Минус восемнадцать

Мало того, она позвонила ему утром на домашний телефон и рассказала о нескольких роликах, которые нашла в сети. По ее мнению, в роликах засняты виновные в так называемых веселых избиениях. Свейструп уже ничего не понимал. Почему нынешние преступники не могут вести себя, как нормальные злоумышленники?

Зная, что дело не в этом, он не мог не думать о том, что без Дуни тут не обошлось. Что именно она так или иначе притянула к себе все эти странные события, а не наоборот. Конечно, это было не так. Она просто пыталась выполнить свою работу, даже если это не входило в список ее рабочих обязанностей.

Чего он и опасался, когда брал Дуню на работу. У нее была не только слишком высокая квалификация для патрулирования улиц и поддержания порядка вместе с Магнусом. Она к тому же славилась тем, что плясала только под собственную дудку и высокомерно плевала на приказы. Вместе с тем, она была одним из лучших следователей по делам об убийствах, и Свейструп не мог просто стоять и смотреть, как всемогущая законченная свинья Слейзнер вынес вопрос на обсуждение и лишил ее возможности устроиться на работу в регионе.

А теперь Свейструп, к собственному удивлению, дал себя уговорить и позволил ей взять бразды правления в свои руки и даже руководить следствием. Само по себе решение было правильным, здесь не было никаких сомнений. Если Дунины подозрения верны, только у нее и ни у кого другого есть шанс довести расследование до конца. Проблема заключалась не в этом. А скорее в том, как она доберется до цели. Через сколько трупов перешагнет, и в первую очередь — какие заголовки о ней напишут.

По этой причине Свейструп по окончании разговора не только положил трубку, но и выдернул шнур из розетки. Возможно, это было безответственно, но пусть будет так. Он уже один раз доходил до ручки и обещал самому себе со всей серьезностью относиться к предупредительным сигналам.

И сейчас он чувствовал себя немного лучше. Монотонные движения губкой по капоту вызывали именно такую гипнотическую усталость, на которую он надеялся, и он был уверен в том, что скоро сможет прикорнуть на диване под звуки Эрика Сати. Проблема просто-напросто красиво подождет до утра.

Уссинг и Йенсен, понятно, будут вне себя от ярости. Свейструп уже представил себе, как они врываются в его кабинет с пунцовыми лицами. Но он с этим справится. Совершенно очевидно, что Дуня более подходящий человек, и чем больше Свейструп думал об этом, тем больше ему нравилось собственное решение.

Через двадцать минут хлопнула дверца машины. Он обернулся и обнаружил машину-гибрид, которая бесшумно подъехала к его участку и остановилась.

— Так вот ты где, — произнес Ким Слейзнер с той улыбкой, которая часто озаряла его лицо на пресс-конференциях. — Я пытался до тебя дозвониться и случайно проезжал мимо.

Проезжал мимо? Так я тебе и поверил, подумал Свейструп и решил не подавать руки.

— Здесь никто мимо не проезжает. Если ты не едешь играть в гольф. Но я не вижу ни клюшек для гольфа, ни клетчатых штанов. Что тебе надо?

Слейзнер улыбнулся и огляделся.

— Хороший район. Спокойный. Здесь, наверное, прекрасно.

— Да, не жалуюсь.

— Я тебя понимаю. Особенно с учетом всего происходящего. И тем не менее, ты можешь уделить время мытью машины и плюешь, когда тебе звонят.

— Во всяком случае, я не лежу на заднем сиденье своей машины на углу улицы Лилле Истедгаде. — Свейструп поднес было руку ко рту, но опустил ее. Все равно поздно — слова, которые из него выскочили, уже не положишь обратно в рот. Два года назад именно Слейзнер не стал отвечать на звонок мобильного. Спустя несколько дней выяснилось, что он развлекался на заднем сиденье с Дженни «Мокрый поцелуй» Нильсен, или как там она себя называла.

Маленькая шалость, которая стоила жизни не только женщине на заправке в Леллинге, но и, в конечном итоге, полицейскому. Поступок, который по всякой логике должен был привести и к увольнению, и к уголовному делу. Но, понятно, ничего такого не произошло. И чем больше Свейструп об этом думал, тем меньше сожалел о своих словах, сказанных наделенному властью мужчине, который сейчас стоял у въезда в его гараж с невозмутимой ухмылкой на губах.

— Срезал! — Слейзнер рассмеялся и развел руками, словно подчеркивая, что он нисколько не обиделся, и что это его уже давно не трогает. — Но сейчас мы не будем стоять здесь и пререкаться, ладно? Между нами, начальниками, говоря. Нам доверили страну, в которой мы должны поддерживать порядок.

— Еще раз спрашиваю, — сказал Свейструп. — Что тебе надо?

— Я бы хотел немного поговорить об одной из твоих подчиненных.

— Ты имеешь в виду Дуню Хоугор?

— Именно, — Слейзнер снова улыбнулся одной из своих хорошо известных улыбок. — Я же знал, что мы поймем друг друга.

— Дуня — один из моих лучших сотрудников.

— Вот оно что. Интересно. И тем не менее, ты в таком стрессе, что вынужден отключить телефон, чтобы расслабиться. Пойми меня правильно: я тебя нисколько не упрекаю. Исходя из моего опыта, ты видел только начало.

Слейзнер наверняка был прав. Но меньше всего Свейструп хотел признавать его правоту. К тому же он как никогда был уверен в том, что это расследование должна вести Дуня.

— Иб, а теперь выслушай меня. — Слейзнер приблизился к нему на шаг. — Я с ней работал и точно знаю, как она устроена. Поверь мне. Стоит дать ей мизинец, как она тебе откусит всю руку вместе с яйцами, не успеешь и глазом моргнуть.

— У меня о ней немного другое представление.

— Да, но как давно ты имеешь с ней дело? Полгода? Я работал с ней несколько лет. Я был тоже ослеплен ее целеустремленностью. Я даже оказал ей доверие, поручив руководить одним из самых сложных расследований в нашей стране. Ты наверняка помнишь убийство Карен и Акселя Ноймана в Тибберупе.

Свейструп кивнул. Он с большим интересом следил за расследованием со стороны и помнил фото с места жестокого убийства, словно это было вчера. Еще тогда на него произвело впечатление, как быстро Дуне удалось установить личность преступника.

— Спустя полгода она отблагодарила меня, подделав мою подпись и вонзив нож мне в спину. Да, признаю, я совершил ошибку, не ответив на звонок мобильного в машине. Но выступать в прессе после всего того, что я для нее сделал? — Слейзнер фыркнул и поднял ладони. — Пусть радуется, что ее только уволили. Уверяю тебя: я мог бы пойти гораздо дальше, если бы захотел. — Он сделал шаг к машине и рукавом плаща вытер маленькое пятно. — И дело не в том, что я не понимаю, почему ты взял ее на работу. Наоборот. Я бы сделал то же самое, если бы не знал всех обстоятельств. Она хорошо выглядит и чертовски горяченькая, если хочешь знать мое мнение. К тому же она прекрасно играет роль жертвы, которая ужасно пострадала от проклятого патриархата, лучше, чем Паприка, мать ее, Стен[16]. Якобы она на стороне добра и хочет только одного — докопаться до правды и схватить виновного. Но это всего лишь игра. Спектакль с целью получить то, что ей нужно. И знаешь, что это? Хочешь знать, что ею на самом деле движет? — Слейзнер подошел вплотную к Свейструпу и заглянул ему в глаза. — Твое место. — Он ткнул пальцем в грудь коллеги. — Точно тебе говорю. Твоя должность, которая более привлекательна и дороже стоит, чем все остальные проклятые должности во всем отделении. И когда она сядет и на твой стул и за твой письменный стол, ты будешь стоять здесь, тереть машину или что ты там делаешь, не понимая, что произошло.

Слейзнер замолчал, словно ждал реакции. Но Свейструп никак не хотел реагировать и, откровенно говоря, не знал, как ему реагировать.

— Сейчас ты, может быть, удивляешься, зачем я притащился сюда в эту дыру в свой свободный выходной, — продолжил Слейзнер. — Потому что, когда она разделается с тобой, она опять обратит внимание на меня. На меня и мой стул. — Он ткнул себя в грудь. — Потому что это единственное, чего ей надо. Утопить таких, как мы, в дерьме, чтобы самой забраться наверх и захватить наши места в качестве доброго человека.

Свейструпу никогда не нравился Слейзнер, и видит бог, он и сейчас ему не нравится. Но он не мог не согласиться с тем, что Слейзнер в каком-то смысле прав. В Дуне было что-то непредсказуемое. Это что-то всегда заставляло его быть начеку и чувствовать себя неуверенным и менее значимым. Словно она на самом деле считала, что он не справляется со своей работой и не заслуживает своего места.

— Ладно, — произнес он, хорошенько подумав. — Что, по-твоему, я должен сделать?





36





У Жанетты Даун не было никакого желания давать водителю такси на чай, но ничего другого не оставалось. Меньше всего она хотела, чтобы окружающие говорили о том, какая она скупая. И хотя сейчас риск был невелик, поскольку водитель был датчанин, Жанетту тоже знали благодаря успехам Криса. Она не один раз мелькала в таблоиде Hänt Extra, а после одной из вечеринок по случаю кинопремьеры про нее написали, что она была одета почти лучше всех. Не говоря уже о репортаже, который опубликовал журнал Residence Magazine, побывав прошлой весной у них в имении.

Поэтому Жанетта дала водителю хорошие чаевые, хотя от него пахло потом и застарелой простудой. Больше всего она ненавидела, когда у людей плохо пахнет изо рта. Ей казалось, что каждый раз, вдыхая удушливый воздух, она сокращает себе жизнь, и поэтому старалась дышать по возможности мало и отрывисто.

Но поездка по Эресуннскому мосту из Каструпа была слишком долгой, чтобы задерживать дыхание, и она немного приоткрыла окно. Однако ей пришлось отказаться и от этого, потому что встречный ветер чуть было не испортил ей прическу, а она хотела выглядеть красивой, когда приедет домой к мужу.

Жанетта вылезла из такси, открыла заднюю дверь и отстегнула мальчиков — оба спали, свесив головы.

— Суне, Виктор, пора просыпаться. Мы уже дома.

Суне открыл глаза и огляделся, словно понятия не имел, где находится, а через несколько секунд, осознав, что соска исчезла, чуть не закатил истерику. Но Жанетта уже достала из кармана другую и успела засунуть ребенку в рот, предотвратив крик.

Она вынула сына из детского кресла и поставила его на гравий.

— Стой здесь, — сказала она и обогнула машину. Она разозлилась, когда поняла, что водитель смеет оставаться на месте, не делая ни малейшего поползновения помочь ей достать сумки. Черт возьми, типичный датчанин, подумала она и помогла Виктору выйти из машины. Ни в какой другой стране нет такого плохого сервиса, как в Дании. Он наверняка из тех, кто ненавидит шведов и сохраняет чистоту Дании, перевозя шведов через мост.

— Виктор, бери брата за руку и иди к дому, а я займусь сумками.

Виктор, не протестуя, сделал, как ему велели, хотя еще до конца не проснулся. Он действительно хороший мальчик, самый хороший из всех, кого она знает. Жанетта часто об этом думала и так же часто боялась начала школы после лета. Одна только мысль о том, что с сыном сделает суровая действительность, заставляла ее всерьез думать о домашнем обучении.

Но Крис и слышать об этом не хотел и считал, что самое худшее, что они могут сделать своим детям, — чрезмерно опекать их; и в чем-то он наверняка был прав.

Всего лишь за пять дней Жанетта действительно соскучилась по Крису больше, чем предполагала. Она уже предвкушала, что, как только дети лягут спать, достанет окорок и откупорит одну из купленных в Дании бутылок вина. И тогда муж даст ей послушать сочиненные им мелодии, а она попытается облечь свои впечатления в слова. Жена всегда была его первым слушателем, и он считался с ее критикой.

Жанетта подняла крышку багажника и сразу же посадила пятно на свое новое белое пальто. Но не стоит раздражаться, подумала она, достав прогулочную коляску Суне, раскрыв ее и переложив в нее остаток багажа. Она не собиралась опускать крышку багажника. Водитель же должен что-то сделать за свои чаевые.

— Мама, смотри! — Виктор показал на дом-фургон, припаркованный немного поодаль. — Почему он там стоит?

Жанетта обратила внимание на фургон, еще когда они подъезжали по дорожке из гравия. Но вся ее энергия уходила на то, чтобы выжить среди зловония, исходившего от водителя, и только сейчас, наполнив легкие чистым воздухом, она отреагировала на эту странность: на их участке стоял дом на колесах.

— Наверняка папа что-то затеял, — сказала она, хотя это было совсем не похоже на Криса — покупать большой фургон, предварительно не поговорив с ней. Наверняка имелось какое-нибудь хорошее объяснение, подумала она и направилась к входу, где ее ждали дети. Одновременно она услышала, как водитель такси вылез из машины и закрыл крышку багажника, произнеся какое-то датское ругательство.

— Почему вы не входите?

— Заперто, и папа не открывает, хотя я звоню, — ответил Виктор.

— Он, наверное, сидит в студии. — Жанетта не смогла подавить закипающее раздражение, пока искала ключи в сумочке. Он же знал, что они должны приехать. Они ведь оставили его в покое почти на целую неделю.

Она отперла дверь, запустила детей в дом и затащила внутрь сумки. После чего сняла пальто, сбросила туфли и пошла прямо в гостевой туалет. Там она села и достала мобильный. Последние дни она только и мечтала об этой минуте. Хорошая связь и свобода от ответственности за детей хотя бы на десять минут. Пусть теперь Крис берет эстафетную палочку.

— Мама! Ты где? — почти сразу же закричал Виктор где-то рядом. — Мама!

— Я в туалете и хочу, чтобы меня оставили в покое! — откликнулась Жанетта, хотя на самом деле не собиралась ничего говорить. — Пойди поговори с папой.

— Но я не могу его найти.

— А ты смотрел в студии?

— Нет, нам же нельзя заходить, когда закрыта дверь и горит красная лампочка.

Чем он там занимается? Одно дело — заканчивает сочинять мелодию, когда они вернулись домой. Но включать красную лампочку никуда не годится, черт возьми.

— О’кей, но тогда успокойся, пока мама не выйдет. Пойди в свою комнату и поиграй. — Она услышала нетерпеливый вздох за дверью, но, во всяком случае, без громких протестов. Теперь она наконец-то смогла открыть игру «Улитки-убийцы» и пройти одну дорожку.

Последнее время Жанетта подсела на эту игру как на наркотик и, хотя загрузила ее всего лишь несколько месяцев назад, дошла уже до семьдесят третьей дорожки. Обещание не тратить ни одной кроны на покупку новых жизней и кратчайших путей оставалось в силе до восемнадцатой дорожки, где она застряла и была вынуждена купить себе выход. После этого она покатилась по наклонной плоскости и теперь даже не хотела думать о том, сколько потратила.

Сейчас деньги не представляли для них особенной проблемы. У них было столько денег, что они никогда не успели бы их истратить, так что почему бы не пользоваться моментом и не наслаждаться, пока есть возможность? Все может кончиться, когда ты никак этого не ожидаешь. Если не цунами, так бомба в гостинице. Или как у этого Петер Брисе, который изобрел «Улиток-убийц», а на прошлой неделе разбился насмерть. Какая ему теперь радость от всех его миллионов? Нет, Жанетта вовсе не собирается мучиться совестью только потому, что купила огнемет за 289 крон, после чего прошла дорожку всего лишь за несколько минут.

Затем Жанетта зашла в Фейсбук и просмотрела свою страницу. Все как всегда. Плохие фото еды, дни рождения детей и хвастливые посты о том, что кто-то наконец пошел в спортзал или вышел на пробежку. От Криса ничего не было, а это хороший знак. Значит, он был полностью поглощен работой в студии и, может быть, сочинил что-то по-настоящему стоящее.

Она отложила мобильный, вытерлась и вымыла руки. Прежде чем отпереть и выйти, понюхала себя под мышками и почувствовала, как затхлый, хотя и слабый, запах, забил свежий аромат лимонного дезодоранта. Но ничего страшного. Она все равно примет душ перед тем, как они лягут в кровать.

Жанетта прошла через холл на кухню и убедилась, что в основном все выглядело так же, как в среду, когда она уезжала из дома. Понятно, настоящего ужина ждать не стоит, и если она хорошо знает Криса, он… Она прервала свои размышления и уставилась на морозильник, стоящий на полу. Зачем он купил еще один морозильник, у них уже есть два в кладовой? И какой смысл ставить этого белого мастодонта посреди кухни? Это нарушает всю концепцию, над которой они с дизайнером так много работали.

Только сейчас она заметила, что некоторые картины пропали. Конечно, это территория Криса, а не ее, но Жанетта быстро поняла, что не стало наиболее ценных картин.

Ее охватило беспокойство, словно ей только что вкололи яд. Чтобы не потерять равновесие, она оперлась о морозильник и сделала несколько глубоких вдохов, как ей советовал ее психотерапевт.

Крис нередко грозился уйти от нее. Так много раз, что она перестала слушать. Это единственное объяснение. Он воспользовался отсутствием ее и детей. Как трусливая чертова собака он ушел втихаря, зажав хвост между ногами и забрав с собой самое ценное в надежде, что она не заметит. Значит, поэтому на участке стоит фургон? Конечно, это не объясняет уродливый морозильник на кухне, но это не играет никакой роли. Жанетта была полностью убеждена в том, что муж привел в исполнение свою угрозу.

Или нет, минутку… Внезапно до нее дошло. Зачем оставлять красную лампочку включенной, если его там даже нет? Может быть, она просто дала волю своим параноидальным мыслям? Почувствовав прилив энергии, она быстрым шагом дошла до студии, где действительно горела лампочка. Вытерла пот с лица подолом платья, поправила волосы и открыла дверь со звукоизоляцией.

В ту секунду, когда Жанетта увидела мужа, она простила ему все. Не имеет значения, что он делал в их отсутствие, не имеет значения, что он, похоже, забыл, когда они вернутся. Вот он сидит, повернувшись к ней спиной, и крутит ручки на микшерном столе. Крис полностью был поглощен музыкой, которая раздавалась из больших наушников, и, похоже, не обратил на нее никакого внимания. Но почему у него на руках резиновые перчатки?