Махинация
Часть 56 из 57 Информация о книге
Можно было сказать, что это была лишь подготовка к операциям, не более, но почему-то вместо этого я протянула руку и коснулась кончиками пальцев его ладони. Он поймал мою руку, сжал, с такой дикой тоской глядя в мои глаза, словно боялся, что больше никогда не увидит, и только сейчас признался себе в этом. И это было как-то… слишком личное. — Что на Рейтане? — тихо спросила я. — Не до конца успел прочитать отчеты, — он глянул на отброшенный сейр, — а до того, знаешь, как-то времени не было, я рванул за тобой, сразу. Были опасения, что не успею. Не знал, где искать. Не знал, что они успели сделать во время полета. На какую базу определили. Гаэрские спецслужбы работают быстро, Лея. С момента моего прошлого прилета под чужим именем и после украденного изображения в Институте Мозга они перекрыли мне все каналы и связи, пришлось судорожно искать новых информаторов. Пришлось задействовать твою семью, чему они были не слишком рады, учитывая, что похоронку с известием о твоей гибели уже получили. Кстати, прости. — За то, что активировал число смерти? — догадалась я. — Да. — Саттард смотрел на меня, не отрываясь, словно впитывая взглядом каждую черту моего лица, и кажется, да, все еще не веря, что я рядом. И едва ли ему хотелось продолжать начатый разговор, но он пересилил себя: — Они похоронили тебя со всеми почестями рядом с отцом. Опустила взгляд, неожиданно осознав, как больно это слышать. — Это как-то очень странно, да? — прямо спросил сахир. — Это было больно для мамы, — тихо ответила я. А затем, набравшись сил и стараясь говорить без эмоций, объяснила: — Мы с Ятори. Это была развитая планета, очень развитая в техническом смысле, но с жесткими клановыми, регламентирующими все аспекты жизни граждан традициями. На Ятори вплоть до ее уничтожения существовала кровная месть, убийства чести, когда дочерей, «опозоривших» семью, имели право убить отец или братья, без суда и следствия, с законами, которые могли игнорироваться, если вступали в конфликт с клановыми традициями. Все это неизбежно привело к… конфликту. Кровная месть привела к тому, что роды вырезались подчистую, убивались все, включая женщин и детей… Вмешательство Гаэры было спасением для моей семьи. Нас буквально вытащили из мясорубки. Я мало что помню, мне было года четыре, но эта страшная ночь, горящие дома, крики моих родных, клановый клич нападающих, запах крови везде… Нас вытащили. Практически всю семью. И для отца это стало… Он преданно служил Гаэре до самой смерти. И того же требовал от своих детей. У нас довольно… жестокая культура, Саттард. Если на Гаэре ребенка воспитывают, исходя из его возможностей, желаний и стремлений, то в моей семье сын или дочь являются достойными, только если оправдывают ожидания родителей. И для отца стало ударом, когда ни один из моих братьев не получил статуса кадета S-класса. Никто. И он, который хотел отблагодарить страну, ставшую его второй родиной, был очень сильно этим… разочарован. А потом когда я, младший ребенок, девочка, на которую не возлагали никаких надежд, получила сначала статус «высокая вероятность», а затем на втором курсе прошла экзаменовку и приобрела звание кадета S-класса, для отца это было… это было очень значимо. Для него это было значимо настолько, что даже собственную смерть он посчитал недостаточным поводом для того, чтобы отрывать меня от учебы… Говорить об этом было тяжело, но я все же продолжила: — Мне сообщили о его смерти только после того, как прошли похороны. Я хотела съездить хотя бы на его могилу, но мама и братья сказали, что не желают меня видеть. Теперь я понимаю почему. — И почему? — Саттард явно не понял. Подняв на него полный слез взгляд, пояснила: — Мы с Ятори, у нас погребения в родовом храме достойны только… достойные. Ты говоришь, что меня похоронили со всеми почестями рядом с отцом… В нашем родовом храме было только два места, я как-то не задумывалась об этом раньше, а теперь поняла: отец не счел достойными остальных своих детей и даже маму… Я теперь понимаю и их боль, и их желание вычеркнуть меня из своей жизни. Тень помолчал, затем задумчиво произнес: — Это как-то… вконец странно. — Это наша культура, — ничуть не одобряя эту самую культуру, пояснила я. — На Гаэре плохая оценка или увольнение с работы всего лишь неудача, на Ятори — позор семьи. Насколько я понимаю, когда живешь там, в среде, где подобное является нормой, это воспринимается иначе, но на Гаэре… ни мои братья, ни мать не одобряли такого фанатичного желания отца следовать древним традициям. — Не одобряли, но следовали, — заметил Саттард. — Трудно отказать герою Гаэры, отцу семьи и великому воину быть захороненным так, как он желал. И у нас не принято осуждать мертвых. — Поэтому все осуждение досталось тебе, не так ли? Я не стала отвечать на этот вопрос. Сказала лишь одно: — Единственное, о чем отец просил меня, единственное, что завещал после своей смерти, — служить Гаэре. Я заметила, как Саттард сжал челюсти. Сжал до такой степени, что на скулах заходили желваки, но злость если и была, то оказалась направлена не на меня. — Так, — проговорил он в итоге, — я уважаю посмертное желание твоего отца и понимаю, как важно оправдать его ожидания для тебя, значит, будешь служить Гаэре, если для тебя это настолько важно, только… Мы все же подберем иной способ служения, без операций, превращения тебя в киборга и прочих ломающих жизнь штуковин. А покойному генералу Картнеру вполне хватит траурного флага Гаэры на могилке рядом с ним. Вот тут я непонимающе моргнула и спросила: — Что? Саттард пожал плечами и ответил: — Ты знаешь, там, у вас в доме, на почетной стене в гостиной были твои награды, одноразовые сейры, благодарственные письма, фотографии с выпускных, медали и прочее, и, в общем… ты же помнишь, чему на Рейтане учат с детства? — Чему? — ничего не поняла я. — Бьют — беги, понравилось — бери. — И мне широко улыбнулись. — В смысле? — Я даже приподнялась. — Тебе в туалет не нужно? — мгновенно ушел от темы сахир. И едва я посмотрела на него с еще большим непониманием, указал на капельницу и пояснил: — Это вторая, а три литра жидкости я в тебя уже влил. Сама дойдешь или отнести? И он, потянувшись, отключил меня от капельницы. Сама я почти встала, да, потом еще пару секунд шаталась, после все же сбегала, куда нужно было. По возвращении меня с улыбкой садиста-эскулапа ожидал Арнар, и едва я легла, вновь подключив к системе, пододвинул, улегся рядом со мной, обнял и… И тут я все же спросила: — И что ты забрал в моем доме? — Все свое, — нагло улыбнулся он. — Там твоего ничего не было! — возмутилась я. — Это как посмотреть, — не согласился он. И, пресекая дальнейшие разборки, неожиданно серьезно спросил: — Лея, что конкретно я могу предложить Гаэре вместо тебя? Судорожно выдохнув, я перелегла на его плечо, чуть не застонав от счастья, едва он меня обнял, и подумала, что иногда наше тело лучше знает, что нам нужно, нежели сознание. В объятиях Арнара мне было хорошо. Просто хорошо. Лучше, чем где бы то ни было. Почти как дома в детстве, когда мама еще обнимала меня, только… лучше. — Не знаю, — ответила, осознав, что пауза подзатянулась. — Давай думать. — Он прикоснулся губами к моим волосам. — Я тебя не отдам, это факт, с которым им придется смириться. Я тебя, в принципе, никому не отдам, но, учитывая, как много сделала для тебя и твоей семьи эта страна, едва ли ты сможешь жить спокойно, чувствуя себя предателем родины. Я даже кивать не стала, просто не хотелось об этом думать. Знала, что придется, но сейчас не хотелось. — Как много жизней спас Полиглот? — вдруг спросил Саттард. Вздохнув, я не совсем уверенно ответила: — Десятки тысяч, не меньше. Тень поправил трубочку капельницы, чтобы не загнулась, обнял меня уже двумя руками, помолчал, затем спросил: — Что, если я сдам Гаэре принцип психологического программирования танаргцев? Не поверив в первый миг, я приподнялась, глядя в его серьезные глаза, и потрясенно спросила: — А есть… возможность? — Есть, — спокойно ответил Саттард. Я судорожно вздохнула. — Мне важно знать: да или нет, Лея, — продолжил он, все так же серьезно глядя на меня. — Это главный козырь, который я могу выложить в переговорах. Учитывая твой статус и твою важность для Гаэры, я не уверен, что сработают два других. И я поняла, что он советуется. Со мной. И не потому, что это важно для него, а потому, что это важно для меня, исключительно для меня. — Ты пойми, — Саттард резко выдохнул, — Гаэра — это огромная система, можно сказать, машина, и ты в ней винтик. Как бы ты ни была уникальна, значима и ценна, тебе найдут замену в любом случае. В личных отношениях все не так, малыш. Половину сердца другой половинкой не заменишь никак, понимаешь? Я поднялась и села, скрестив ноги. Посидела, не поднимая взгляда на Саттарда, а затем тихо попросила сейр. Не говоря зачем, не объясняя, не требуя. Просто знала, что он мне доверяет, а потому даст. Дал. Взяла сверкающий невесомый экран, вбила личный, известный только мне код, но большого мужества требовало взглянуть в глаза шефа, который уже сидел в кабинете на своем рабочем месте. Полиглот не задавал вопросов, он просто внимательно смотрел на меня, позволяя высказаться первой. И это требовало огромного мужества, но я все равно собралась с силами и сказала: — Я люблю его. Лицо старого, измученного жизнью, властью и ответственностью человека мгновенно ожесточилось. На скулах заходили желваки, в глазах промелькнула сталь, но вместо отповеди или выговора Полиглот задал всего один вопрос: — И когда ты поняла это, Картнер?! В настолько личных вещах признаваться было сложно, и все же я ответила: — Когда возвращалась на Гаэру. Когда осознала, что все время думаю о нем. Когда поняла, что без него трудно даже дышать. Полиглот отвернулся. Несколько секунд смотрел в окно, в столице занимался рассвет, затем тяжело вздохнул, вновь посмотрел на меня и произнес: — Очень тяжело тебя отпускать, Лея. Своих родных дочерей я потерял, а ты все эти годы была моим светом. И как твой начальник, я бы сказал «нет» и дожимал правительство до последнего, требуя твоего возвращения, но как человек, давно подсознательно считающий себя твоим отцом… Будь счастлива, доченька. Ты сильная, ты выживешь там, где… где не смогли выжить мои девочки, но если что-то пойдет не так, всегда помни — Гаэра не бросает своих детей. Нигде и никогда. Береги себя. И передай… этому, что на переговорах один голос он уже получил. И Полиглот отключился, пытаясь, видимо, избавить себя от вида своего почти рыдающего сотрудника, потому что у меня в глазах застыли слезы. Но эмоции отпустили мгновенно, едва я передала сейр Саттарду и увидела его мрачное выражение лица и злой, направленный на меня взгляд. — Что? — спросила испуганно. — Да даже не знаю, — раздраженно ответил он. — Но видишь ли, я как-то всегда искренне полагал, что первым признание в любви полагается слышать собственно объекту этих чувств, ты не находишь?