Магическая экспедиция

Камнепад продолжался, заставляя вздрагивать каждый раз, когда падал очередной фрагмент потолка или стены.

— Отпустите меня! — потребовала, упершись ладонями в его грудь и пытаясь хоть как отодвинуться.

Гаррат, скривившись еще сильнее, вскинул руку, и камнепад прекратился, а башня перестала дрожать. Затем дракон поднялся, продолжая держать меня, прошел к кровати, частично сломанной камнями, усадил меня на уцелевший край. Развернулся, сложил руки на груди и очень тихо сказал:

— Десять минут на то, чтобы восстановить башню и привести все в порядок. Время пошло.

Он действительно тихо это сказал, и я даже не особо поняла, кому это было сказано, но минула едва ли секунда, и вдруг все начало восстанавливаться. Причем призраками. Я просто не сразу это поняла, потому что двигались они очень быстро. И цементный раствор быстро замешивали, и деревянные балки забивали, и вообще резку дерева производили. Только едва уловимые тени метались повсюду.

И не успело истечь оговоренное время, как все вокруг засияло, они отполировали даже каменные стены до блеска, вымыли окна, поставили новые столы и стулья, кровать заменили — причем меня приподняли и усадили уже на готовую. И теперь башня сверкала новым отполированным деревом, из которого были балки под потолком, двери, стол и стулья, два кресла, кровать и диван у окна, блестела натертым до блеска камнем, переливалась огоньками расставленных повсюду свеч. Даже кастрюлю, покореженную упавшим на нее камнем, отремонтировали. И вот после этого призраки снова сбежали всем скопом, только уже осторожнее, чтобы не повредить ничего.

А Владыка Долины драконов повернулся ко мне, улыбнулся как ни в чем не бывало и предложил:

— Поужинаешь со мной?

Ничего не отвечая, я встала, одернула платье и пошла к двери, захватив по дороге кастрюлю.

— Милада! — раздалось вслед, едва я открыла двери.

Я постояла, держась за дверную ручку, потом повернулась к дракону, который сейчас совершенно свой облик не скрывал ничем, и сказала:

— То, что вы пытались сделать, — подло.

И уже в коридоре услышала:

— Что же такого подлого в том, что я пытался поцеловать понравившуюся мне девушку?

Ощутив, как следом за мной в коридор вышел Голод, не поднимая взгляда от пола, потому что были опасения вновь попасть в омут глаз Гаррата, просто сказала:

— Полагаю, вы и сами знаете ответ. А если нет — спросите у своей совести. Если она у вас есть.

И на этом я захлопнула дверь.

Невидимый пес молча забрал у меня тяжеленную кастрюлю, и мы пошли по сверкающему чистотой и отделкой коридору Башни Привидений.

В душе было такое неприятное тяжелое чувство, словно меня предали. Нет, я за свою жизнь уже давно поняла, что справедливости не было, нет и не будет, но я пыталась спасти его жизнь, а он… Мерцание звезд, затягивающий омут черного ночного неба, странные ощущения — сложно было бы не понять, что на меня оказали воздействие. И это после всего, что я… Было безумно обидно, просто обидно. До слез практически.

Но я не плакала, я давно приучила себя не плакать.





* * *


Спустившись вниз, застала жаркое обсуждение произошедшего работниками кухни.

— Говорю же — кольцо профессор Нарски взяла, евойное! — вещала госпожа Ежевичкова, заведующая штатом убиральщиц и дворников. — То самое! — добавила со значением.

И тут все замолчали, потому как я в кухню зашла. И все человек двадцать разом на меня посмотрели, через одного махнули рукой, мол, это всего лишь Миладка, и вернулись к живейшему диалогу.

— А колечко непростое, — продолжила госпожа Ежевичкова, — злое колечко, помяните мое слово. И тот, кто уволок его, скоро себя и выдаст!

Я, взявшая кастрюлю у Голода и потащившая ее мыть, остановилась и потрясенно переспросила:

— В смысле, уволок?!

Все снова повернулись ко мне, и госпожа Иванна, как самая добрая, терпеливо пояснила:

— Исчезло кольцо. Когда Хорднера драконы поймали, раскромсав всю его армию, кольца на нем уже не было. И не помнит профессор, куда дел его.

— Но оно и понятно — года-то берут свое, а ему, почитай, вторая сотня уже, — весомо вставила госпожа Ежевичкова.

— Но драконы не брали, нет, — так, словно вообще там присутствовал, заявил господин Ноштру. — Эти чужого никогда не тронут, да и смысла им нет.

— Да не могли они взять! — словно господин Ноштру только что заявил обратное, вступился господин Истон, истопник университетский. — Не могли! Там была профессор Нарски, она это кольцо у ректора взяла, она же и хотела возвернуть взад, значица, а его не было!

И они продолжили спорить, а я с кастрюлей в руках устало опустилась на ближайшую табуретку, с некоторым чувством надвигающейся беды осознавая ситуацию. А осознавать было что. Во-первых, у магистра Аттинура откуда-то был древний, одушевленный и способный влиять на поведение артефакт, созданный на основе мощнейшего из природных элементов — камня Правды. Во-вторых, в самой, казалось, безопасной из лабораторий университета почему-то хранилось пугающе много пыльцы мишника. И сейчас, по здравому размышлению, я понимаю, что сложили все мешочки, а их там было за сотню, недавно. А ведь пыльца вещь такая, что хранить ее полагается в изолированной от среды стеклянной банке, в консервационных условиях… А тут что получается, где-то в университете, и это явно не в кладовой, хранилось банок по минимуму пять пыльцы мишника?! Ведь именно хранилось, зима на дворе, а собирать пыльцу только во второй половине лета можно. Да и сколько ее соберешь, пыльцы этой, помнится, мы студенты, на практике, едва ли мешочек всей группой наскребали… Но ладно это-то, может, запасы десятилетий вскрыли, вопрос лишь в том — зачем их вскрыли?! Как снотворное мишник не самый лучший вариант, а вот как яд для драконов…

Я оглядела кухню, увидела, что больше половины банки с волчьей ягодой еще осталось, и подумала, что заберу ее себе. На всякий случай. Просто на всякий случай… Потому что меня очень насторожили стоящие наготове мешочки с пыльцой мишника… Нет, я продолжала искренне верить, что магистр Аттинур слишком умен для того, чтобы попытаться навредить драконам, но он ведь не один в университете. И я даже не уверена, что ректор знал о залежах мишника. Знал бы — уничтожил. Потому что драконы за своих мстят без жалости и до последнего, и все прекрасно понимали, что находящаяся сейчас на территории УМа делегация, откровенно говоря, невероятная милость со стороны крылатого народа.

— Миладушка, — обратила на меня внимание госпожа Иванна, — что-то ты бледная. Давай, девочка, ужинать и спать!


Я глянула на часы — до ужина еще добрых сорок минут было, но самую добрую женщину университета это мало волновало. В считаные минуты у меня отобрали кастрюлю, саму меня усадили возле перегородки за столик, после всучили рыбную похлебку, салат и ореховое пюре на меду. Последнее вообще-то готовилось редко и только для магистров, когда те выкладывались магически так, что едва на ногах стояли. Но на мой удивленный взгляд госпожа Иванна только и сказала:

— Кушай, сиротинушка ты моя.

И я все съела, без удовольствия, но с понятием, что есть нужно. Действительно нужно. Потом кормила Голода, сидя все там же, у перегородки, отделяющей кухню от университетской столовой, и слушая досужие разговоры. Из них выходило, что магистры, не справляясь с нашествием оживших монстрообразных растений, призвали выпускной курс и массово выпили их. Точнее, не то чтобы выпили, не вампиры же, просто поглотили их ресурс, чтобы иметь возможность продолжать битву с зелеными порождениями магистра Хорднира, но приятного в этом все равно было мало. Растения в итоге сожгли и порубили на куски подоспевшие драконы, магистры искренне поблагодарили их за это, а лежавших без сил после потери магических сил старшекурсников разнесла по их комнатам подоспевшая прислуга. И выпускники теперь недели две в лежку лежать будут, потом еще неделю ходить пошатываясь, через месяц только в себя придут полностью… и то лишь сильнейшие.

От грустных мыслей оторвал раздавшийся вдруг на кухне голос профессора Нарски:

— Радович у вас тут?

Я застыла.

— Да, вон пса вашего кормит, — откликнулась госпожа Иванна.

У меня лично желания откликаться совершенно не было.

Магистр Нарски подошла, постояла у меня над душой, пока я докармливала Голода, а едва пес забрал у меня с ладони последний кусок мяса, приказала:

— Мой руки, и за мной.

Ослушаться я бы в любом случае не посмела.





* * *


За магистром Мстиславой Нарски я следовала без энтузиазма. И он не появился, едва стало ясно, что мы направляемся на второй полигон. Могла бы — застонала в голос. Но я послушно шла следом.

Профессор на этот раз, вместо того чтобы идти сразу на полигон, свернула к раздевалкам. Безошибочно нашла мой ящик с формой, хмыкнула и перечислила, считывая заклинания:

— Замарайка, душилка, прыщавка, о, а это уже оригинальнее — суицидник. Мм-м, Айван Горски ставил сам, лично, часа два назад.

Пасс рукой — и заклинания разлетелись. Первые по шкафчикам, видимо, наложивших их, последнее улетело в сторону мужской раздевалки, трансформировавшись налету из черного пятна в ярко-зеленое.

— Что это? — не удержавшись, спросила я.

— О, замечательная штука, — мечтательно прикрыв глаза, протянула профессор, — «Тоска Зеленая». Мы по молодости очень это заклинание любили. Переодевайся, Радович.

И она повернулась спиной, видимо, не желая меня смущать.

Переодеваться не хотелось, но выбора особо не было. Я натянула штаны, потом сняла мантию и платье, поверх белья надела тонкую черную льняную рубаху и уже было потянулась за курткой, но тут профессор сказала:

— Нет, этого достаточно. Идем.

Идти полагалось на полигон. Второй полигон. А второй полигон — он на улице же! На морозе!

— Радович, за мной! — приказала магистр.

У меня появилось ощущение, что я иду на казнь, причем перед смертью еще и замерзну насмерть. А еще я мрачно глядела в спину профессору, потому что Нарски, в отличие от меня, была в теплом свитере, и поверх него мантия тоже теплая, а я…

Но когда мы вышли на мороз, Мстислава рывком стянула с себя мантию, отшвырнула ее на снег, единственной белой кучей лежавший у входа, следом по-мужски сняла свитер, швырнула его туда же и, игнорируя мороз, метель и сбивающий с ног ветер, пошла к середине полигона. Мне ничего не оставалось, как, сжавшись и обняв себя руками, идти следом. Правда, не скажу, что шла я ровно, как профессор, мне приходилось двигаться несколько зигзагообразно, потому что меня постоянно сносил ветер. И мне очень хотелось уйти отсюда, ровно до слов магистра, перекрывших завывание ветра:

— Сегодня мы выучим технику защиты от насильственного поглощения магических сил.

Все. Для меня ветер мгновенно стал слабее, холод… нет, холодно, конечно, было, но это отошло на второй план. Все отошло на второй план. И я поспешила к профессору, чтобы, встав напротив нее, начать занятие. Но вместо приказания занять нужную позицию услышала:

— Сегодня ты спасла как минимум две жизни, Радович. Мою и Вачовски.

Она на миг умолкла, и стон завывающей метели прозвучал окончательно жутко в тиши ее молчания. А затем, устало глядя на меня, Нарски продолжила:

— Я понимаю, что менее всего ты нуждаешься в благодарственных грамотах и прочей ерунде, поэтому благодарность буду выражать, как умею.

Судя по тону магистра, с благодарностью у нее дело обстояло хуже некуда.

Но это не помешало ей продолжить:

— Курс защитной магии ректор Аттинур позволил мне вести лишь при одном условии — я не должна была даже в теории касаться техники насильственного поглощения магии более сильным магом у более слабого. Сегодня я поняла почему. Это отвратительно, жестоко, подло и бесчестно!

Вот тут я была с ней полностью согласна, поглощение магии и правда выглядело именно так, как описала магистр — отвратительно, жестоко, подло и бесчестно. Я такое видела лишь однажды, когда на практике на нас напал жварг и магистру Дамору не пришло ничего лучшего на ум, как позаимствовать силы у студента, оставив артефакты-накопители на всякий случай про запас. Он не предупредил никого из нас о своем решении, просто вдруг Семен выгнулся дугой, раскинув руки, и его, вздернутого в воздух так, что только кончики пальцев ног касались земли, поволокло к магистру. Дамор, совершенно не обращая внимания на отчаянное мычание парня, магией же распахнул его ворот и двумя пальцами, указательным и средним, прикоснулся к основанию шеи студента. Прозвучало неизвестное нам «Элвеннир!», и все мы с ужасом увидели, как, засверкав в месте прикосновения, в тело магистра Дамора потекла магия, яркая, огненно-зелеными всполохами, жадно впитываемая телом профессора. А затем Семен мешком повалился наземь, а заметно помолодевший магистр Дамор, не особо напрягаясь, уничтожил жварга призванной молнией. Легко, раз, и все… после чего приказал нам возвращаться обратно в лагерь, и Семена с собой прихватить, а сам, разминая шею и плечи, отправился, как он сказал, погулять по окрестностям. И он пошел, не уставшей нетвердой походкой старика, а молодцевато-уверенно, свободно, словно был теперь полон сил. Он и был их полон. Уже много позже, когда начались разбирательства, выяснилось, что это у выпускников магистры могут забрать только магию, и это разрешено в экстренных случаях, а вот у студентов первых курсов, не способных защититься, профессора помимо магии забирали все — силу, энергию, здоровье, молодость… Все! Через несколько дней заметно постаревший, недавно самый одаренный парень нашей группы умер в больничном крыле университета. А негодующий и все пытающийся оправдаться «необходимостью спасти подопечных студентов» магистр Дамор был с позором изгнан из УМа и исключен из всех магических коллегий Любережи. По университету ходили слухи, что это ранее, во времена ректорства магистра Воронира, подобное сходило профессорам с рук, а вот магистр Аттинур фактического убийства не спустил. Он лично проводил расследование, он сам опросил всех местных жителей деревеньки близ нашего практикантского лагеря и узнал, что один из охотников в самом начале практики рассказал Дамору о том, что возле болота завелся жварг, сожравший уже не одного рыбака. Так что всем в итоге стало ясно, что вел нас к месту схватки с нежитью магистр намеренно и так же намеренно использовал сильнейшего студента группы. К огромному сожалению профессора Дамора, студента не стипендиата… Не того, чьи жизни, как моя, тут ни во что не ставились. За это он и поплатился.

— Радович, сконцентрируйся! — приказала профессор Нарски.