Мастер войны : Маэстро Карл. Мастер войны. Хозяйка Судьба
Часть 81 из 118 Информация о книге
* * * …Дорога из Гайды в Цейр долгая и трудная – тем более поздней осенью – но Карл проделал ее чуть больше чем за три недели. Он не жалел лошадей, и людей он тоже не щадил. А сам он, как наверняка думали гвардейцы конвойной роты, был отлит из бронзы или высечен из гранита. Они ошибались, разумеется, и, если бы не воля, державшая его, как контрфорсы обветшалую крепостную стену, Карла уже мотало бы в седле от слабости. Он спешил в Цейр и сам удивлялся этому, пока усталость и недосыпание – а спал он не более четырех часов в сутки – не изгнали из головы все мысли, кроме одной: «Боги, как я хочу спать!» Его упорное стремление в Цейр, весь этот заполошный бег по кое-где раскисшим от дождей, а где-то уже припорошенным первым снегом дорогам, были иррациональны, потому что не определялись ровным счетом никакой необходимостью. Но Карл спешил, и гонка эта каким-то образом была связана с тем, что довелось ему испытать там, у Сухой пустоши, в ночь Нового Серебра, через четыре дня после битвы у Герлицких Бродов. Справедливости ради следует отметить, что даже эта невнятная мысль была в конце концов стерта неимоверной усталостью, которая овладела Карлом в пути. Но цель была уже определена, задача поставлена, и Карл рвался в Цейр так, как будто от этого зависели его жизнь и посмертная судьба, то есть так, как никогда никуда не спешил. Однако сутки назад он сделал все-таки единственную – дневную – остановку. Он задержался на три часа в Ливо, от которого до Цейра оставался всего лишь один дневной переход. Карл мог, разумеется, миновать, не останавливаясь, и этот чудный – едва ли не игрушечный – городок, примостившийся на Беличьем холме, слева от старого тракта. Мог и, вероятно, должен был так поступить, раз уж нетерпение сердца гнало вперед, как безумца, стремящегося догнать ускользающий горизонт. Но по стечению обстоятельств именно в Ливо жили два симпатичных ему лично человека, которых Карл не видел уже очень много времени. И он решил, три часа это такая малость, которую можно себе позволить, тем более что ее легко компенсировать, украв время у сна. Да и в любом случае, он просто изнемогал уже от усталости. Проделав столь изнурительный путь так быстро, что в это невозможно было поверить, Карл нуждался в отдыхе, пусть даже и кратковременном. – У меня всего три часа, – сказал он прямо с порога, заставив онемевшие мускулы, растянуть губы в улыбке. Извещенные посланным вперед гвардейцем, Кумар и Зима уже сидели за столом в малом зале корчмы с простым и незатейливым названием «Жареное и вареное». – Но эти три часа я хочу провести с вами, друзья, ведь ко мне, в Цейр, вас не дождешься, не так ли? – Ага, – с ухмылкой ответил Яков Кумар, вставая навстречу Карлу. Он был худ и сутул, седые длинные волосы обрамляли узкое темное лицо. – А что мне делать в том Цейре? – пожал широкими плечами Верен Зима и, демонстрируя озабоченность, почесал плешивую голову. Оба они, и Яков, и Верен, были уже сильно немолоды, и оба – в свое время, разумеется – считались едва ли не лучшими живописцами Южного края. Однако времена, когда они яростно конкурировали, расписывая на заказ храмы и дворцы в разных концах империи или исполняя портреты знати в Цейре и Цуре, давно миновали. Скопив достаточно денег и обзаведясь многолюдными семействами, оба они осели в Ливо и тихо доживали свой век, окруженные преданными учениками и подмастерьями и, естественно, любовью и заботой домочадцев. – У меня всего три часа, – сказал им Карл и не обманул. Три часа. Всего только три часа. Он вошел в корчму, улыбнулся друзьям, обнял, не чинясь – да ему и в голову такое прийти не могло – и вот уже выходит, пожав им обоим, Якову и Верену, на прощание руки. Три часа… Великие боги, куда девается время? За разговором секунды не в счет, и минуты летят, стремительные, как стрелы убрских лучников, и длинный разговор – как чаша густого и терпкого войярского вина. Вот оно, вино! Плещется в чаше, и от его аромата поет сердце. И вот его уже нет, и только послевкусие свидетельствует вечности, что вино выпито. Высокое небо и все его обитатели! Почему счастье не длится столько, сколько способна вместить человеческая душа? Но сердце уже зовет в дорогу, и нетерпение, поселившееся в душе, сжигает кровь. А почему и зачем? Кто знает? Как будто бы имелась причина, потому что случилось нечто на Сухой пустоши, и в сердце Карла закрался непокой, и ворохнулось тревожно художественное чувство… «Император? Возможно…» Да, все было возможно, и, значит, Карлу следовало поспешить. «А почему, собственно, „значит”?» Карлу показалось, что он понимает, в чем тут дело, хотя тогда, в Ливо, он еще слишком мало знал, чтобы осмыслить происходящее с ним и вокруг него. В сущности, он ничего не знал, и если бы не его великолепная интуиция, ничего бы и не заметил. Но ощущение было такое – теперь Карл вспомнил его во всех подробностях – что разгадка уже маячит вдали. Надо только сделать еще одно, возможно, последнее, усилие, и… Занятый переживанием послевкусия чудной беседы «ни о чем» и мыслями об императоре, Карл пропустил шаги собственной смерти, но все-таки узнал ее, Хозяйку пределов, когда, казалось, уже поздно было что-либо менять. Его рука почти неосознанно ушла назад, и сильные пальцы охватили чужое запястье как раз тогда, когда трехгранное жало стилета проткнуло уже тонкую кожу камзола. В течение одного мгновения, длинного, как многодневное сражение, сила чужой руки и крепость его собственной решали, что случится теперь с маршалом Ругером, и случится ли с ним вообще что-нибудь еще, потому что развитие сюжета, как утверждают драматурги, предполагает наличие подходящего для этого пространства. А какое, спрашивается, пространство может быть у мертвеца? Саван да гроб, вот и все его пространство. Однако клинок дальше не пошел, остановленный Карлом в самое последнее мгновение. А еще через секунду раздался сухой хруст, и длинный стилет с витой серебряной рукояткой выпал из теперь уже беспомощной руки убийцы. Крик боли разорвал тишину, внезапно упавшую на харчевню, а потом все разом загомонили и закричали, но Карл на это даже не обратил внимания. Он смотрел в выпученные от страха и страдания глаза мелкого неприметного человечка, пришедшего, как оказалось, за его жизнью. «Кто?» – хотел было спросить Карл, но снова не успел. Тьма на мгновение застлала ему глаза, и он увидел… * * * …Ваше величество, – Карл сделал еще один шаг вперед и опустился перед императором на левое колено. – Я… – Вы герой, Карл, – с улыбкой остановил его Яр. – Вы победитель гароссцев, и сегодня мы празднуем одержанную вами победу. Встаньте, маршал, и подойдите ближе. – Вы его убьете, Карл? – тихо, почти не разжимая губ, спросила императрица, когда поднявшийся с колен Карл приблизился к трону. – Непременно, – так же тихо ответил Карл, купаясь в золотом сиянии ее глаз. – Когда-нибудь я его непременно убью, ваше величество, но не сегодня и не завтра. Обещаю вам. – Наемный убийца? – С видимым интересом спросил Евгений, который на побережье бывал и тамошние обычаи знал неплохо. Впрочем, интерес звучал лишь в его приглушенном голосе, лицо императора оставалось совершенно спокойным. Можно было только гадать, о чем думали сейчас все остальные приглашенные, наблюдая, как шепчется маршал Ругер с венценосной четой. А Дороган и вовсе уже, наверное, прощался с жизнью. Вот только чувства этого идиота Карла ничуть не интересовали, как, впрочем, и чувства всех остальных гостей императора. – Да, – подтвердил догадку Яра Карл. – Это был наемный убийца. – Наемник мог и солгать, – нехотя предположил император. – Он вам так нужен? – Карл не считал свой вопрос неделикатным. Это был простой вопрос о достаточно простых обстоятельствах, и Евгений его понял. – Мне нужны все до единого, – ответил он, и чуть заметная улыбка появилась на его губах. – Герцог Дороган тоже, просто потому, что он у меня уже есть. – Наемник не солгал, – равнодушным голосом повторил Карл. Он, естественно, императора понимал, но от своих принципов никогда не отступал даже в угоду такому великому человеку, каким был Евгений. – Ну, что ж, – усмехнулся Яр, поднимаясь с трона. – Если вы так уверены, Карл… Император встал, и в приемном зале сразу же повисла тревожная тишина. Никто не знал, чего можно ожидать от столь неожиданного жеста Евгения Яра, умевшего удивлять не только подданных и делавшего это с нескрываемым удовольствием. – Между маршалом Ругером и герцогом Дороганом, – сказал император ровным, не выражающим никаких чувств голосом, – возникло недоразумение, которое касается только их двоих. Но я, как император и верховный судья, против судебного поединка. Герцог Дороган, потрудитесь заплатить маршалу виру, и мы будем считать недоразумение исчерпанным. Я думаю, тридцать тысяч золотом будет достаточно. При упоминании суммы выкупа зал вздрогнул, но Евгений не обратил на это никакого внимания, точно так же как за мгновение до этого проигнорировал реакцию придворных на легко и непринужденно произнесенное им слово «вира». – …Тридцать тысяч золотом, – сказал он. – В течение трех дней. А теперь, дамы и кавалеры, я вынужден вас покинуть, – и коротко махнув на прощание рукой, Евгений повернулся и в сопровождении гвардейцев, сразу же оказавшихся рядом, пошел прочь. – Составите мне компанию, маршал? – спросил он через плечо, уже сделав несколько шагов в сторону дверей, находившихся прямо за троном. – Ваше величество! – поклонился Карл спине уходящего императора. – Идемте, Карл! – на этот раз Евгений даже не обозначил попытки обернуться. Он уходил, и Карлу оставалось только последовать за ним. Итак, Яр, как всегда, все решил на свой манер. Вира отменяла право Карла требовать судебного поединка, освобождая одновременно Дорогана от смертного приговора. Но, с другой стороны, только что – в присутствии многочисленных свидетелей – император обвинил герцога в покушении на убийство и объявил сумму кровавого пени, которую платили, если, конечно, вообще платили, только за особ королевской крови. Следуя за императором, который за всю дорогу так ни разу и не обернулся и даже не обозначил своего интереса к тому, идет за ним кто-нибудь или нет, Карл миновал несколько коридоров внутренней части дворца и вошел через оставленные открытыми – вероятно, именно для него – двери в уже знакомые спальные покои. При этом возникло впечатление, что, хотя император и ведет себя так, как если бы все, что он делает, являлось для него рутиной, бывает Яр в этой спальне не часто. Несколько застоявшийся, нежилой, воздух покоев как будто подтверждал такое предположение. Тем не менее, Евгений, судя по всему, предполагал лечь здесь сегодня спать. – Карл, – спросил Яр, когда двое слуг начали уже снимать с императора парадное платье. – Почему вы не пошли на Новый Город? – Западная армия невелика, ваше величество, – Карл отошел в сторону и «деликатно» изучал оттуда гобелен на противоположной стене. – К тому же мы тоже понесли у Герлицких Бродов немалые потери. Но, если и этого недостаточно, мы были слишком далеко от дома. «Дом? Империя успела стать мне домом? С чего бы вдруг?» – Продолжай мы двигаться вперед, – объяснил Карл, – наши и без того растянутые коммуникации истончились бы до полного исчезновения. – Я бы пошел вперед, – Яр не лукавил, он действительно пошел бы вперед. – Я знаю, – согласился Карл. – Вы бы пошли на Новый Город. Нерис, вероятно, тоже. – А герцог Сагер не пошел бы, – сказал Евгений, и Карлу почудилось сожаление, прозвучавшее в голосе императора. Вот только, о чем сожалел Яр, Карл не знал. – Вероятно, вы правы, ваше величество, – Карл перевел взгляд со стены на потолок, расписанный на сюжет «Рождение ойкумены». – Полагаю, маршал Гавриель к Новому Городу не пошел бы. – Какого числа произошла битва? – Слуги уже облачили императора в ночное платье, и теперь он стоял около кровати, внимательно и строго глядя на Карла. «Неужели я ему об этом не сообщил?» – Карл был удивлен. Такой забывчивости за собой он никогда не замечал, за Яром тоже. – Сражение у Герлицких Бродов, ваше величество, – пожав мысленно плечами, сказал он вслух, – произошло шестнадцатого октября. – А разве не двадцатого? – Удивленно поднял бровь император. «Да что он, смеется надо мной, что ли?» – Нет, ваше величество, – покачал головой Карл. – Именно шестнадцатого. Через три дня после этого, то есть девятнадцатого, мы разгромили их ополчение на Сухой пустоши, а двадцатого армия отдыхала, и я тоже спал. – Спали, – задумчиво повторил император и нахмурился. Его озабоченность по поводу даты сражения была Карлу совершенно непонятна. Во всяком случае, тогда. Зато теперь… «А что теперь?» – Карл, стоявший в старых императорских покоях и с печалью глядевший на успевшего с тех пор состариться и одряхлеть Дмитрия Яра, попытался вспомнить, что же такое, важное, он узнал за прошедшие пятьдесят лет. «Пятьдесят лет?» Неужели со времени того разговора прошло полстолетия? Интуиция подсказывала, что так и есть, но сердцу согласиться с этим простым фактом было совсем непросто. «Пятьдесят лет… А двадцатого октября было Серебряное полнолуние, и Евгений Яр метнул Кости Судьбы». Кости Судьбы. С этим было связано что-то еще, но вот что именно, вспомнить сейчас Карл не мог. А в ту ночь, когда в этих покоях происходил их с Яром разговор, Карл и вовсе ничего не знал ни о Костях Судьбы, ни о том, что произошло двадцатого октября. – Значит, есть люди, способные совершать невозможное, – Яр отвел взгляд, постоял еще мгновение и, повернувшись, медленно пошел к кровати. И хотя внешне он был по-прежнему крепок, художественное чувство Карла утверждало, что император смертельно болен или, во всяком случае, уже ощутил приближение старости. – Садитесь, Карл, – каким-то пустым, неживым голосом сказал император, устраиваясь в постели. Слуга взбил подушки и подоткнул их Евгению за спину, так что тот не лежал, а скорее сидел. И это тоже наводило на мысли о болезни и немощи. – Вина мне и маршалу, – откинувшись на подушки, Евгений чуть повернул голову и снова посмотрел на Карла. Выражение его глаз изменилось. Как ни странно, в них вернулись спокойствие и ирония, свойственные императору. Чувствуя под этим взглядом некоторую неловкость, как будто подсмотрел нечто, не предназначенное для чужих глаз, Карл сел в придвинутое слугой кресло и приготовился слушать. – Как создаются империи? – неожиданно спросил Яр. Он был сейчас совершенно серьезен, и заданный вопрос отнюдь не являлся риторическим. Вероятно, Евгений полагал, что сможет получить от Карла ответ, однако тому нечего было ответить. Этот вопрос его совершенно не интересовал. «Вот если бы ты спросил Мышонка…» – но император спросил именно его. – Не знаю, ваше величество, – пожал плечами Карл. – Это вы построили империю, а не я. Кому же и знать, как не вам? – Не знаете, Карл? – в голосе Евгения звучало неприкрытое сомнение. – Ну что ж… Власть, Карл, власть, страх и жадность, вот что создает империи. Вы согласны? – Я думаю, ваше величество, что понимаю, что вы имеете в виду, – спокойно ответил Карл. – Однако позволю себе заметить, все, что вы перечислили – это всего лишь силы, порождающие волну завоеваний, но может ли возникнуть империя на таком зыбком фундаменте? – И да, и нет… Слуга подал Евгению кубок, и император на мгновение замолчал, пробуя предложенное вино. – Недурно, но мы, кажется, говорили не о вине, – он усмехнулся почти так же, как делал это раньше, но все-таки не совсем так. С ним явно что-то происходило, но Карл не знал что и мог пока об этом только гадать. – Если откровенно, в начале пути тобой движет лишь жажда власти, ведь так? – Император совершенно откровенно пытался разговорить Карла. Вопрос лишь, зачем?