Луна цвета стали

– Они извлекли оружие, – напряженным голосом произнесла Летра, – тонкие узкие лезвия были спрятаны в подошвах ботинок.

В дальнем углу зала что-то с грохотом опрокинулось и разбилось – сообщники людей Кларксона начали действовать. Головы гостей инстинктивно повернулись в сторону резкого звука, и агенты Секретной службы на долю секунды потеряли концентрацию, отвлекшись на оценку ситуации.

Я знал, что произойдет дальше, и понимал, что помочь агентам у окон уже не смогу. Единственное, что я успел предпринять, это сделать несколько шагов к одной из массивных кадок какими-то фикусами, ряд которых отделял зону с креслами для почетных гостей от остального зала, где стоя разместились остальные приглашенные.

Я вижу, как заточенная сталь самодельных клинков, зажатых в руках террористов, входит в тела охранников, вижу, как отметки стрелков на крышах наливаются злым малиновым цветом…

– Какой снайпер опаснее?

– Второе от тебя окно, – немедленно откликается Летра.

Я подхватываю с пола тяжеленную кадку и одним движением вырываю из нее несчастное растение. Мое восприятие предельно ускоряется. Импланты выбрасывают в кровь боевой коктейль, заставляя организм работать на пределе возможностей. Шторы, сорванные террористами с карнизов, медленно падают на пол, и по мере их падения зал заливает яркий солнечный свет. Освещенность резко меняется, заставляя глаза охранников адаптироваться к новым условиям, что происходит далеко не мгновенно. Никто толком не успевает среагировать на внезапные действия противника, и отдуваться за охранников приходится мне.

Выстрел снайпера! В режиме дополненной реальности прямо в воздухе передо мной повисает красная линия расчетной траектории полета пули, и заканчивается она в груди Рузвельта. Резкий рывок усиленных боевыми стимуляторами мышц, и красивая деревянная кадка, наполненная влажной землей, взвивается над головами гостей, на мгновение зависая в верхней точке своего полета. Звон стекла сливается с гулким шлепком. От кадки эффектно летят щепки, но пробить слой земли пуле сил уже не хватает.

Я не смотрю за тем, как продолжает полет покалеченное выстрелом бывшее вместилище фикуса. Есть еще второй снайпер, и сейчас… Выстрел! Новая красная линия. Я уже преодолел больше половины расстояния до сцены и успел набрать приличную скорость, невозможную для обычного человека. Но я все равно не успеваю. Передо мной встает простой выбор: он или я. Есть, правда, и компромиссный вариант.

Я слету врезаюсь в мощный стол, искусно изготовленный из какого-то красивого плотного и тяжелого дерева. Президента вместе с его коляской сносит на пол, заодно выбивая его из зоны поражения, зато в эту зону влетает моет тело, нанизываясь на виртуальную красную нить. Резкий доворот корпуса. Хруст позвонков и дикая боль в мышцах. Кажется, это уже не я. При непосредственной угрозе жизни импланты берут на себя прямое управление организмом, выжимая из него все возможное и невозможное. Моя голова и сердце покидают опасную зону, но пуля снайпера все равно находит свою цель. Удар! Боли я пока не ощущаю, хотя левое плечо пробито навылет. Пуля проходит сквозь кожу и мышцы и завершает свой путь в животе агента Секретной службы, стоявшего за спиной президента и так и не успевшего ничего предпринять.

Не обращая внимания на не слушающуюся левую руку, я резким движением заваливаю набок тяжелый стол с таким расчетом, чтобы мы с президентом оказались под прикрытием массивной тумбы. Вовремя! В столешницу с противным хрустом впивается пуля. Через секунду следует еще один удар, но стол пока держится.

Рузвельт дисциплинированно лежит на полу, хотя его лицо искажает гримаса боли – нехило я, видимо, приложил главу Соединенных Штатов, но, судя по короткому кивку, он прекрасно понимает, ради чего ему приходится терпеть столь невежливое обращение.

На улице вспыхивает перестрелка. Вот он, резервный план мистера Кларксона. Потеряв из виду основную цель, снайперы переходят к запасному варианту – открывают огонь по агентам Секретной службы и полицейским. Одновременно бросаются в атаку террористы, до последнего прикидывавшиеся простыми обывателями. Эффект внезапности на стороне противника. Под окнами грохочет взрыв, вынося из рам остатки стекол. Как видно, люди Кларксона захватили с собой не только стрелковое оружие. В зале крики и паника. Охрана действует хаотически, и, если так пойдет дальше, нападающие через пару минут ворвутся в зал.

Грохот выстрелов звучит уже на первом этаже. От нашего зала противника отделяют два лестничных пролета. Агенты Секретной службы постепенно приходят в себя и пытаются сдержать рвущихся наверх людей Кларксона, но их осталось слишком мало, а террористы почти не понесли потерь. А ведь они есть и в зале…

Я оборачиваюсь. За моей спиной в позе эмбриона лежит агент Секретной службы, поймавший пулю в живот. Забираю его револьвер. К нам из зала бросаются сразу два уцелевших сотрудника охраны. Один из них тут же падает, получив пулю в голову от снайпера, но второму удается скрыться за поваленной мебелью. Мне в лицо смотрит подрагивающий ствол револьвера. Все верно – я чужак и нахожусь с оружием в руках рядом с объектом охраны.

– Отставить, – хрипит Рузвельт, но в его голосе лязгает такой металл, что агент мгновенно убирает от меня оружие.

Пуля выбивает щепу из края прикрывающей нас деревянной тумбы. Это не снайпер. Кто-то из двух террористов, изначально находившихся в зале, завладел оружием убитого охранника. Я высовываю из укрытия ствол револьвера. Противник закрыт беспорядочно мечущимися по залу людьми, зато я неплохо вижу его сообщника, подкрадывающегося к сцене с другой стороны. Выстрел! Минус один. Второй террорист начинает нервничать и в наш стол впиваются еще две пули. Выстрел! Еще одной проблемой меньше, но стрельба уже идет у самых дверей зала. Падает один из тех агентов, занявших позицию у входа. Их коллега, пару секунд назад угрожавший мне револьвером, тоже открывает огонь куда-то в дверной проем.

В зал влетает граната и, быстро вращаясь, катится среди лежащих на полу людей.

– Две секунды, – звучит в голове голос Летры.

Выстрел! Граната отскакивает, словно наткнувшись на невидимую стену и летит в обратном направлении, но на пути натыкается на лежащее на полу тело и подпрыгивает сантиметров на тридцать над полом. Выстрел! Ребристый шарик влетает обратно в дверной проем. Взрыв! Осколки веером расходятся по лестничному пролету, выкашивая прижавшихся к стенам террористов.

Удар! Чудовищная сила вырывает и из моей руки револьвер, едва не ломая пальцы, однако, похоже, это последний успех вражеского снайпера. Он прекращает огонь и покидает позицию. Ловить террористам больше нечего. Президент в надежном укрытии, а группа прорыва утратила боеспособность после взрыва гранаты.

– Они отходят. Преследование не рекомендую – твой организм сейчас не в том состоянии, – в голосе Летры звучит беспокойство.

Стрельба быстро стихает. Через минуту зал наполняется полицейскими, и уцелевшими агентами Секретной службы.

Президента аккуратно поднимают с пола и усаживают в кресло.

– Я в порядке, – отвечает Рузвельт на чей-то вопрос, но его голос доносится до меня глухо, будто сквозь слой ваты. – Окажите помощь раненым.

Я пытаюсь подняться, и мне это даже почти удается, но почему-то ноги неожиданно подгибаются, и я вновь падаю на пол, последним усилием успевая скорректировать свой полет, чтобы не встретиться головой с острым углом заваленного набок стола.





* * *


Дверь открылась, и в палату вошел мой лечащий врач. Я пришел в себя уже здесь, в военном госпитале. Просторная одноместная палата, прекрасно оборудованная по последнему слову местной медицинской техники.

После рывка на пределе сил и последовавшего прямо за ним серьезного ранения мой накачанный боевым коктейлем организм смог продержаться до конца боя, но потом немедленно отрубился, впав в режим самовосстановления, и находился в полной отключке почти сутки.

Сюда меня доставили три дня назад, и сейчас я чувствовал себя уже более-менее сносно, приведя местный медперсонал в состояние легкой паники скоростью заживления раны.

– Как вы себя чувствуете, мистер Нагулин? – голос врача звучал как-то необычно.

– Благодарю, гораздо лучше, – честно ответил я и улыбнулся доктору.

В этот раз осмотр не занял много времени. Медик явно нервничал и, похоже, торопился.

– Ну что ж, – неестественно бодрым голосом произнес он, закончив процедуру, – я думаю, ваше состояние уже вполне позволяет….

Дверь открылась и в палату заглянул человек, с которым я познакомился несколько дней назад, когда он чуть не выстрелил в меня из своего револьвера.


– Доктор, каково ваше решение? – требовательно произнес агент Секретной службы.

– Мистер Нагулин, – врач вновь повернулся ко мне, – ваш организм уже достаточно восстановился для того, чтобы разрешить вам встречи с посетителями.

– Спасибо, доктор, – кивнул врачу агент и, войдя в палату, выжидающе посмотрел на медика.

– Да, конечно, – кивнул тот и быстро вышел из палаты.

– Мистер Нагулин, вас хочет видеть президент Соединенных Штатов, однако если вы сейчас не готовы…

– Я готов, – мягко прервал я агента, – Думаю, я уже в состоянии перенести дорогу.

– Никуда ехать не нужно, – на лице агента появился едва заметный намек на улыбку. – Господин президент сам прибыл в госпиталь, чтобы навестить вас.





* * *


Мы беседовали около двадцати минут. Никакой политики, никаких вопросов в стиле «как вы смогли?» и «откуда вы узнали?». Мой собеседник отлично понимал, что можно, а что нельзя спрашивать у русского генерала, и ни разу не вынудил меня говорить неправду.

– Вы рисковали своей жизнью, спасая мою, – негромко произнес Рузвельт. – Я такие вещи никогда не забываю.

– Это только начало, мистер президент, – я внимательно посмотрел в глаза главе Соединенных Штатов, – Я хочу, чтобы наши страны стали союзниками, и на многое готов ради достижения этой цели. Мистер Рузвельт, я могу обратиться к вам с личной просьбой?

– Было бы странно, если бы я ответил отказом после того, что вы для меня сделали, – усмехнулся президент.

– Мы можем поговорить наедине? Думаю, мои скромные знания английского позволят нам понять друг друга и без перевода.

Рузвельт с интересом посмотрел на меня и кивнул агенту Секретной службы, после чего майор Сивко и охранник главы государства молча покинули палату.

– Просьба будет необычной, – предупредил я президента с легкой улыбкой, – Насколько я знаю, недуг, приковавший вас к инвалидному креслу, начался с перенесенного двадцать лет назад полиомиелита. Я не ошибаюсь?

– Все верно, – в глазах президента я увидел настороженность и непонимание.

– У вас повреждены нервные клетки спинного мозга и практически полностью блокирована передача нервных импульсов в нижней части тела. Секунду терпения, мистер президент, – остановил я вопрос, готовый сорваться с губ Рузвельта. – Моя просьба проста, но может прозвучать неожиданно. Я хотел бы получить ваше согласие на проведение с вами серии медицинских манипуляций, в результате которых состояние вашего здоровья кардинально улучшится. Полного излечения я гарантировать не могу, но то, что вы вновь будете ходить, я обещаю твердо.

– Вы врач? – голос Рузвельта дрогнул.

– Нет.

– Но тогда как…

– Это действительно имеет для вас значение, мистер президент?

Взгляд Рузвельта слегка расфокусировался. Он смотрел на меня, но, похоже, перед его глазами в этот момент вставали совершенно иные картины. Он видел себя бегущим по пляжу и с разбегу бросающимся в воду, плывущим вслед за медленно скользящей по воде яхтой, прогуливающимся по тенистой набережной, просто поднимающимся по лестнице… Президент размышлял больше минуты, после чего с видимым трудом вновь сосредоточился на нашей беседе.

– Когда вы хотите приступить, мистер Нагулин?

– Прямо сейчас.

Я легко встал с кровати, вызвав удивленный взгляд президента и обошел его кресло.

– Мне потребуется приложить ладони к вашему позвоночнику. Пиджак снимать не обязательно. Это будет напоминать физиотерапию, но, если вы хотите более точной формулировки, то для себя я называю эту процедуру нейромобилизацией.

– Можете начинать, мистер Нагулин, я готов, – кивнул Рузвельт.

– Летра, бери контроль над имплантами, – отдал я беззвучную команду искусственному интеллекту и почти сразу почувствовал в ладонях легкое покалывание и знакомое ощущение серии слабых электрических разрядов.





Глава 12




Герман Геринг обвел взглядом просторный зал. При строительстве нового здания Рейхсканцелярии на Вильгельмштрассе он был задуман, как место для заседаний кабинета министров, но никогда не использовавшийся по прямому назначению. Темные деревянные панели потолка и стен, пол из красно-серого камня, большие окна, выходящие в сад, длинный стол, за которым свободно могли разместиться двадцать пять человек… Сейчас зал был почти пуст. У застеленного картами стола стояли генерал-полковник Роммель, фельдмаршал Браухич и начальник Генштаба сухопутных войск генерал Гальдер. Чуть в стороне расположились главнокомандующий германским флотом гросс-адмирал Редер и командующий подводными силами Рейха адмирал Дёниц, бывшие на подобных совещаниях нечастыми гостями.

– Вы рассказываете мне о стабилизации ситуации на фронте, – раздраженно произнес Геринг, глядя на Браухича и Гальдера, – но я не вижу никакой стабилизации. В мае нас выдавили из Крыма, в начале июня русские армии подошли вплотную к Смоленску и Харькову. Их ближайшая стратегическая цель совершенно очевидна. Они стремятся выйти к Днепру на всем его протяжении, а мы только отходим, теряя добытые большой кровью территории. Более-менее держится только группа армий «Север». И все это несмотря на то, что наша промышленность практически удвоила выпуск танков и самолетов. Сейчас лето, а в это время вермахт традиционно силен. Мы должны гнать русских на восток, а вместо этого пятимся к бывшим границам СССР.