Метро 2035: Эмбрион. Слияние

Кат потянул дверь на себя и зашел. Дальше время шло на секунды – дело не в том, что сталкер боялся смерти, к ней он был готов. Он боялся напрасной смерти, когда весь его долгий путь станет бессмысленным.

Выдергивая замедлители, оказавшиеся довольно тяжелыми, с помощью удобно расположенной лебедки, он все так же напевал что-то. Уже про себя, чтобы не сбивать дыхание. Из шестнадцати стержней вышло десять, когда его первый раз стошнило. Густо, обильно, прямо в недра реактора, вызвав всплеск пара и мерзкую вонь.

Двенадцать. Голова кружилась, в горле стояла резь – ни сплюнуть, ни проглотить.

Явно стало жарче. Даже здесь, в аду, есть резервы. Котлы грешников раскалялись, дальше они должны начать плавиться. Четырнадцать.

Дальше – или сдохнуть, или попробовать добраться до мест прохладнее и сдохнуть там. Финал не вызывал сомнений, но можно сделать его комфортным. Пот уже высох, а кожа, насколько Кат успел заметить, покрылась густым красно-коричневым загаром, почти ожогами.

Предки-то дураки, они для этого на море ездили, на песке лежали… А ведь есть способы проще. Он стянул и бросил больше не нужные перчатки прямо на реактор, на странные шестиугольные плитки, покрывавшие все его пространство, кроме глубоких дыр, оставшихся от замедлителей. Очки пока стоило оставить, очень уж болели глаза.

Мысли путались, но остатков сознания хватило, чтобы вывалиться из реакторного отсека и на последних крупинках силы в обожженных мышцах побрести наверх, едва не падая на ступеньках. Перила за Катом окрасились пятнами крови. Его самого непрерывно тошнило, но он шел вверх.

Зачем? Да черт его знает. Умирать с высоко поднятой головой, наверное.





* * *


Коридор до лифта был пуст. Никого, ни единого порча. Ах да, рациональность же! Сбежали, неся с собой шары, чтобы… А чтобы что? Без установки они – пустое место. Быстрые, ловкие и абсолютно бессмысленные твари, не способные больше сделать никого себе подобным. Пусть бегают, их проблемы. А установка – как искренне надеялся Кат – доживала последние десятки минут.

В зале управления тоже никого. Все дружно рванули наверх, спасая себя. Бросили только Ираиду – ну да, на инвалидном кресле на поверхности и в летнее время делать нечего, а уж по морозцу – сдохнуть за час. Тем более что она и сама все оценивала верно.

Ра-ци-о-наль-но.

– Что, тварь? – прохрипел Кат. Голос его не слушался, взгляд застилало багровое облако, но он держался на ногах. Каким чудом – это уже было непонятно. – Как там реактор?

Зосс сидела молча, глядя на экран. Даже отсюда, от лифта, была видна ярко-красная надпись, пересекавшая монитор. Тотальный пиздец с бубенцами и салютом. Сталкер даже не стал напрягаться, чтобы прочитать, что конкретно сообщала своей хозяйке установка. Смысл и так ясен.

– Реакция уже неконтролируема. Не понимаю, зачем ты вернулся снизу? – спокойно спросила Ираида. – Какая разница, где умирать.

– Где – никакой, а вот как – есть. Существенная, – сложное слово скомкалось в обожженных губах, не хотело звучать, но Кат все-таки вытолкнул его изо рта.

Он шел, как могла бы идти статуя – на негнущихся ногах, замирая после каждого шага. Но все же приблизился к пульту. Теперь голова Ираиды торчала прямо перед ним. Ученая не делала попыток отъехать в сторону, она вообще не смотрела на своего врага – только на экран.

– Где же твои питомцы? – спросил Кат. Шепотом. Говорить вслух уже не получалось.

– Уходят. Я отдала им чертежи лаборатории. Реактора. Все программы для возрождения Гнезда. Рано или поздно все начнется заново, и мы победим.

– Сомневаюсь, – прошептал Кат и положил обожженные руки на шею. Со стороны казалось, что он нежно обнял ее, но это было не так. – Очень сомневаюсь, что у них что-то получится, жаба.

И свернул ей шею одним движением, не обращая внимания на боль.

На куски слазившей пластами кожи. На то, что на пол падали тяжелые капли крови, густой и страшной. Его крови, которая лилась из носа, вытекала из ушей, сочилась из пор, стараясь, казалось, покинуть его умирающее тело любым способом. Татуировки на ребре ладони Ката уже не было видно – на ее месте торчал кусок обугленного мяса.

– Есть разница, как умирать. Но ты не поймешь.





26. Последняя дорога




24 ноября 2035 года. Воронеж. Дно Воронки

Безвременье в просторах Сферы

Марко недовольно покрутил головой.

Он не доверял военным, но пришлось обратиться именно к ним, больше-то не к кому. Если быть честным, он никому не доверял – прошлое научило, да и вся жизнь после Черного Дня в настолько родной, но все равно в чем-то чужой России – тоже.

– Мы что, надолго здесь? – спросил он у Лешего. Голем тоже смотрел вопросительно, но по понятным причинам молчал.

– Если где-то нужно переждать, это – лучший вариант. К тому же ведь у тебя были какие-то предложения к начальству Базы?

Марко хмыкнул.

– Ну как – предложения… Идеи. Нам люди нужны, оружие, а взамен – места хорошие для жизни предоставим. Чистые. На поверхности, не в этих норах. Искать не надо, нами все давно разведано. Жалко, мы все-таки Ката не можем забрать, вот бы кто пригодился. А этих я не знаю, но будем считать их друзьями. Пока что.


В комнате воцарилась тишина. Часть отряда Марко сидела в соседних помещениях, остальных он не рискнул брать с собой: они вернулись за город, к охранявшим лошадей дружинникам со строгим приказом – если советник князя не вернется, уходить домой. И забыть напрочь про мертвый город. Переговоры с позиции силы здесь вести невозможно, а его невозвращение будет означать, что и разумные предложения отвергнуты.

Ну и хрен с ними, с военными, тогда. Пусть сгниют в своих бетонных ямах.

– Моя фамилия Старцев, – с порога объявил вошедший офицер. – Виктор Алексеевич, начальник Базы-2 спецназначения Вооруженных сил России.

Грузный, в возрасте, но явно не растерявший остатков физической формы. Судя по одинокой медали на груди, старой, еще довоенной, военный кадровый. Да и кому здесь стать начальником, кроме одного из таких. Бывшего костяка бывшей армии исчезнувшей страны.

– Марко.

– Меня Лешим зовут обычно… А это Голем, он немой.

Мутант кивнул.

Офицер присел за стол, внимательно посмотрел на пришедших:

– Вы из области, товарищи? Как там обстановка? Мы до сих пор толком не знаем, что происходит вокруг Воронежа. Нет личного состава для разведки, плохо с транспортом, да и в городе… Проблем хватает. Много у вас выжило после Черного Дня? И вы – тот самый Голем, хозяин мортов, да? Куда они, кстати, делись и что вообще происходило последние несколько дней?

Завязался разговор. Обстоятельный, по делу. Переговоры, где у каждой стороны были свои преимущества, но были и свои слабости. По крайней мере, не враги встретились, в этом был несомненный плюс.

Ката не упоминали, да и был ли в этом смысл? Жизнь катком проложила в мусоре и смертях последнего времени новую дорогу, по ней и стоило идти. А те, кто остался в грязи или в снегу, ну что ж, можно вспомнить за рюмкой, но не более. Их больше нет.

Но сталкер был еще жив.

Он отряхнул руки, медленно, словно от чего-то мерзкого, вытер ладони о штанины, не обращая внимания на жгучую боль в пальцах. Тело Ираиды со свернутой шеей оплыло в коляске. Сталкер оттолкнул его в сторону, инвалидное кресло отъехало и остановилось. Самому Кату был нужен доступ к пульту управления.

Неведомое чутье гнало его, заставляло на последних каплях сил перепрограммировать установку профессора. Почему-то умереть – а он, разумеется, умирал – необходимо было в приемной камере. При работающем подключении к Сфере.

Интуиция? Скорее всего, так. На точный расчет все это походило мало.

Последним усилием Кат хотел оставить свой разум, свое сознание в ноосфере Земли, воздействовать на порчей. Сбить их с этой людоедской дороги, когда люди стали их врагами. Мысли окончательно запутались, но он продолжал менять параметры настройки установки.

«Расплавление активной зоны реактора! Угроза взрыва! Немедленная эвакуация!»

Теперь он мог прочитать тревожную красную строку, но не обращал на нее внимания. Естественно, зря он, что ли, убирал замедлители из реактора? Понятное дело, рванет. Только успеть бы. Постараться успеть исправить хотя бы часть причиненного жителям города зла, сделав остатки питомцев по меньшей мере неагрессивными к людям.

О большем и мечтать не приходилось.

Его снова рвало, прямо рядом с пультом, на этот раз кровью и ошметками чего-то изнутри. Похоже, организм, терпевший почти двадцать три года все, решил отказать.

Решил так решил, терять Кату после смерти Фили было нечего. Вот этот параметр еще и кривую гамма-излучения генератора сгладить, и… Да, все готово.

Он тяжело оперся на пульт, обеими руками, оставляя кровавые пятна. Постоял, глядя то на изменяющуюся программу настройки, то на предупредительные надписи о состоянии реактора.

Пять минут? Шесть? Должно хватить.

В камеру, с трудом повиснув на ручке, закрывая дверь, он почти вполз. На четвереньках добрался до кресла, щурясь от света многочисленных шаров Теслы вокруг, заполз на сиденье и откинул голову. Дальше должна действовать автоматика, можно расслабиться – и умирать. Но не прямо сейчас, чуть позже. Когда будет уверен, что сделал все.

Шары установки вспыхнули нестерпимым белым светом, но теперь в этом сиянии был какой-то иной рисунок. Другой почерк, что ли, – Кат не мог осмыслить происходящее, ему было больно. Так больно, как никогда в жизни не было, – спазмы выгибали умирающее тело, а голову, казалось, отрезали, и теперь она жила своей посторонней жизнью. Внутри черепа выросли острые иглы, старавшиеся проткнуть его, выйти наружу и захватить сперва камеру, а потом и весь мир. Плотная пелена образов, звуков, запахов разрывала сознание, но сам сталкер был еще жив.

Пока что. Еще чуть-чуть.

Выстрелов он не слышал. Просто открыл в момент недолгого затухания света шаров глаза и столкнулся залитым багровым сиянием взглядом с бешеным лицом Шамаева. Мерещится? Или бывшего Черноцвета действительно зачем-то принесло в обреченную лабораторию?

Судя по нескольким цветкам расколотого вмятого стекла в смотровом окошке двери – все реально. Но насквозь пока не пробил, что тоже хорошо.

Вот Шамаев вновь поднял пистолет. Что-то мощное, с удлиненным стволом, способное пробить толстенное стекло. Выстрелил. Пуля просвистела мимо Ката, но теперь в стекле сквозная дыра, значит, следующая непременно попадет.

– …арь! – закричал Шамаев. Теперь его еще и слышно: голос врага перекрыл гудение генераторов, шум вентиляции и треск высокочастотных токов.

Надо же… У мужика тоже остались какие-то эмоции. Или это уже последствия вмешательства Ката в Сферу, последней, безнадежной попытки сделать порчей людьми.

Хотя бы на немного. На частицу сознания.

Оторвать их от единого разума, отколоть узкие льдинки от айсберга и заставить плыть самостоятельно.

– Ступай… с богами! – выдохнул в ответ Кат. Очень тихо. Шамаев, беснующийся за дверью и посылающий одну пулю за другой, его не слышал. Да это и не важно.

Удачный выстрел наконец-то попал в цель. Сталкер вздрогнул всем телом – ранение тяжелое, из пробитого легкого льется кровь, но это не имело больше никакого значения. Сознание Ката привычно взмыло вверх, в Сферу, но сейчас он не чувствовал себя муравьем на посылках Ираиды. Теперь он был свободен. Он мог хотя бы донести до всех, кто остался: вы имеете право делать по-своему.

Вы – люди. Хорошие, плохие, разные, но – люди.

Не игрушки в руках мозгоправов, вооруженных технологией.