Минус восемнадцать

О’кей, конечно, он всегда был в курсе последних новостей и, разумеется, знал, что теперь она работает в полиции по поддержанию общественного порядка в Хельсингёре и каким-то образом причастна к делу об убитом бомже. Но она не должна была на это рассчитывать. Хуже некуда, когда тебя принимают как должное. Особенно учитывая, что прошел почти год со дня их последней встречи.

Тогда он пригласил Дуню на ужин, который перетек в безумно дорогой поход по барам. Но что не сделаешь для своих друзей, рассудил Микаэль. Потому что он расценивал их отношения именно так. Друзья, может быть, даже на всю жизнь.

Первый раз она пришла в отдел информационных технологий с просьбой помощи, когда остальные коллеги ее игнорировали, поскольку Слейзнер поручил ей вести следствие по делу об убийстве телезвезды Акселя Ноймана и его жены. Не имея никаких полицейских полномочий, Микаэль помог ей с поиском и фильтрованием в различных реестрах. Она также проверяла на нем свои соображения и иногда могла позвонить ему посреди ночи только для того, чтобы узнать его мнение.

Микаэль очень любил работать вместе с Дуней, и ему этого сильно не хватало, когда ее выгнали и она исчезла. Они шутили, что в один прекрасный день она станет начальником и переведет его в убойный отдел. Конечно, они общались по телефону и говорили о том, что надо повторить поход по барам, когда теперь у нее есть своя зарплата и она снова может приглашать других. Но дальше разговоров дело не пошло, и спустя какое-то время он постепенно стал терять надежду, что они когда-нибудь увидятся снова.

Но сейчас Дуня дала о себе знать и попросила его о помощи. К тому же таким тоном, словно все совершенно нормально. «Целую», мать твою. Может быть, ему стоило разозлиться, написать ответ капслоком и попросить ее пойти к черту. Сказать, что дружба — если она сейчас правда пытается изобразить дружеские отношения, — не ограничивается просьбами о помощи.

Но дело было в том, что он не разозлился. Ни капельки. Скорее, испытывал воодушевление и радость. Поскольку тон письма подразумевал, что они друзья, которые не должны ничего доказывать друг другу. Особенно не раздумывая, Микаэль понял, что в глубине души уже простил ее, и щелкнул на приложенную ссылку.

Ему не надо было долго смотреть ролик (там кто-то трусцой бегал по Хельсингёру, натянув на голову чулок со смайликом, и избивал людей), чтобы понять, что речь идет о «веселом избиении». Но почему Дуня увязала это с убийством бомжа, Микаэль не понял. Конечно, в Англии происходили смертельные случаи, но их было крайне мало, и он не слышал о том, чтобы такое случалось в Дании.

Но если он правильно понимал Дуню, у нее наверняка имелись свои соображения, и он не видел оснований ставить их под сомнение. К тому же, и это самое лучшее, он точно знал, где будет искать, раз эти преступники такие идиоты, что выкладывают ролики об убийстве в Интернете.





40




Когда Теодор проснулся в воскресенье, он засомневался, что это был не сон. Что напрасные мечты не приобрели такую силу, что в конце концов превратились в его подсознании в действительность. Но уже через несколько минут он убедился в обратном. Он был у Александры дома, они провели вместе несколько часов, слушали музыку и говорили обо всем на свете. Ни одного раза ему не приходилось обдумывать свои слова. Они словно появлялись сами по себе и выражали его мысли именно так, как он хотел.

Александра слушала, как никто другой, и говорила такое, что, по его мнению, могло прийти в голову только ему. Теперь их внезапно стало двое, и впервые он не чувствовал себя совсем одиноким. И хотя Теодор знал, что первая любовь никогда не длится всю жизнь, у них будет по-другому. В этом он не сомневался.

И они были близки, так близки, как это возможно, если не доходить до самого конца. Если бы не ее родители, которые вот-вот должны были прийти, это наверняка бы произошло внизу, в комнате для занятий йогой. Но тогда Теодор просто кивнул и согласился, что ему лучше уйти. Хотя он не ушел, а поплыл на облаке домой на улицу Польшёгатан.

Но уже через несколько часов в воскресенье во второй половине дня это чувство сменилось на неуверенность. Почему она не отвечает, когда он звонит? Если она сейчас так страшно занята, почему бы ей не перезвонить, когда у нее найдется время? Смс было бы достаточно. Маленький смайлик с поцелуем или чем угодно. Но она не удостоила его даже этим.

Весь оставшийся день Теодор делал все, что, как точно знал, делать не следует. Он звонил ей и посылал смс столько раз, что потом мать наверняка спросит, чем он занимался, как только увидит счет за мобильный. Он писал, как много слушает Люкке Ли и советовал ей певицу Файст, которую слушала его мама. Иными словами, вел себя просто жалко, хотя было совершенно ясно, что Александра не влюблена в него и совсем им не интересуется.

И все же что-то в нем отказывалось оставлять надежду. Как собаки на пляже в Таиланде, которые упрямо идут за тобой, куда бы ты ни шел. Вот кто он такой — трехногая блохастая проклятая собака из Таиланда. И все же он не мог не дать ей последний шанс. Если Александра им не воспользуется, он оставит ее в покое, удалит на Фейсбуке свой запрос на добавление в друзья и сделает все, чтобы перестать о ней думать. Если понадобится, перейдет в другую школу.

Теодор все подготовил, и завтра это произойдет. Он снял со счета все свои сбережения и заказал столик на пароме, который выйдет из Хельсингёра в пять часов. Он съездил в Велу и купил сердце, которое разламывается на две половинки, с их именами, выгравированными на каждой половинке, а также написал стихотворение, которое прочтет вслух, когда она будет открывать коробочку. Если все пойдет по плану, они смогут провести на пароме целую ночь, поскольку на следующий день надо идти в школу, и его родители подумают, что он ночует у Йонте, чтобы вместе делать групповую работу.

Осталось только спросить у Александры, хочет ли она поехать.

Теодор надеялся увидеть ее сегодня на перемене в десять часов, но она не появилась, что его успокоило. Может быть, все же есть естественное объяснение ее молчанию. Может быть, она заболела. Может быть, накрылся мобильный. Или она просто сидит дома и занимается.

Во время обеденного перерыва, пока он ждал звонка от отца, он вспомнил, как Александра обмолвилась, что сейчас очень интенсивно тренируется, и решил прогулять последние уроки и найти ее спортивный клуб. Он вспомнил надпись на ее спортивной сумке — «Клуб боевых искусств Феникс» — и быстро нашел в Интернете адрес. Клуб находился на Кадетской улице в районе Западная Берга.

Там он и нашел девушку. Она боролась, стоя в кругу, вся потная и запыхавшаяся. На ней был назубник и спортивный костюм явно на размер больше. Александра не обратила на Тео внимания. Она была полностью поглощена своим противником, парнем, который уже тогда ему не понравился. Парень был не только значительно крупнее и сильнее, чем Александра, но и боролся так, словно выжить должен был только кто-то один из них.

И тут она увидела Теодора и на мгновение просияла. Больше и не требовалось, чтобы перестать беспокоиться. Ее занимала только тренировка и ничто другое. Ничего странного.

Она отвлеклась всего лишь на секунду, но этого оказалось достаточно, — ее партнер-идиот нанес ей такой сильный удар, что она пролежала несколько секунд, прежде чем попыталась подняться. Теодор хотел было оказать парню достойное сопротивление, но сдержался, когда Александра рассмеялась и позволила своему противнику помочь ей встать на ноги.

Сейчас они сидели в пиццерии в районе Рингсторп. К сожалению, не вдвоем, а с Хенриком Мааром — так звали этого идиота. К ним присоединилось еще двое парней. Теодор понятия не имел, как их зовут, и не собирался это выяснять. Тем более что они не обращали на него ни малейшего внимания. А вот Александре, похоже, все это нравилось, и она смеялась каждому сказанному ими слову.

— Да, кстати, ты кто такой? — будто невзначай спросил Хенрик Маар, когда им принесли пиццы и Теодор взял первый кусок. — Тебе уже разрешили засунуть?

— Что за вопрос? — сказала Александра.

— А что такого? Он присосался, как пиявка, к одному из моих лучших друзей, и не мешает за ним присмотреть, пока он не прилип намертво.

— Как так прилип? — Теодор прожевал до конца и напряг каждый мускул своего тела — ведь могло произойти что угодно.

Парни, имена которых он не знал, засмеялись, напомнив ему героев мультсериала «Бивис и Баттхед», который отец подарил ему весной на день рождения.

— Не обращай на них внимания, — Александра положила руку на его ладонь.

— А я и не обращаю, — ответил Теодор, подбодренный ее прикосновением. — Во всяком случае, на Бивиса и Баттхеда.

Хенрик и два других парня переглянулись, и Тео понял, что они не знают, кого он имеет в виду и чего добивается.

— Но тот, кто называет себя твоим лучшим другом, хотел бы узнать больше, и я совсем не против ему помочь, — продолжил он, посмотрев Хенрику в глаза. — Меня зовут Теодор Риск, и я дрался больше, чем ты можешь себе представить. Но не в клубе с назубником и обитыми стенами.

— Получается, я должен испугаться? — спросил Хенрик.

Теодор покачал головой.


— У меня нет привычки бить девчонок. Ты просто должен знать, кто я такой. Ты ведь этого хотел? — Он ни на миллиметр не отвел глаз и сам поразился своему спокойствию.

— Эй, давайте прекратим это и просто поедим. — Александра откусила кусок пиццы.

— Прекратим что? — уточнил Хенрик. — Мы просто разговариваем. Разве нет?

Теодор удостоил всех кратким кивком и последовал примеру Александры. Скоро они стали молча есть, и петушиные бои, похоже, окончились. И когда Хенрик и два его спутника вышли покурить, он воспользовался моментом и повернулся к ней.

— Послушай, я хотел тебя кое о чем спросить. — Он откашлялся, чтобы избавиться от нервозности в голосе. — Значит так. У тебя есть желание увидеться сегодня вечером?

— А что мы будем делать? — С одной стороны, эти жесткие слова подвергали всё сомнению, но в лице девушки он уловил любопытство. Она действительно хотела знать.

— Это сюрприз.

Молчание. Бесконечное свинцовое молчание. Как же он его ненавидел. И тут вернулись эти три идиота.

— …ет.

Слова так быстро выскочили из ее рта, что он толком не расслышал. Она сказала почему бы нет или просто нет? Теодор почувствовал, как его охватывает паника. Что ему делать? Что-то сказать? Спросить еще раз? Но через несколько секунд по ее глазам он понял, что она ответила, как надо.

Но счастье длилось недолго, поскольку Хенрик вдруг закричал:

— Run, Forrest, run![17]

И как по команде Александра вскочила со стула и скрылась в дверях вместе с остальными.

Теодор ничего не понял, пока не принесли счет.





41




Слухи о провальном утреннем совещании распространились, как осенняя простуда, по отделению полиции в Хельсингёре и через несколько часов превратились просто в сплетни, где одно преувеличение было хуже другого.

Некоторые были убеждены в том, что Свейструп уволил Дуню после того, как она послала его к черту и обозвала бесхребетной амебой без мозгов и члена. Другие на полном серьезе думали, что ее попытка возглавить следствие по делу об убийстве Йенса Лемке кончилась дракой с Беттиной Йенсен.

Но тем немногим, кто видел, как Дуня выходит из отделения вместе с Магнусом, чтобы приступить к смене во второй половине дня, ни один слух не казался правдой. Словно в самый обычный день, на ней опять была форма, и на ее лице нельзя было разглядеть ни малейшего следа утренних разногласий.

На самом деле, в глубине души Дуня клокотала от злости. Она уже давно не чувствовала себя такой раздавленной и униженной, как во время утреннего совещания. И, тем не менее, это чувство было ей слишком хорошо знакомо.

У нее не было ни малейшего намека на доказательство. К тому же она находилась в сорока пяти километрах от него, и, по ее сведениям, он не имел ни малейшего отношения к отделению полиции в Хельсингёре. Но она ничуть не сомневалась, что почву у нее из-под ног выбил слизняк Слейзнер. Она в прямом смысле слова почуяла его и от этого сходила с ума.

Но она не собиралась демонстрировать свое состояние окружающим и постаралась скрыть злость под толстым слоем равнодушия. Что бы ни случилось, она решила высоко держать голову и не показывать свое поражение ни одной сволочи.

К сожалению, план дал трещину спустя десять минут — всем пришло оповещение о пожилой даме, которую взяли с поличным с двумя свиными отбивными, которые она спрятала под пальто в магазине Нетто на улице Блихерсвей. Даже не взглянув в сторону Дуни, Магнус взял микрофон и ответил, что они едут.

— Ты что, серьезно? — в конце концов, выдавила из себя Дуня. — Мы даже не рядом.

— Нет, но я подумал, что…

— Прости, но какого черта?

— Дуня, я понимаю, что сейчас тебе все не так. Но ведь это наша работа.

— Да будьте вы все прокляты! Это всего лишь мелкая кража! — Дуня почувствовала себя вулканом, который больше не может сдержать свое извержение. — Маленький начальник с низкой зарплатой в Нетто, который демонстрирует свою власть по отношению к старой бабке! И ты подчиняешься приказу, как чертов солдат! Полная бессмыслица! Разве сейчас еще кто-то ест эту дешевую свинину?

— Ты можешь говорить, что хочешь, — сказал Магнус и покачал головой. — Но наша задача — поддерживать порядок как в большом, так и в малом. И, как всегда говорит Иб, малое имеет точно такое же значение, как…

— Иб? Ты думаешь, меня хоть сколько-то интересует, что говорит этот человек? Он обещает передать мне расследование, а затем трусит и отнекивается. Какая низость.

— Может быть, это кажется несправедливым, но я убежден в том, что у него есть свои причины и масса различных соображений, которые он должен…

— Только не говори, что ты защищаешь его.

— Защищаю, не защищаю. — Магнус сглотнул и посмотрел через плечо, прежде чем перейти в другой ряд. — Я просто считаю, что, может быть, все не так, как…

— Как ты можешь так считать после того, что произошло сегодня утром? А? Это потому, что ты такой же жалкий трус? Потому что ты, точно как и он, хочешь, чтобы речь максимум шла о тетке из Нетто с куском мяса, до которого никто даже не дотронется? Прости, Магнус, но мир устроен по-другому. И как бы ты ни хотел, нельзя закрыть глаза и зарыть голову в песок.

Магнус ничего не ответил. Он просто сидел и кусал нижнюю губу, а спустя еще семь минут гробовой тишины свернул на парковку и остановился у магазина Нетто. Они отстегнули ремни безопасности, вышли из машины и направились к входу.