Миллион в лохмотьях

– Ну, если помочь, – сконфуженно улыбнулся мастер в ответ на открытую улыбку полковника.

– Именно! Расскажите, что вы видели, какие мелочи привлекли ваше внимание.

– Оно как-то просто совпало, – пожал мастер плечами. – Сижу, работаю, вот как сейчас. Спина затекла, я и встал, отложил ботинок, потянулся… ну и машинально в окно посмотрел. Смотрел, несколько секунд, пока потягивался. Да, собственно, все и произошло очень быстро. Идет, значит, пьяный этот. Остановился, а потом то ли его качнуло, то ли ему надо было на другую сторону проезжей части перейти. Тут его машина и ударила. Откуда она взялась, я не понял, может, потому, что на мужчину глядел. Он растянулся на асфальте, я матюкнулся, а потом смотрю, нет, поднимается и руками машет на этого водителя, а тот даже не вышел из машины, объехал пьяного и дальше по улице. А этот подобрал с асфальта камень какой-то или кусок кирпича. У нас тут ведь все больше грузовые машины ездят на промзону. Часто можно то кирпич, то кусок доски найти. Он этим камнем и запустил в машину.

– Попал? – спросил Гуров.

– Представляете, – оживился мастер, – попал! Куда-то в заднюю часть, в багажник, что ли, а может, в задний бампер. А сам поднялся, заковылял снова на тротуар и ушел. Ну, я и успокоился, что все обошлось. Раз смог кинуть камень в машину и попал, значит, точно без последствий.

– Хорошо. А какая машина сбила человека?

– Вот не скажу. Легковая иномарка вроде. И цвет такой…

Через час Гуров, Молчан и Вадим Попков стояли возле машины Завьялова. Вмятина была хорошо видна на крышке багажника, в самой нижней ее части. Попков пожал плечами и, с сомнением присев возле машины, проговорил:

– Ударил он Гарунова сильно. И переломы, и кровь на машине осталась. Только он сгоряча еще половину улицы прошел. А что нам это дает? Эта вмятина сзади могла появиться здесь вообще неизвестно откуда и неизвестно когда. У меня один знакомый есть, так он по весне столько на своей машине находит всякого после того, как помоет ее…

– О знакомом мы потом поговорим, – улыбнулся Лев. – Сейчас лучше вернуться к Завьялову и убитым девушкам. ДТП, в которое попал Завьялов, по времени совпадает со временем смерти первой девушки. Завьялов не отлучался с места происшествия до приезда сотрудников ГИБДД. Кровь, обнаруженная на поврежденных частях кузова машины, принадлежит Гарунову, все обстоятельства происшествия совпадают. В результате мы имеем полное и доказанное алиби Завьялова. Что дальше. Остается еще второе убийство, которое еще не подтверждено, но…

– Лев Иванович, я не успел вам сообщить, – поспешно перебил Гурова Молчан. – Перед самым моим уходом из кабинета мне принесли результаты исследования. Вторая девушка покончила с собой. Это точно. Так что Завьялов к нашим делам отношения не имеет. Там и глубина пореза, и следы заморозки, когда она сама себе брызгала на левое запястье. Много нюансов. Так что это точно самоубийство.

– Час от часу нелегче, – задумчиво произнес Гуров. – Знаете, ребята, это тот редкий случай, когда я не особенно радуюсь тому, что это суицид, а не убийство. С суицидом, да в паре с первым телом, все закручивается так странно, что и не знаю, с какой теперь стороны подступиться ко всему этому.

– А мне кажется, все упрощается, – упорно продолжал демонстрировать свой скептицизм Попков. – Тут все, скорее всего, просто. Одну убили, а вторая покончила с собой. Или виноватой себя чувствовала, или жить не могла без той первой.

– Только твои фантазии к делу не пришьешь, – перебил оперативника Молчан. – Обстоятельства, которые привели к суициду, мы все равно должны установить. А потом, учти, что у нас очень похожие девушки умерли. Типаж один и тот же. Горчинская хоть нашлась, но и она, между прочим, меня все еще беспокоит. Может, мы в двух шагах от настоящего преступника, того самого маньяка, прошли и не поняли, не вычислили его. А он усмехается и ищет новую жертву. Нам не хватало еще снова Горчинскую потерять. Иногда, честно, думаю, чтобы охрану к ней приставить.

Договорить подполковник не успел. Зазвонил телефон, Молчан взглянул на номер абонента и извинился:

– Простите, Лев Иванович, это «дежурка». Да, слушаю, Молчан! Что? Обеих? Протоколы опознания есть, они подписали? Понял, сейчас приеду. – Подполковник медленно опустил руку с телефоном и посмотрел на Попкова, потом на Гурова. – Ну, наконец-то. Удалось установить личности обеих девушек.

– Поехали! – торопливо кивнул Гуров.



Оперативник из территориального управления уже ждал в дежурной части. Невысокий коренастый молодой человек с короткой стрижкой и прижатыми, как у боксера, ушами. Увидев Молчана и вошедших с ним людей, он поспешно поднялся с лавки. Гуров отметил, что движения у молодого человека четкие, спортивные. Он весь как пружина. И глаз цепкий. «Если я не ошибаюсь в нем с первого взгляда, – подумал Лев, – то это просто эталон для оперативника. Умен, силен и расторопен. Ну, посмотрим, что он собой представляет».

– Капитан Савельев, – представился оперативник.

– Пошли! – коротко бросил ему Молчан, и вся группа поспешила наверх по лестнице. В кабинете, предложив всем садиться, Молчан достал из сейфа папку с документами и предложил Савельеву: – Подробно доложи полковнику Гурову из Главного управления уголовного розыска МВД о том, как прошло опознание тел девушек, найденных в лесу.

– Ого! – не удержался капитан. – Виноват, но что, это дело до Москвы дошло, до Главка? А что случилось, мы чего-то не знаем?

– Давайте не отвлекаться, – недовольно проворчал Гуров. – Я просто задержался здесь у вас, чтобы убедиться, что мы не имеем дело с маньяком, что это не серийные убийства. Докладывайте.

Савельев кивнул, раскрыл на коленях свою папку, переложил несколько листов и начал говорить, иногда сверяясь с записями.

– Начну по порядку, соблюдая хронологию, чтобы избежать лишних вопросов. Первая девушка – некая Ольга Марченко, уроженка и жительница Рязани. Студентка госуниверситета, пятый курс, факультет русской филологии и национальной культуры, специальность – журналистика. Вполне приличная семья. Родители, точнее мать и отчим, который живет с ними и воспитывает дочь уже десять лет, были на отдыхе в Турции. Сначала Ольга перестала отвечать в соцсетях, где они периодически виделись и обменивались новостями. Мать заволновалась и стала звонить дочери на телефон, но она также не отвечала. Мать попросила знакомую зайти к ним домой, но та сказала, что ей никто не открыл. Она оставила записку, но дочь ее не забрала. Одним словом, родители прервали отдых и в панике прилетели домой. Ну, и сразу в полицию, когда поняли, что дочери нигде нет и никто из знакомых ее не видел. Руководитель дипломной работы в университете тоже сказал, что Ольга несколько дней не выходила на связь. Раньше такого не было, она девушка обязательная и серьезная.

– Кого приглашали на опознание? – спросил Молчан.

– Мать, отчима и соседку, с которой семья была очень дружна. Вот копия протокола опознания. Там кроме одежды и общих черт есть пара признаков, по которым сошлись мнения опознающих.

– Как держатся родители? – поинтересовался Гуров. – Ваше впечатление.

– Отчим ничего, мужественно. А мать в полной депрессии. Мне кажется, она на таблетках, потому что заторможенная. И глаза будто незрячие. Знаете, в таких случая говорят, что все глаза выплакала.

Гуров внимательно смотрел на оперативника и думал: «Молодец парень, внимательный, реакции фиксирует. Значит, его не проведешь пустыми слезами или видимостью переживаний, горя». А Савельев продолжал рассказывать, что на его зоне ответственности никаких происшествий с девушками за последние несколько лет не было. Даже подозрений, что завелся какой-то маньяк. Семья Марченко в поле зрения ни оперативника, ни участкового не попадала. Видимых причин убийства не прослеживается.

– Хорошо, об этом поговорим позже, – кивнул Лев. – А как установили личность второй погибшей?

– Честно говоря, случайно, – усмехнулся капитан. – Уголовное дело заведено по статье «убийство по другой территориальной принадлежности». Я, вроде как, нашел – и молодец. Но я просто помнил, что там, в лесопарке, нашли потом еще одну девушку, и что они внешне похожи, и возраст одинаковый. Я так просто, на всякий случай, решил проверить, насколько это было возможно в той ситуации. Показывать родителям фотографию второй девушки без ведома следователя я не могу, поэтому просто попросил включить компьютер дочери, они разрешили посмотреть ее фотографии. Тот снимок как-то сразу бросился в глаза, а может, глаз еще «не замылен» был. Школьная фоточка, выпускной или последний звонок. Короче, они рядом стояли на той фотографии. Думаю, что из одного класса. Уж из одной школы – точно.

– Родителям про вторую девушку вы ничего не сказали? – на всякий случай уточнил Гуров.

– Нет, решил пока не торопить события. Кто ведет дело, пусть тот решает. А мое дело помочь, чем могу. В рамках, так сказать, своих должностных обязанностей. Вот вам докладываю с Олегом Владимировичем, Попкова в известность ставлю.

– Хорошо, молодец! – похвалил Молчан. – Это ты правильно сделал, что виду не подал. Надо сначала подумать самим, как в этой ситуации себя вести. Девушки были знакомы, погибли с разницей в сутки и почти в одном месте. Одна убита, вторая покончила с собой. Хоть и нет фактов, а все же просится первым делом предположить, что они общались, что их что-то связывает еще, кроме совместной учебы.

– Коновалова тоже живет в пределах вашей оперативной зоны? – спросил Гуров.

– Да, товарищ полковник.

– Не надо, – поморщился Лев. – Обращайтесь ко мне по имени-отчеству. Не люблю эти козыряния по званию. Вот что, Олег Владимирович, вы свяжитесь с руководством Савельева, пусть его максимально освободят от других дел и подключат к нам, в нашу негласную оперативно-розыскную группу. Это первое. Второе! Вы… вас ведь Павел Николаевич зовут?


– Да, Павел, – кивнул Савельев.

– Вы, Павел, поработайте на своей территории. Займитесь этой второй девушкой. Школьное фото? Сходите в школу, пусть вам классный руководитель о ней расскажет. С кем дружила, чем увлекалась. Осторожно, очень осторожно попытайтесь выяснить, не проявлялись ли у нее склонности к суициду уже тогда. Черт его знает, а вдруг это не суицид.

– Ну, тут вы, Лев Иванович… – с сомнением произнес Молчан и постучал пальцем по результатам вскрытия. – Думаете, что эксперты ошиблись?

– Нет, не думаю, – вздохнул Лев. – Просто мне мой опыт подсказывает, что причин покончить с собой бывает больше, чем просто одно желание самого человека. А если ей велели, а если угрожали страшной смертью близкому человеку, а если что-то еще более страшное ее ждало?.. Вы меня заставляете фантазировать, а я этого не люблю! Понимаете, всегда в любом деле, в любом событии причин больше, чем одна. И не будем больше об этом. Вы, Павел, отправляетесь, а мы еще кое-что обсудим.

После того как ушел Савельев, Гуров сам перечитал все данные из заключения экспертов. Потом дал задание Попкову наведаться в вуз и поговорить о Марченко с подругами, с руководителем дипломной работы, с куратором студенческой группы. И только когда они с Молчаном остались одни, он задал вопрос:

– Что у вас есть нового, полученного по оперативным каналам, от агентуры, доверенных лиц?

– Ничего существенного, Лев Иванович. Да и трудно ждать чего-то определенного, мы ведь задания агентуре раздаем наугад, а нам надо знать четкое направление, конкретный круг, в который надо внедриться, откуда надо получать информацию. Мы сейчас как из пушки по воробьям.

– Ну-ну, не прибедняйтесь, – покачал Гуров головой. – Никогда не поверю, что такой опытный, матерый опер, как вы, и чтобы не сообразил, в каких кругах поискать информацию. Вы же всю картину по городу и области в своих руках держите и в голове тоже. Ну-ка, делитесь соображениями!

– Кое-какие соображения есть, конечно, – задумчиво произнес подполковник. – Есть у нас и авторитетные блатные, и те, кто перед их главным «смотрящим» за своими районами смотрит. К кому-то мы подбираемся, ищем лазеечки, чтобы подцепить и на зону отправить, кто-то смирно себя ведет, даже криминалом не балуется. Наблюдаем, оцениваем, за связями присматриваем. Если бы кто начал мокрухой баловаться на подшефной территории у кого-то из блатных, я думаю, они бы сразу забеспокоились, потому что с них бы спросили свои же. Кому интересно привлекать внимание уголовки? Мы же потом начнем нос совать в их дела, рыться там…

– Олег Владимирович, – перебил подполковника Гуров. – Я хотел вас попросить избегать блатного жаргона. Думаю, что вы его используете не только во время разговора со мной. Уж с подчиненными вы совсем не скромничаете и выдаете, как говорится, на всю катушку. А стоит ли уподобляться блатным, опускаться до их уровня? Знать жаргон надо, понимать надо, но использовать его в речи с коллегами… Простите, но это как-то даже унизительно – не они у нас перехватывают терминологию, а мы у них. Я поэтому и современные детективы не смотрю по телевизору. Там опера почему-то только так и разговаривают, особый шик какой-то в этом пытаются показать зрителям. Неприятно, да и некрасиво как-то при погонах сотрудников органов внутренних дел. А на вас ведь молодые сотрудники смотрят. При подчиненных не хотел вам этого говорить, но наедине вынужден. Надеюсь, вы воспримите мое пожелание правильно.

Молчан улыбнулся и покивал головой. Покрутив в пальцах карандаш, бросил его на стол и откинулся в кресле, сцепив руки за головой.

– Правы, правы, Лев Иванович! – снова улыбнулся подполковник. – Просто не замечаешь порой, как пристает к тебе эта шелуха. Это как привыкаешь к пыльной одежде, потому что постоянно работаешь в пыльных условиях. Или к запаху нечистот привыкаешь, потому что работаешь с нечистотами. А ведь самого порой раздражает, когда молодые сотрудники кичатся знанием блатного жаргона, используют его во время служебных разговоров. Бывает, морщусь, бывает, срываюсь на них, чего, мол, русским языком сказать не можешь? А вы вот как интеллигентно меня на место поставили, пристыдили очень аргументированно. У вас многому поучиться можно. Не только оперативной работе, но и… манерам. А ведь и правда, если не сопротивляться, то многое пристанет. И мы ничем от них отличаться не будем.

– Я рад, что вы меня поняли, – кивнул Лев, – но давайте вернемся к делу.

– Ну, а если к делу, то есть у меня одна информация. Не очень проверенная, не знаю пока, как ее проверить, в запасе мыслишку держу. Вроде она к нашим делам отношения не имеет, а может, и имеет. Одним словом, в блатной среде зафиксировали человека из Тулы. Что-то ищет, кого-то ищет. Когда авторитеты захотели с ним пообщаться, расспросить, с каким таким визитом прибыл, он вдруг пропал. Вот как бы и все.

– Чужой, говорите? – машинально, по привычке, почесал бровь Лев. – Если человек вышел из колонии, он мало кому интересен, если его не ждет, конечно, в городе какая-то группировка, из которой он временно выпал. Обычно бывшие осужденные мало кого интересуют, кроме, правда, сотрудников уголовного розыскам и участковых. А раз его зафиксировали блатные, значит, он не просто так приехал. Приехал, а со «смотрящими» на связь не вышел, не представился как положено. Ладно, продолжайте держать руку на пульсе. Может, этот гастролер и ничего не значит. А может, он от своего авторитета приехал с предложением. Тогда у вас начнет формироваться преступная группа, да еще межобластная. Не проморгайте…



Старший лейтенант Попков заулыбался, когда вошел в прохладные коридоры университетского корпуса, но тут же поймал себя на том, что миссия у него, мягко говоря, печальная, и улыбка не очень уместна. Да и вообще, как говорил полковник Гуров, серьезнее надо быть. Думать больше, а не улыбаться. Хотя нет, не так говорил Гуров. Думать больше, а не делать бесполезных телодвижений.

– Виктор Сергеевич? – Оперативник протянул руку немолодому лысеющему человеку в очках и с бородкой клинышком «а-ля Троцкий». – Моя фамилия Попков.

– Да, да, да, – торопливо пожал его руку преподаватель. – Вы звонили! Вы из полиции, из уголовного розыска? Что с Олей случилось?

– Случилось несчастье, Виктор Сергеевич, – ответил Попков, идя за мужчиной в пустую преподавательскую.

Несколько столов, книжные шкафы, компьютеры, папки. Они сели за крайний стол, и преподаватель стал нервно сжимать и разжимать пальцы. Вадим вздохнул, помянув про себя недобрым словом печальную миссию, и повторил:

– Несчастье, Виктор Сергеевич. Ольга Марченко погибла. Видимо, ее убили. Обстоятельства смерти сейчас выясняются. И поэтому я пришел к вам, поговорить, расспросить.

– Какое несчастье, – по-стариковски всплеснул руками преподаватель, – какое несчастье! У кого же рука поднялась? Такая девочка была талантливая, такое будущее ей прочили. И умница, и красавица, и словом владела, как никто. Ах ты, боже мой! Вот ведь время какое… Хотя что это я такое несу? Время обычное. Во все времена такое было. И, видимо, еще долго будет, не в укор вам будет сказано. Тут ведь дело не в том, как и сколько работает полиция, тут дело в человеческом, что не постичь, и одними административными мерами не победить. Надо все на ином уровне, а это уже под силу только Господу Богу. Только он может извлечь из нутра человеческого склонность к убийству. Какое несчастье, какое несчастье!

– Виктор Сергеевич, – решился прервать монолог старого журналиста Попков. – Пожалуйста, подумайте и ответьте, вы когда-нибудь слышали, чтобы Ольга Марченко кого-то боялась, чтобы ей угрожала какая-то опасность? Может, она сама говорила, может, подруги, однокурсники?

– Что вы, нет, конечно! – горячо начал отвечать преподаватель, но тут же сник и с сомнением потер подбородок. – Что я вам такое говорю! Нет, не слышал о таком. Да и как я могу услышать, это их дела, их жизнь вне стен университета.

– А конфликты были в стенах университета? Может, вы слышали, как Ольга ругалась с кем-то? Или кто-то говорил об этом?

– Нет, нет, – покачал головой преподаватель. – Вам, если уж спрашивать, надо обращаться к сокурсникам, к девушкам из ее группы. Сегодня кто-то может прийти на консультацию, на встречу с руководителем дипломной работы.

Попков рассчитывал за пару часов опросить несколько человек и составить для себя определенную картину жизни и поведения Марченко. Или же узнать что-то интересное, что даст толчок расследованию, выведет на новые версии. Но он потратил почти пять часов на разговоры с куратором группы, с заведующим кафедрой, а потом с пятью студентками. Они приходили, садились, слушали Вадима и тут же начинали вполне искренне плакать. И снова оперативнику приходилось уговаривать взять себя в руки, собраться, сосредоточиться. Снова и снова он задавал одни и те же вопросы, отчаявшись услышать что-то новое или необычное.

Буквально измочаленный, Попков вышел из университета и сел на лавку. Стрелка часов уже уперлась в цифру «шесть». «И что я сделал за сегодня, – спросил себя Вадим, положив руки на спинку лавки и вытянув ноги. – Как учил полковник Гуров, нужно посмотреть внутрь себя, собрать в кучу, систематизировать полученные знания и разложить по полочкам. Хм, собрать в кучу – это уже моя отсебятина, он такого не советовал. А полочка-то одна! И табличка на этой полочке гласит – Марченко хорошая, умненькая девочка, которую абсолютно не за что убивать, потому что она никакого отношения не имела к таким делам, за которые убивают. Парадокс!»

Попков сидел, смотрел на проходивших мимо девушек, парней и продолжал размышлять: «Какая-то важная мысль сейчас очень уместна. Ну-ка, напрягись! Точно! Гуров говорил, что причина никогда не бывает одна. А я уперся как баран в один лишь криминал и расспрашивал все время сокурсников и преподавателей, имея в виду именно криминал, не впуталась ли Марченко во что-то такое. А почему, собственно, обязательно криминал? А если ее убили из чувства… ну, если там все замешано на любви?»

Вадим, достал из кармана пиджака телефон и набрал номер Гурова.

– Лев Иванович, это Попков! Вам удобно говорить? Лев Иванович, Ольгу Марченко убили из-за любви. Ну, не в смысле, что именно из-за любви, может, из-за ненависти или ревности. Но там нет никакого криминала, чисто бытовуха и отношения в их среде.

– Вадим, а какие у тебя основания так полагать? – спокойно спросил Гуров. – Почему ты так думаешь?

– Ну… э-э… – замялся оперативник, вдруг неожиданно осознавший, что все его красивые рассуждения не больше чем фантазия, и стройной системы доказательств или убеждения у него по-прежнему нет. – Ну… потому что.

– Серьезный довод, – согласился Лев и неожиданно засмеялся. – И на его осознание ты потратил половину дня? Ладно, приезжай. Ты на правильном пути, я с тобой согласен. Но мысли формулировать все же учись.