месяц спешного пути, – тихо хмыкнул царевич. – А моему уже через час соглядатаи донесут, в седло подняться не успею. Нас после такового до осени от соколятни отлучат. А то и вовсе до весны. Может, в субботу, аккурат на рассвете, да на полный день?

– Мне нельзя, в церковь ходить надобно, – настала очередь Василия недовольно морщиться из-за нудных княжеских обязанностей. – Коли пропущу, дядьки враз в Москву отпишут. Плакали тогда мои сокола и моя охота. Под замок посадят, да еще и крестовое Священное Писание зубрить вынудят. Мало мне этого…

Заложник указал подбородком на качающегося с полузакрытыми глазами дервиша, монотонно скулящего:

– …восемьдесят дней шла армия великого Чингиса по пустыне, обессилев от голода. И тогда, дабы спасти своих воинов, повелел потрясатель вселенной бросить меж храбрецами своими жребий. И в каждом десятке убили товарищи одного из друзей своих и приготовили, и съели, и тем набрались сил и бодрости, и с великим воодушевлением вырвались из оной пустыни в обитаемые земли…



– Так давай сразу после заутрени? – пожал плечами царевич. – У христиан моления ранние, все едино почти весь день впереди останется! К Ахтубе сразу повернем, к верхнему броду. Я там на Рыжий остров с самой весны не заглядывал. Гусей да уток там, мыслю, несчитано!

– Точно! – загорелись глаза у княжича. – Я крапчатого своего возьму. Он мал, да стремителен. Уток бьет по три за вылет!

– Так уж прямо и по три за единый раз!

– Клянусь клыком Перуна, два раза сие случалось!

– А давай ты мне не клыком кабаньим поклянешься, а своим наборным поясом? – ехидно прищурился царевич. – Мой пояс против твоего, что не возьмет твой крапчатый трех уток за вылет? Ни разу за всю охоту?

– Ну, так всего дважды за все время такое вышло, – заколебался Василий. – Сие есть дело случая. Вдруг не повезет?

– Коли дважды по две возьмет, тогда и в три поверю, – чуть понизил ставку Джелал ад-Дин и протянул руку: – Идет?

– Идет! – решился княжич и пожал протянутую руку.

– Керим, разбей! – кивнул брату царевич.

– Чего «разбей»?! – оборвав свое повествование, вскинулся бек Салак. – Кто тут болтает на уроке?!

Керим, куда более смуглый, круглолицый и упитанный, нежели брат, и к тому же на голову ниже, быстрым взмахом разорвал рукопожатие и тут же громко выкрикнул:

– Наш великий прадед разбил всех своих врагов!!!

– Прадед? – В первый миг учитель возмущенно набрал полную грудь воздуха… Но уже во второй сообразил, где именно читает свои уроки, и закашлялся, хрипло выдохнул и кивнул: – Да, царевич, твой предок был мудр и непобедим! Э-э-э… И вот послал он караван со своими товарами в богатую Бухару. А правил тогда в ней великий и могучий падишах Мухаммед…

– О чем спорили? – тут же спросил Керим. – Разбивальщик завсегда правоту в споре определяет!

– Васька поклялся, что его крапчатый за одну охоту дважды собьет двух уток за один вылет!

– И когда?

– В субботу… Вы ведь с Кепеком с нами поедете?

– Знамо, поскачем! – ни мгновением не колебался царевич. – И Кепек не откажется. А где уток брать собираетесь?

– На Ахтубе. В камышах у Рыжего острова.


– Это верно! Там уток по осени тьма! – встрепенулся круглолицый паренек и жадно повторился: – Я с вами! Обеих своих птиц возьму! Пусть отдыхают по очереди.

– Мы не с рассветом отправимся, токмо после христианской заутрени, – немного осадил его раж старший из царевичей. – Хорошо, коли токмо к полудню на остров поспеем.

– Ништо! Там дичи много, вдосталь до сумерек развлечемся. Дорога знакомая, в темноте не заблудимся. Вернемся после заката.

– Тоже верно, – согласился Джелал ад-Дин.

– Да отродясь такого не случалось! – внезапно раздался громкий выкрик. И как обычно, удержать языка за зубами не смог юный Идигу. – Откуда у нас в Бухаре сто тысяч воинов?! Да у нас простых-то горожан с детьми и бабами вместе тридцати тысяч не наберется! Какие у нас слоны?! Откуда вся эта чушь?!

– Да как ты смеешь спорить, отрыжка шайтана?! – Учитель Салак взревел подобно дикому зверю и вскочил на ноги. – Ты подвергаешь сомнению слова премудрого Рашид ад-Дина?! Ты подвергаешь сомнению подвиги великого Чингиса, священного потомка солнечного луча?! А ну, бегом к дверям и снимай сапоги! Фалака – это меньшее, чем ты сможешь расплатиться за подобную дерзость!

Сын бухарского эмира моментально осекся – но было уже поздно. Учитель злобно толкал его к дверному проему, возле которого бедолаге пришлось снять мягкие войлочные сапожки и лечь на спину. Бек Салак ловко обмотал веревкой одну щиколотку мальчишки, затем вторую. Зацепил петлю на конце за крюк возле одного косяка, потом возле второго и отступил в сторону.

Невоздержанный на язык паренек оказался лежащим на полу с задранными вверх босыми пятками, надежно удерживаемыми на весу.

– Ты и ты! – указал на двух крепких учеников фальшивый дервиш. – Возьмите палки, дайте каждый по двадцать ударов!

И когда мальчишки начали с размаху бить свою жертву, бек Салак присел на корточки возле Идигу и принялся размеренно напоминать:

– Когда всемогущий Чингис, потомок солнечного луча, покорил город Бухару, в ней находилось сто тысяч одних только воинов бухарских и двадцать боевых слонов. Запомнил? Когда Чингис покорил Бухару, в ней было сто тысяч воинов и двадцать боевых слонов… Повтори!

Мальчик стонал и морщился, но молчал.

– Повторяй! Иначе получишь еще сорок палок по пяткам! – требовал учитель. – А ну, повторяй! Я вобью свое учение в твою пустую голову! Коли через уши не влезает, так хотя бы через ноги вколочу!

Княжич тем временем отошел в центр дворика, к пруду, наклонился и ополоснул лицо прохладной чистой водой. Снял шапку, смочил волосы и надел обратно.

В августовском Сарае даже в тени виноградной лозы было невыносимо жарко.

Вскоре сюда же дохромал и чуть смугловатый, лупоглазый Идигу, присел на край пруда, опустил в прохладу светло-розовые ноги и блаженно застонал.

– Зря ты с Салаком споришь, – тихо укорил его княжич. – Мало ли какую чушь несет этот тупой дервиш? Плюнь и забудь. Пятки целее останутся.

– Когда стану эмиром, – зло ответил мальчишка, – прикажу найти его и утопить в нужнике…

Бухарец еще немного поводил ступнями в воде, вытянул ноги наружу, отер ладонями и осторожно надел сапоги.

Наказание закончилось, и ученики снова рассаживались на коврах вокруг бека Салака, дожидаясь продолжения урока. Дервиш поджал ноги, расправил по сторонам полы драного халата, опустил веки, начал слегка раскачиваться и снова однотонно заскулил:

– Когда каан во второй раз устроил большой курултай и назначил совет об уничтожении и истреблении прочих непокорных, то победило его желание завладеть странами Булгара, асов и Руси, каковые лежали по соседству от становища Бату и еще не были покорены и гордились своей многочисленностью. Царевичи для устройства своих войск и ратей отправились каждый в свое становище, а весной выступили из своих кочевий и поспешили опередить друг друга. В пределах Булгара царевичи соединились. От множества войск земля стонала и гудела, а от многочисленности и шума полчищ столбенели дикие звери и хищные животные. Сначала царевичи силою и штурмом взяли город Булгар, каковой известен был в мире недоступностью местности и большою населенностью. Для примера подобным им, жителей его убили али пленили. Оттуда они отправились в земли Руси и покорили области ее до города Рязань, жители которого по многочисленности своей были словно муравьи и саранча, а окрестности были покрыты болотами и лесом до того густым, что там невозможно проползти даже змее. Царевичи сообща окружили град сей с разных сторон и сперва с каждого бока устроили столь широкую дорогу, что по ней могли проехать рядом три-четыре повозки, а потом, супротив стен его выставили метательные орудия. Через несколько дней они оставили от этого города только имя его и нашли в нем много добычи. Они отдали приказание отрезать убитым людям правое ухо. Сосчитано было двести семьдесят тысяч ушей. Оттуда царевичи решились вернуться…



– Что за дикий бред?! – не стерпев услышанной дури, выкрикнул Василий и вскочил на ноги. – У нас на Руси отродясь даже в стольных городах больше пяти тысяч жителей никогда не собиралось! И какой полоумный построит город в непроходимом лесу среди болот?!

– Да как ты смеешь, отрыжка шайтана?! – завыл учитель Салак и тоже вскочил. – Ты подвергаешь сомнению слова премудрого Рашид ад-Дина?! Ты подвергаешь сомнению подвиги великого Чингиса, священного потомка солнечного луча?! А ну, шагай к двери и снимай сапоги! Надеюсь, фалака вправит тебе мозги!

– Рязань же и вовсе тысячи три, от силы четыре в лучшие времена населяло! – рявкнул княжич Василий.

– К дверям, наглый щенок! К дверям и ложись на пол!

Драный дервиш кинулся к московскому заложнику, опрокинул и сам сдернул сапоги, зло намотал веревку, дернул к косяку и закрепил петли на крюках. Указал пальцем на ближних учеников:

– Возьмите палки! Бейте его со всей силы!

Одним из выбранных оказался Идигу. Он взмахнул в воздухе ивовым хлыстом в полтора локтя длиной и с большой палец в толщину, поднырнул под веревку и наклонился к Василию:

– Сказываешь, дервиш несет всякую чушь? – шепотом спросил он. – Плюнуть и забыть?

– Начинайте! – рявкнул бек Салак, и юный бухарец с размаху ударил Василия палкой вдоль ступни. Мальчишка бил не со всей силы, княжич это ощутил. Однако все равно было очень больно. Тут никуда не денешься, если стучать совсем слабо – это заметно, и можно быстро оказаться в петлях фалаки на месте жертвы, каковую пожалел. Посему наказание в любом случае выходило болезненным.

Учитель присел на корточки рядом с заложником и наставительно повторил:

– Двести семьдесят тысяч отрезанных ушей! Ты понял? Двести семьдесят тысяч! В городе, стоящем среди непроходимых болот и лесов. Ты запомнил? Дороги к нему проложили токмо царевичи, дети Чингиса! Повтори!

– Когда я стану князем… – вздрагивая после каждого удара, процедил сквозь зубы Василий. – Я прикажу найти тебя и утопить в нужнике…

Дервиш заметно побледнел. Похоже, он только теперь сообразил, кого именно столь унизительно наказывает. Однако все равно чуть-чуть выждал, позволив случиться еще трем ударам, и только после этого распрямился, взмахнул рукой:

– Достаточно! Это станет для тебя хорошим уроком, дерзкий смутьян! Я никому не позволю оскорблять память великого Чингиса, всесильного предка нашего царя! Я никому не позволю подвергать сомнению победы его рода!

Княжич не стал ему отвечать. Дождался, пока освободят ноги, после чего дохромал до прудика и опустил ступни в воду. Возвращаться на занятие он не пожелал. Даже если из-за этого придется опять стерпеть фалаку.

По счастью, новой жертвы не потребовалось. Дервиш, не прощаясь, ушел – и это означало, что урок закончился.