Миллион в лохмотьях

– Ну, здравствуй, Леха Муханов! – Гуров вошел в ординаторскую и стал рассматривать сидевшего на стуле молодого человека.

Тот поднял глаза на вошедших. Пустые, больные, уставшие глаза. Ничего от красавчика не осталось. Стекло с него все, как шоколадная глазурь с печенья. Остался только неприглядный каркас и пустота в душе.

– Вы кто? – спросил Муханов сиплым голосом без всяких эмоций, без заинтересованности.

Казалось, что он хочет услышать ответ и вернуться в палату, сжаться в комок на своей кровати, подтянуть колени к груди, закрыть глаза и лежать так в пустоте, в темноте, на липких от пота простынях. Гуров хорошо понимал состояние парня. Много он видел наркоманов, опустившихся людей, у которых в юности было большое и светлое будущее. А потом его не стало. По причине личной слабости или обилию искушения, что опять же говорит о слабости. Или от большого количества дружков, которые очень хотят, чтобы ты не отрывался от коллектива, чтобы ты жил и вел себя, как они все. Потому что им очень завидно, когда ты проходишь мимо их стола, заставленного бутылками и банками с пивом. Проходишь из одной светлой жизни, называемой работа, карьера, учеба, в другой светлый мир, называемый дом, семья. И опять это твои слабости, ты не смог пройти мимо, ты поддался на уговоры, дал себя пристыдить ложными ценностями: «ты нас не уважаешь», «теряешь друзей», «тебе западло с нами посидеть».

Гуров сел в кресло напротив Муханова и заговорил.

– Я – полковник Гуров из Москвы. Работаю в уголовном розыске. Ты сейчас ответишь на мои вопросы, и я уйду. Согласен?

Гуров знал, что Муханов будет рад ответить, чтобы его побыстрее оставили в покое, побыстрее дали возможность уйти в палату и лечь. И отвечать он будет охотно по той же причине. И нет ему уже никакого дела ни до прошлой дружбы, привязанностей, любви какой-то глупой и никчемной.

– Давно ты виделся со своими друзьями, с теми, с кем дружишь еще со школы: Володей Порошиным, Надей Чихачевой?

– Я ни с кем не дружу, никого уже давно не видел. У каждого своя жизнь.

– Когда ты в последний раз встречался с Порошиным?

– Не знаю, не помню даже. Как-то сразу после школы мы разошлись и почти перестали встречаться.

– А с Надей Чихачевой?

– А что? – Глаза Муханова растерянно насторожились. – А что Чихачева?

– Вы с ней долго еще встречались после того, как ваша компания развалилась. Она ведь любила тебя, я знаю. И спала с тобой.

– Да. – Муханов повесил голову и стал рассматривать свои грязные ногти. – Она долго ко мне ходила. Наверное, хотела помочь. А я ее обидел, и она перестала ходить. Она меня жалела и хотела вытащить. А мне кто-то сказал, что она за моей квартирой охотится, хочет забеременеть от меня и отобрать жилплощадь. И я ее прогнал.

– Дурак, – не удержался от комментария Попков.

– Дурак, – вяло согласился Муханов.

– Ты Ольгу Марченко когда видел последний раз?

– Несколько лет назад, наверное. У нас с ней все быстро закончилось. Не поняли друг друга или не оценили. Она клеилась ко мне, ну и я тоже. Она красивая была, фигурка, все дела. А когда дошло до постели, когда я ее на кровать захотел завалить, она меня по физиономии ударила и ушла. Ну, после такого какая может быть дружба.

– И все? – удивился Лев. – А Алиса Коновалова? Когда ты ее видел последний раз?

– Алиска? – Муханов поднял на Гурова удивленные глаза. – Эта чудненькая, что ли? Она всегда у нас как инородное тело была, а потом ушла, откололась от нашей компании. Я и не помню ее в лицо.

– Муханов, не заставляй меня обвинять тебя в убийстве, – сказал Гуров просто так, на удачу, чтобы хоть как-то расшевелить, разбудить эмоции этого опустившегося молодого человека.

– Узнали, да! – уныло констатировал Муханов, и Гуров с Попковым переглянулись. – Я не думал, что он кончится. Все били, даже ваша Чихачева разлюбезная. И что, вы теперь из-за бомжа будете все ворошить? Это же отбросы общества.

– Когда это было? И где? – хмуро поинтересовался Попков.

– В парке… на майские праздники… Мы тогда отмечали год после окончания школы. А он там лежал. Грязный, вонючий.

– Знаешь, Муханов, – поднимаясь, заметил Лев, – ты в оценках всегда ошибался. И тогда, и сейчас. Отбросы общества – это ты. Причем даже тогда, когда ходил гоголем, когда к тебе, красавчику, девчонки липли, а ты из них выбирал очередную подружку… Ты уже тогда был отбросами общества. Пошли, Вадим!



Молчан поднялся с кресла, пожал руку Гурову, Попкову, потом снова сел и открыл дверцу стоящего рядом сейфа.

– На территории у Савельева живет наш «конкурсант», – сказал он. – Я за сегодня со всеми почти связался. Похожих нет, даже приблизительно. Или только освободился, или очень давно. И по возрасту не подходят, по комплекции, цвету волос. Короче, претендент – он. – И подполковник, вытащив из папки распечатанные фото, протянул их Гурову.

Лев оценил оперативность работы. И то, что фото распечатано в нескольких экземплярах на бумаге, уже дает возможность опрашивать свидетелей, предъявлять его внешность для опознания. Он рассматривал фотографию молодого мужчины. Действительно чем-то похож на Завьялова, только постарше. Хотя если подумать, то вблизи он действительно выглядит старше. Зона никого не красит. Но издалека и за парня сойдет.

– Кто таков, что за личность?

– Игорь Леушин, кличка «Уха». Освободился три года назад. Надзор за ним нормальный, в криминале не замешан, хотя ведет образ жизни далекий от праведности.

– А конкретнее?

– Конкретнее – есть подозрение, что он занимается камешками и золотишком. Подобраться пока не смогли, может, это навет бывших дружков, может, агентура делает вид, что работает, лишь бы благодарность получить. В той среде все друг на друга стучат, вы же это знаете. Но если он и правда при делах, то делает все по-умному. Почти без криминала. За копейки скупает у тех, кому очень нужны деньги, у стариков, у тех, кто в драгоценностях ничего не понимает, а потом сбывает уже дельцам. Формально он оказывает услуги населению по плотницкой части. В колонии научился, есть талант у него в обращении с деревом. А еще конкретнее расскажет Савельев. Он едет сюда, говорит, что нашел что-то ценное по Леушину.

– Хорошо, – кивнул Гуров, потирая шею и затылок. – Что-то душно сегодня, голова раскалывается. К дождю, что ли?

– Вы ели сегодня, Лев Иванович? – с усмешкой спросил Молчан. – Насколько я помню, вы мотались с Попковым весь день, а потом в больнице. Хотите, я хоть бутербродов закажу?

– Валяйте, – устало произнес Гуров и, сняв пиджак, распустил узел галстука.

Молчан взялся за трубку внутреннего телефона. А потом, когда закипел прозрачный электрический чайник с синей подсветкой, стал раскладывать по бокалам пакетики, рассказывая о Вадиме Попкове.


– Понимаете, он настолько уверовал в вашу непогрешимость, в ваш гений, что каждый промах, каждая его мысль, которую он не додумал, каждая версия, которая не сформулировалась у него, – для Вадима теперь трагедия. Эта эйфория авторитета, конечно, пройдет, но позитивные изменения у Попкова я вижу.

– Да, и какие? – усмехнулся Лев.

– Чувство ответственности у него стало выше. Раньше как было: прокололся, не успел что-то сделать, ну, поругали, и ничего. Нет желания сегодня ехать, ну, завтра съезжу. Понимаете, утонул парень в рутине. Потерял азарт сыщика. А когда он с вами поработал, то у меня возникло ощущение, что Вадиму вы на что-то глаза открыли. Что вы сделали с моим сотрудником, Лев Иванович, поделитесь?

– Ну, не знаю, – пожал Гуров плечами. – Я, собственно, ничего такого специально и не делаю. Может, просто показывал, как работаю, как рассуждаю. В свое время, когда и я был молодым лейтенантом, у меня были хорошие учителя. Почему у меня, у нас! Я ведь в МУРе начинал работать, а там простых дел не было.

– Честно говоря, вы не только Попкову помогли, вы нам всем здорово помогли, Лев Иванович. И мне в первую очередь. Я понял, что и сам втянулся в эту рутину. Выдал задание, спросил выполнение, поругал за недостатки, похвалил за успехи. Бумаги, планерки, бумаги. А ведь ребят учить надо. Не просто руководить ими и спрашивать с них, а учить. Многие с высшим образованием, но ведь просто с юридическим. У меня нет ни одного оперативника, который окончил бы высшее учебное заведение именно по этой специальности, именно – оперативно-розыскная работа. Многие учатся работать по детективным фильмам и книгам, а что там написано, вы сами знаете. Вы меня в прошлый раз за жаргон отчитали…

– Ну, уж и отчитал, – улыбнулся Лев.

– Не важно, просто высказали свое мнение. А ведь на меня оперативники смотрят, пример берут или не берут. А надо, чтобы брали, чтобы я был для них непререкаемый авторитет не по должности и званию, а по работе, по профессионализму. Вот что во главе угла должно стоять. Знаете, я как-то в отпуске был с женой, и какой-то постоялец до нас книгу в номере забыл. Я не помню название, я фантастику не очень люблю, а тут увлекло. Увлекло потому, что мысли умные я там нашел. А знаете, кто авторы? Братья Стругацкие. Так вот у них там, в их мире, который они описывают, наш будущий мир построен именно на профессиональном авторитете. Руководят те, кто умнее, кто больший профессионал, кто глубже понимает, в ком выше гуманизм и умение жертвовать собой ради других. Хороший мир можно построить на таких принципах, правда?

– Но, пока его не построили, мы можем каждый на своем месте быть профессионалом…

В кабинет кто-то вежливо постучал, и Гуров замолчал. В дверь просунулась голова девочки лет тринадцати с крупными веснушками на лице.

– Можно, дядя Олег?

– Ого! – удивленно воскликнул Лев. – Это что за создание?

– Это наше спасение, – засмеялся Молчан. – Давай, Катюха, заходи!

Девочка держала в руке пакет, в котором лежали не только бутерброды, но и горячие пирожки в термоупаковке. С картошкой, с фаршем, с лукой и яйцами, с рисом и яйцами, с повидлом. Девочка передала пакет и быстро исчезла, хихикнув в ответ на благодарности мужчин. А Гуров некоторое время даже не мог говорить, уминая вкусные гостинцы. И только после пятого или шестого пирожка он откинулся в кресле у стены и спросил:

– Так кто же все-таки эта девица-спасительница?

– Нет, не дочка, не внучка, – покачал Молчан головой. – Соседская девочка. Ее старшая сестра увлеклась кулинарией, выпечкой, сладостями. Какие-то вебинары покупает, обучение проходит по Интернету, уроки, задания. Все серьезно. И теперь она свое умение претворяет вот в такие изделия, и у нее покупают наши ближайшие кафе. Вот иногда и пользуюсь. Она ведь все равно к завтрашнему утру готовит для заказчиков, так мы ей сбыт увеличиваем. И ей хорошо, и нам… когда невмоготу – то это просто спасение.

– Как чувствовал! – раздался в дверях голос Савельева. – На запах шел!

– Заходи, горемыка! – благосклонно кивнул Молчан. – Мы тебе оставили. Чайник на столике у стены, бокал в шкафу. Заваривай и рассказывай!

– Это я сейчас, – с довольным видом заявил капитан, потирая руки и подходя к столику с чайником. – Это я быстро. Не всякого волка ноги кормят, некоторых и начальство! Вам уже рассказали, Лев Иванович, про Уху? Знаете, почему Леушина Ухой прозвали? Рыбу он любит ловить. И, самое главное, умеет он, стервец, уху готовить. А научил его еще в детстве дед, местный заядлый рыбак. Давно я Леушина не видел, не учел, что он за эти два года немного поправился. Я о нем сразу подумал, когда вы про двухлетнею давность расчески сказали. Светловолосый, по возрасту немного старше, чем наш претендент, но кто сказал, что там был мальчик, если это не Завьялов. А потом посмотрел на него свежим взглядом и понял – наш человек. Но вы еще не все знаете! Я быстренько, насколько это возможно, пробежался по связям Ухи. Ничего особенно нового об его образе жизни не узнал, но подозрения появились про золотишко и камни, изделия ювелирные. Не особенно криминал, но и чистым этот бизнес не назовешь. Вроде сделки происходят по обоюдному согласию, но, с другой стороны, Леушин, вроде как утаивает истинную ценность изделий, которые покупает у несведущих людей, но очень нуждающихся в деньгах. Думаю, любой судья завернет нам дело, если мы сформулируем обвинение как мошенничество. Типичные рыночные отношения. Связи у него только с перекупщиками, конкретно с преступным миром вроде не связан. Никто на него не показывает. Но последние два года он как-то стал меньше появляться на людях. Больше держался в тени. Не знаю пока, с чем это связано.

– Женщина у него есть? – спросил Гуров. – Вроде не старый еще, должен бы решать как-то этот вопрос.

– Сейчас постоянной нет. Я специально выяснял. Перебивается случайными связями. Или не хочет заводить серьезных отношений по какой-то причине, что тоже настораживает. Но я вас сейчас удивлю. Два с лишним года назад у него женщина была – Зинаида Коновалова. Зинаида Валерьевна Коновалова.

Гуров и Молчан переглянулись. В кабинете повисла гробовая тишина. Савельев уминал пирожки и явно наслаждался созданным эффектом. Гуров подождал, пока оперативник прожует пирожок, и заговорил, по привычке задумчиво почесывая бровь:

– Уголовник освободился из колонии. Он находит себе женщину, старше себя, одинокую, пьющую. В этом нет ничего необычного, шокирующего или просто удивительного, изголодался за время пребывания в колонии, а с женщиной можно прекрасно проводить время, причем как раз в нужном формате – она сама любит выпить. Вроде все всех устраивает. Но потом женщина умирает. У нее остается взрослая дочь. И через два года в лесопарке будет убита девушка, чем-то внешне похожая на дочь пьющей умершей любовницы. А на следующий день там же вскрыла себе вены и настоящая дочь Коноваловой. Какая-то зловещая связь получается. Выжидал, чего? Чем мешала девушка, чем мешала ее подруга, если только она не убита по ошибке? Квартира? Наследство? Что?

– Судя по рассказу Павла, – поддакнул Молчан, – этот Леушин не такой уж дурак, раз занялся камешками и золотишком. Зачем ему одинокая пьющая женщина? Мог бы найти и помоложе.

– Есть такая склонность у некоторых мужчин, – сказал Гуров. – Они любят женщин старше себя, иногда намного старше. Вам назвать имена знаменитостей, которые имеют таких жен? А Коновалова могла быть просто красивой, несмотря на то что опустилась и спилась.

– Хорошо, – серьезно ответил Савельев, – я выясню эти вопросы. Кстати, что пил он с ней, сведения есть, а то, что сожительствовал, это уже мои домыслы, но мне казалось, что это как-то подразумевается.

– Слушайте, его надо брать, – сделал вывод Молчан. – Слишком много вопросов, слишком много не очень хороших совпадений. Но брать тихо, без лишнего шума.

– Что мы ему предъявим? Совращение пожилых алкоголичек? – с сомнением произнес Савельев. – Утерю особо опасных для общества расчесок в лесопарке? Пока я наберу на него компромат по его закупочным ювелирным делам, пройдет несколько дней.

– Нарыть компромат на него надо в любом случае, – ответил Молчан. – Так что не расслабляйся. А «разговорить» его придется в камере. По интуиции. По показаниям свидетелей. По результатам экспертизы этой дурацкой расчески. За трое суток, что он может у нас просидеть в изоляторе временного содержания, мы должны наскрести ему компромат, который развяжет парню язык.

– Согласен с вами, Олег Владимирович, – подумав, заявил Гуров. – Пожалуй, надо с ним спешить.



Лев хорошо видел Леушина. Сойдя с маршрутки, тот отошел на несколько шагов от остановки и замер на месте. Сейчас закурит, подумал сыщик, но Леушин просто стоял. Может, по телефону разговаривает? Нет, руки опущены в карманы. Прислушивается, ждет кого-то? Чего ему бояться, если грехов за ним нет? Мутный типчик. То-то Савельев на него никак ничего не нароет. Павел оперативник опытный, свой район знает как пять пальцев, а все равно никак не подберется к Леушину. Ладно, будем разбираться. Сейчас он зайдет за угол дома, свернет к своему подъезду, там его тихо спеленают и в Управление.

Гурову не обязательно было ехать на задержание, но что-то подсказывало, что обстановку надо посмотреть самому. И ведь не ошибся. Если бы Леушин просто сошел с маршрутки и двинулся домой, то и голову ломать было бы не о чем. А он ведет себя странно, как будто ждет чего-то. Или боится? Лев сидел в машине на противоположной стороне улицы. Тихая улочка на окраине, старые, еще советские четырехэтажные дома, уродливые, много раз обрезавшиеся деревья на тротуарах и обилие растительности во дворах напротив подъездов. Там оперативники все проверили и заняли свои позиции. Если Леушину и взбредет в голову сбежать, то все пути перекрыты. Но ему не успеть. Не атлет, не бегун. Это точно.

И тут случилось то, чего никто не ожидал. Если быть точным, то такого в планах оперативников не было, потому что никто не видел угрозы задерживаемому. Ну а попытки кого-то третьего помешать задержанию каждый опер всегда держит в голове на подсознательном уровне. Поэтому и наблюдение за «объектом» ведется уже на дальних подступах к месту задержания. И место выбирается такое, чтобы операцию можно было провести быстро и бесшумно. Простые граждане не должны даже заметить, что здесь что-то произошло. М-да, не должны. Быстро и бесшумно. Эти слова вспомнились Гурову потом, когда в голове было не столько удовлетворение, что все-таки задержали Леушина, сколько стыд из-за того, что все прошло как бездарный спектакль, поставленным новичками и непрофессионалами. Это в фильмах показывают все как героические будни с перестрелками, с погонями по городу на машинах. А на самом деле – это верх непрофессионализма, это огромная опасность для окружающих. Профессионалы берут преступника так, что никто вокруг ничего не заметит.

И сейчас сработал рефлекс. Когда появившаяся машина вдруг стала набирать скорость, Гуров сразу повернул голову назад. В тот момент, когда машина проезжала под ближайшим фонарем, он успел разглядеть внутри человека в темной одежде, который держал руль левой рукой, а правую вытянул в сторону пассажирской двери. Что за чертовщина! Гуров не успел еще оценить толком ситуацию и понять, что именно его беспокоит, но правая рука уже сама легла на рукоятку пистолета в кобуре под мышкой, а левая взялась за ручку двери.

Машина резко затормозила в нескольких шагах от Леушина. Уголовник обернулся и отшатнулся к стене. Откуда-то из темноты метнулась фигура человека, в которой Лев узнал Попкова. Оперативник схватил Леушина в охапку и упал вместе с ним на землю. Одновременно один за другим прозвучали несколько тихих выстрелов из пистолета с глушителем. Один, второй, третий…

Человек в машине, поняв, что покушение не удалось, надавил на педаль газа. Но Гуров уже выскочил из машины. Он сейчас был к убийце ближе всего. Подняв пистолет на уровень глаз, Лев стал стрелять, целясь в левое переднее колесо машины. У него было на это всего пару секунд, пока машина не отдалилась, не свернула. Стрелять в заднее колесо переднеприводной машины практически бессмысленно. И со спущенным задним колесом она будет управляема и может ехать. Но вот если удастся пробить переднюю покрышку, тогда совсем другое дело – с передним спущенным колесом управляемость сразу упадет. Догнать и перехватить такую машину не составит труда. А если еще повезет повредить подвеску или попасть в двигатель…

Машина киллера вильнула и правой фарой врезалась в припаркованную машину. Сразу сработала сигнализация поврежденной машины и двух стоящих рядом. Открылась дверь, и на асфальт вывалилась фигура в черной одежде. Гуров бросился к преступнику, но тот, не вставая с колен, поднял руку, и Лев едва успел спрятаться за столб, когда по асфальту с искрами чиркнула пуля. Вторая ударила в столб на уровне его груди. Куда теперь, стал он прикидывать. За машины, и бежать к нему по другой стороне улицы? Тонкий металл легковушки – плохая защита от пистолетной пули. Прижать преступника парой выстрелов к укрытию и попытаться по своей стороне улицы добежать до следующего столба? Надо его как-то заставить двигаться назад. Быстро определив положение преступника, Гуров тут же спрятался за столб и снова выглянул, но только теперь с другой стороны и чуть присев на корточки. Еще три выстрела!