Лука, или Темное бессмертие

Сильвен Масе снова налил кофе, а потом взял кассету с записью «Her Last Bloody Day».

– Второй фильм идет всего восемнадцать минут. И крышу сносит довольно сильно, скажем так. Сюжет – подготовка и осуществление человеческого жертвоприношения. Женщина, то же место: сад, стоящий на отшибе дом… Опять снято на сотовый, и у меня впечатление, что тот же «почерк», что в «Atrautz». Тот же режиссер, если это можно назвать режиссурой. Я поставил на начало, буду иногда проматывать, но посмотри целиком…

Черно-белая картинка раскачивалась, как суденышко в неспокойном море. Все происходило ночью, источник света – скорее всего, фонарь – создавал янтарную сферу, которая чуть дальше растворялась в темноте. Слышен был звук шагов по гравию на дорожке, ведущей через сад. Николя мало что смог разглядеть, но угадал тот же дом, что на первой кассете.

– Снимают с другой стороны дома. Сзади. Я потому и говорю, что дом на отшибе. В городе, да с соседями, такого не сделаешь…

Одинокие силуэты, одетые в черное, ждали вдоль дорожки в нескольких метрах друг от друга, прячущие свои лица под белыми масками Анонимуса. Неподвижные, похожие на мрачные статуи. Когда камера проплывала мимо, они, как роботы, начинали двигаться вперед и шли следом за режиссером. Все были похожи друг на друга. На заднем плане дважды подряд осветилось черное небо – две далекие размытые молнии летней грозы. Николя внимательно вглядывался в каждую деталь. Отморозки. Эти люди полные психи.

Шум шагов нарастал. Переступив порог дома, они двигались все дальше по коридору с разодранным ковровым покрытием. В конце его, в полной темноте, в облаке черно-серой мельтешни видеопленки трепетали огоньки десятка свечей. Они окружали женщину, распятую между ножками перевернутого стола посреди комнаты с каменными стенами. Ее лицо тоже скрывала маска Гая Фокса. Она была обнажена, тело покрыто следами порезов, ожогов, шрамов…

Процессия остановилась, маски разошлись в стороны, образовав второй круг, за свечами, примерно в метре от них. Объектив крупным планом панорамировал по одинаковым белым лицам. Женщина дергалась, извивалась и испускала сдавленные вопли. Наверняка под маской у нее во рту был кляп.

Николя не смог допить кофе, он поставил чашку обратно на стол. Его коллега прокрутил видео в ускоренном режиме, пока один из силуэтов не отделился и не опустился на колени рядом с телом, держа в руках ведро воды и губку, чтобы омыть его. Сильвен включил паузу, когда женщина протянула к телу руку, встал и указал на ее левое предплечье:

– Орел… Это та же женщина, что в «Atrautz», я тщательно сверил татуировки. Один в один.

Он прокрутил еще несколько кадров и снова остановил.

– У нее фаланга отрезана, – констатировал Николя.

– Ага. А следовательно, этот фильм снят после «Atrautz». Значит, там она не умерла.

Николя почувствовал облегчение, но на душе было неспокойно: Сильвен сохранял серьезный вид. Женщина с татуировкой орла отошла, теперь во тьме к телу приближались другие маски и склонялись над ним, похожие на полные луны. Их улыбки, черные усики, ничего не выражающие глаза… Николя насчитал шесть или семь, как вокруг ямы в лесу Бонди. Он попытался различить лица за масками, ведь у каждого из них должна быть какая-то социальная жизнь, профессия. Потом стал вглядываться в руки, но безуспешно. Однако Николя был уверен, что, как у женщины с татуировкой орла или у Карателя, у всех них отрезан палец.

Следуя режиссерскому замыслу, в нескольких сантиметрах от объектива возник изогнутый нож. Его лезвие плясало в воздухе. Рукоять держала мощная рука. На левом мизинце не хватало фаланги.

Это они, подумал Николя. Это они присутствовали при смерти Шевалье.

Камера перешла в другие руки.

– Тот, кто до сих пор снимал, приступил к действиям, – пояснил Сильвен. – Он передал камеру соседу.

Объектив сначала показал со спины мужчину с ножом. Он был огромен. Маска на лысой заостренной голове удерживалась резинкой. Пальцы Николя впились в колени, он прильнул к экрану:

– Это он! Это он, черт!

– Кто?

– Убийца Шевалье. Владелец кассет. Демоншо. Я практически уверен, что это он.

Все нити расследования переплелись. Когда сделан фильм? Был ли Фабрис Шевалье среди наблюдателей, скрывающихся за масками? Кто эти люди? Чего они хотели?

Из динамиков раздалась пронзительная музыка трущихся друг о друга лезвий пилы. Тип с ножом перешагнул через привязанную женщину, так что одна нога оказалась по левую сторону ее бедер, другая по правую, и встал прямо над ней. Тот, кто вел съемку, старался сделать так, чтобы в объектив попала вся сцена, и перемещал камеру с масок на тело, затем на палача. Пластиковые рты раздирал смех, в глубине черных дыр вращались глаза.

Объектив приблизился к спине палача. Одним движением мужчина упал на колени, вытянув нож вперед и загородив тело. Камера на секунду дрогнула, отстранилась, огибая спину, и стало видно, как нож, вонзившись в плоть, спускается от грудины к брюшной полости. Палач достал оттуда печень и поднял перед собой. Тело скорчилось, забилось, как флаг на ветру, и застыло. Круг масок стянулся ближе, убийственные улыбки появлялись отовсюду, заполняя пустоту ночи.

Николя осознал, что не дышит, и воздух волной хлынул в него, свистя в легких. Он посмотрел на Сильвена, тот с уверенностью кивнул:

– Знаю, знаю… Я еще не просек, но какой-то фокус тут точно есть. Когда мужик наклоняется с ножом, он закрывает обзор, да еще проблема с наводкой на фокус. Все плывет, и на долю секунды тела больше не видно. Вот в этот момент они и передернули, я уверен. Вспоротое тело вполне может быть фальшивкой, муляж с органами животных внутри или что-то вроде. Можешь мне поверить, ребята так продвинулись, что ты не заметишь разницы между настоящим трупом и фальшивым.

«Her Last Bloody Day». Каратель с ножом в руке был совсем не похож на актера. Из своего ящика в морге Фабрис Шевалье мог бы это подтвердить. Коп был убежден, что на этот раз речь не идет ни о спецэффектах, ни о симулированной смерти. Клан собрался, чтобы присутствовать при настоящем жертвоприношении. Этой женщине вспороли живот и вырвали из него печень.

На экране Демоншо положил орган на грудь трупа, встал лицом к объективу. Алый рубец пятнал его маску. Кивнув, он велел камере приблизиться. Объектив развернулся к полу. Николя без труда представил себе, как тот, кто держит камеру, подходит, переводя слегка опущенный вниз объектив от разреза, в котором угадывались молодые органы, к еще нетронутому, но трагически неподвижному горлу. Когда Каратель свободной рукой снял маску с жертвы, камера поднялась на несколько сантиметров, обнажив скрытое за ней лицо.

Шок.

Николя знал эту женщину.





54




Шарко стоял в оперативном штабе в своем вечном темно-сером пиджаке, измятом на спине. Перед видеомагнитофоном справа от него расположились Паскаль и Люси, а слева Николя.

Одри подошла к Белланже, тот как ни в чем не бывало вежливо подставил щеку, а когда она спросила, как дела, только повел подбородком в сторону экранов, которые вернулись к своему изначальному предназначению: три из них были подключены к камерам, направленным на берега Сены.


Вода цвета старого песка была повсюду. Один экран показывал Зуава и разор на набережных. На экране внизу Одри увидела снятый с низкой точки порт Ван Гога. Камера наверняка была установлена на мосту Аньера. Баржи сцепились, как гигантские кусочки лего. Некоторые развернулись вокруг собственной оси, сдвинувшись в сторону соседей. На заднем плане она узнала судно Николя и его болтающиеся на волнах полуразваленные мостки. Она молча сглотнула, бросила на него быстрый взгляд, села и повернулась к Шарко. Он искоса ее оглядел и начал:

– Прежде всего два момента: первое, поиск в FNAEG [93]профиля ДНК, связанного с женским пальцем, ничего не дал. Так что палец остается анонимным. И второе: я получил сообщение из отдела информатики. Похоже, компьютеры Шевалье, найденные в подвале, где он держал жертв, защищены системами шифрования. Специалисты корпят над этим, но понадобятся дни, чтобы получить результат. Сегодня существуют такие сложные системы кодирования, что с ними ничего невозможно поделать. Так вот, если манифест находится в его компьютерах, то прочесть его пока не получится.

– Классная новость, – хмыкнул Николя.

Шарко попросил Люси и Одри рассказать про их визит в лабораторию научной полиции. Они сообщили о том, что узнали от биолога: технология CRISPR-Cas9, возможность манипулировать живой материей с минимумом средств, эксперименты Демоншо над собакой и над самим собой. И научный подход к мифу о Прометее.

Шарко застыл. Модифицировать живое… Он снова увидел, как на него бросается собака. Означает ли это, что кто-то может создавать подобных монстров у себя в гараже? Под впечатлением он сделал несколько пометок на доске. Потом спросил Паскаля, что дало посещение «IDF Med».

– Демоншо работал там уже шесть лет, – начал Робийяр. – Он управлял портфелями трех десятков клиентов – главным образом в области гинекологии – и из Парижа, и по всему Иль-де-Франс; он объезжал их, предлагая самое современное медицинское оборудование. Мне передали его резюме и немного рассказали о нем. – Он подтолкнул листки к коллегам. – Можете сами глянуть. До «IDF Med» он был медицинским представителем, тоже в сфере гинекологии, а еще до этого продавал инвалидные кресла. Он учился в Руане, на экономическом факультете. Короче, изначально ничего медицинского, но его всегда притягивала эта область. Он немного разбирался в предмете и мог поддержать разговор со специалистами. А еще он был постоянно в дороге, работал один, сам устанавливал себе расписание, а платили ему по факту. Очень профессиональный, четкий, одиночка, никаких промахов, и оборот делал. Два года назад он перешел на полставки, чтобы освободить время на свое увлечение кино. Хотел попробовать написать и снять подручными средствами несколько малобюджетных короткометражек… Конечно, работодатели представления не имели, о каких фильмах шла речь.

Шарко кивнул на обложку с масками:

– Что неудивительно. Прежде чем продолжим о фильмах, скажи, ты не показал им тетрадь? Хоровод зародышей, странные рисунки?

– Показал, но они об этом ничего не знают. Зародыши, гинекология, рождения, легко предположить, что это связано, но трудно понять, что Демоншо имел в виду. Во всяком случае, я не слезу с этих ребят из «IDF Med». Я попросил у них список персонала, а они вдобавок дадут мне список клиентов Демоншо. Те, кто присутствовал на краю ямы при смерти Шевалье, могут быть из круга его знакомых.

– Отлично.

Шарко взял в руки кассету:

– Теперь о фильмах. Это видео мы нашли у Демоншо в подборке крайне реалистичных короткометражек извращенного содержания. Николя в выходные отнес их коллеге-киноману, чтобы узнать его мнение. Сейчас, когда все собрались, предоставляю вам возможность ознакомиться с тем, что утром видел Николя… Что до меня, я недавно уже посмотрел. Похоже, здесь речь не только о художественном вымысле.

По мере показа Одри чувствовала, как тревога все сильнее сжимает ей горло. К концу она узнала Демоншо и увидела, как он приближается с ножом. Она сморщилась в момент срежиссированной смерти женщины, но заставила себя досмотреть до конца. Когда Шарко остановил кадр на лице жертвы, Люси замерла. Паскаль осел на стуле:

– Это что такое? Демоншо по-настоящему приканчивает кого-то?

– Кого-то – да, – заметил Франк.

Он кивнул Николя, и тот, произведя несколько манипуляций, вывел на соседний экран запись с флешки. Все увидели Бертрана Лесажа, потом женщину, сидящую на кровати в отеле. Белланже остановил картинку, когда лицо женщины в обрамлении длинных темных волос повернулось к камере, не видя ее.

– Это та же женщина! – вырвалось у Паскаля.

– Запись на флешке была сделана Бертраном Лесажем в номере отеля аэропорта Шарль-де-Голль в вечер оплодотворения, – пояснил Николя. – Да, женщина из отеля и есть та, которую убивают на кассете.

Он прочел изумление на лицах своих коллег:

– Ее зовут Эмилия Робен. Это ее Боэси и вся его команда ищут в рамках расследования по делу Лесажа. Она жила в Дижоне, коллеги нашли ее квартиру две недели назад, но так и не смогли ее допросить. И теперь мы знаем, по какой причине. Ее заснятая смерть произошла недавно. Максимум месяц назад, потому что последняя транзакция по ее банковскому счету была 6 октября.

Николя пустил дальше запись в номере отеля и снова поставил на паузу, когда левая рука Эмилии Робен оторвалась от кровати, чтобы надеть латексную перчатку.

– Мы с Люси не обратили внимания, когда в тот раз смотрели эти кадры у Элен Лесаж, потому что нужно действительно приглядеться к руке. И хотя все не очень отчетливо, можно заметить, что левый мизинец слишком короткий. Он был частично ампутирован.

В комнате воцарилось красноречивое молчание. Шарко почти слышал, как закрутились шестеренки в головах у его лейтенантов. Он предложил Николя взять слово.

– Мало-помалу начинает проясняться сценарий всего этого бардака. Мы знаем, что Эмилия Робен уехала из пригорода Парижа, чтобы укрыться в Дижоне, в сентябре 2016-го, через два месяца после липового оплодотворения в гостинице рядом с аэропортом Шарль-де-Голль. В то время она уже беременна маленьким Лукой, и у нее уже отрезан палец. Предполагается, что она сбежала от биологического отца или, во всяком случае, от преследователей, которые могли бы повредить ребенку в ее животе. Когда я говорю «преследователей», то, полагаю, вы понимаете, куда я веду…

– Клан отрезанных фаланг, – бросил Паскаль.

– Да, к которому она наверняка принадлежала, точно так же как и Демоншо. Видео это доказывает: она тоже носит маску, и у нее тоже изуродована рука. Она, очевидно, переметнулась в другой лагерь, сбежала, спряталась. Может, ее били и пытали, как женщину в «Atrautz»? Или во время обряда посвящения она прошла через все возможные жестокости, прежде чем ей сделали ампутацию и приняли в клан, секту, клуб садистов, или как там еще они могли называться? Разумеется, она предала их, сбежав, но им удалось найти ее раньше полиции. И они отомстили.

– А Демоншо может быть биологическим отцом ребенка? – спросила Одри.

– Если учесть, с какой злобой он вспарывает ей живот в этом фильме, такая вероятность не исключена, – ответил Шарко. – Она сбегает, он ее находит благодаря шумихе в прессе вокруг Лесажей и организует это жертвоприношение. Так или иначе, мы узнаем это в течение дня, лаборатория в Бордо работает над его ДНК и над образцами маленького Луки. Может быть, эти два пальца принадлежат родителям малыша. И оба они мертвы.

Он вздохнул. В голове мелькнула картина, которая при других обстоятельствах могла бы его рассмешить. На долю секунды он увидел выросшего ребенка, поднимающего в каждой руке по банке и заявляющего присутствующим: «Познакомьтесь, вот мои родители».

– Итак, продолжаю историю по версии Николя: однажды Эмилия Робен решает сбежать, – заговорил он. – Она прячется, уверенная, что обеспечила безопасность Луки, передав его чете Лесажей, но разражается скандал с мошенничеством, связанным с суррогатным материнством. И свет притягивает тени. Демоншо находит следы Робен. У него есть преимущество перед копами: он знает и кто она, и ее саму в лицо, а потому опережает их. Был ли он в курсе, что Эмилия беременна, когда та сбежала? Или догадался, когда разразился скандал? Трудно сказать. Во всяком случае, он ее похищает, забирает вещи из квартиры, симулируя отъезд, и решает отомстить самым страшным образом.

– Сняв фильм с этим сборищем отморозков в масках, – печально вздыхает Паскаль.

– Он хочет сохранить память о своих подвигах. И переживать их снова всякий раз, когда появится желание.

– Чего они хотят?

Никто не высказался, потому что ответа ни у кого не было. Паскаль был прав: к чему стремились эти анонимы? Какое событие толкнуло Эмилию Робен на побег? Была ли она в курсе существования подземной лаборатории? Боялась ли за своего ребенка?

Ребенок… Лука… Николя высказал вслух вопрос, который пришел ему на ум:

– А малыш?

Он оглядел своих товарищей по команде, которые смотрели на него с неожиданным интересом.