Минус восемнадцать

— Ты имеешь в виду Пера Кранса? — Тувессон встала и огляделась.

— Нет, он лежит вот там. — Муландер перешагнул через несколько ящиков с доказательствами и поднял еще один брезент, который покрывал тело, сохранившееся гораздо хуже. — По крайне мере, если верить бумажнику, который лежит в кармане его брюк.

Большие участки живота под белой рубашкой были так разорваны, что обнажились некоторые внутренние органы. Из-за трещины в черепной кости правая половина лица была сильно деформирована, а в левой глазнице виднелось только свернувшееся кровавое месиво.

— Есть какие-нибудь предположения относительно того, как он умер? — спросила Тувессон.

Муландер покачал головой.

— Сначала мы решили, что ему выстрелили в глаз, но никакого выходного отверстия нет, так что я не знаю. Надеюсь, Коса найдет объяснение. Сильные повреждения на теле появились, вероятно, потом.

Фабиан мог только покачать головой. Хладнокровие, которое преступник продемонстрировал в банке, явно не одноразовое явление. Если на пути злоумышленника возникало препятствие, он устранял его. Похоже, он без малейшего колебания может лишить жизни кого угодно. Животное или человека, не играет никакой роли.

— Но почему он оставил в живых жену и детей? — вслух подумал Фабиан и сразу же увидел, как Муландер просиял.

— Я тоже об этом думал. По моей версии он собирался оставить их в живых до тех пор, пока не придет время Крису Дауну «лишить себя жизни».

— И как бы он это сделал? — спросила Тувессон.

— Очевидно, всадил бы себе пулю в рот, расстреляв всю семью. Оружия здесь сколько угодно.

— О’кей, предположим, план именно таков, — сказал Фабиан. — Преступник достает Криса из морозильника, размораживает его, расстреливает жену и детей, а после этого самого Криса. — Муландер кивнул. — Но Коса сразу же это увидит. Даже его коллега, как там его зовут…

— Арне Грувессон.

— Именно. Даже он спросит, почему на полу нет большой высохшей лужи крови.

— Точно. Тогда в игру вступает вот что. — Муландер снял крышку с одного из ящиков с доказательствами и показал большой шприц, который лежал на кухне. — Я не уверен, но учитывая размер шприца и длину иглы, думаю, что этим колют лошадей или еще каких-то животных. Во всяком случае, не людей. Но могу предположить, что это идеально подходит для того, чтобы выкачать из тела кровь, а потом разбрызгать ее по полу.

Неделю назад Фабиан покачал бы головой и пристыдил Муландера за то, что тот смотрит слишком много детективов по телевизору. Теперь такой сценарий представлялся ему в высшей степени вероятным.

— Можно сказать, что это производит впечатление, — продолжил Муландер.

— Впечатление? Это почему? — Тувессон скрестила руки на груди. — По-моему, преступник не кто иной, как садист и убийца с расстройством психики, который заслуживает несколько пожизненных сроков.

— Это как посмотреть. Он явно охотится за деньгами и готов сделать все, что требуется, чтобы заполучить их. Я не эксперт по профилям преступников, но я бы не обвинял его в садизме и расстройстве психики. Хладнокровный и наглый? Безусловно. Но, в первую очередь, ловкий. Если бы он случайно не въехал в твое зеркало заднего обзора, сомневаюсь, что мы вообще занимались бы этим делом.

— Здесь еще один, — неожиданно закричал один из ассистентов.

Фабиан и Тувессон вслед за Муландером подошли к краю ямы и заглянули в нее — помощники Муландера откопали там черный мешок для трупов.

— Вы сделали фото? — спросил Муландер.

Ассистент с фотоаппаратом кивнул.

— Хорошо, тогда поднимайте его.

Они вместе подняли мешок из ямы и положили его на расстеленный брезент. Муландер наклонился вниз, расстегнул молнию и увидел еще один черный мешок для трупов.

— Что бы там ни было, это хорошо упаковано, — сказал он, открыв второй мешок.

Шедший от мешка смрад заставил всех инстинктивно отпрянуть и отвернуться. Как они и ожидали, в мешке находился труп, но он разительно отличался от двух предыдущих. Процесс разложения зашел здесь уже далеко, и тысячи и тысячи маленьких трупных червей покрывали мертвое тело белым колышущимся покрывалом.

— Это человек умер не на прошлой неделе. — Муландер взял щетку и стал счищать трупных червей с отчасти разложившегося лица, принадлежащего женщине или молодому человеку азиатского происхождения.

На трупе был коричневый анорак и бежевые брюки свободного покроя. В одном из углов среди червей лежала вязаная шапка с черепами.

— Но подожди, это же она!.. — воскликнула Тувессон.

— Ты что, ее знаешь? — спросил Фабиан.

Тувессон кивнула.

— Разносчица газет. Разве вы не помните? Два года тому назад она обнаружила Сета Корхедена.

Фабиан попытался связать воедино концы нитей. Какое отношение к этому имеет Сет Корхеден?

— Твой одноклассник, — продолжила она. — Тот, с кем преступник поменялся местами.

— Я знаю. Но какое отношение Сет Корхеден имеет к…

— Эта женщина нашла его мертвым в постели, когда развозила газеты.


— И откуда ты это знаешь? — спросил Муландер.

— Мы с Ирен потом ее допрашивали. Сони Викхольм. Я помню все так, словно это было вчера.

Муландер рассмеялся.

— Вот это да — ты помнишь всех, кого допрашивала за годы работы.

— Нет, не помню. — Тувессон села на корточки, чтобы лучше разглядеть. — Это далеко не так. Но она, я не знаю, в ней было нечто особенное, что отличало ее от других.

— Каким образом? — Фабиан наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть лицо.

— Не каждый войдет в чей-то дом, как она. Сама Сони объяснила это тем, что ей показалось странным, что Корхеден, который вернулся из отпуска, не встал и не вырвал утреннюю газету из ее рук. Но из-за этого войти в дом, это не совсем нормально. Сколько бы разносчиков газет так сделали вместо того, чтобы ехать дальше? Потом она видит тело, привязанное к кровати, и с отрезанными усами. Знаете, что она делает в первую очередь?

Фабиан и Муландер покачали головами.

— По-моему, нечто совсем безумное. Вы думаете, она звонит в полицию? Нет, она подходит к Сету и начинает его трогать. Поднимает ногу и кладет ее обратно на кровать. Хотите знать почему? Чтобы проверить трупное окоченение. — Тувессон покачала головой. — Она явно писала детектив и смотрела на это как на сбор материала.

— Иными словами, женщина проявила крайнее любопытство.

— По-моему, она скорее вела себя крайне странно.

— Может быть, здесь произошло то же самое, — сказал Фабиан. — Предположим, Крис Даун был один из тех, кому она приносила газеты. Однажды ранним утром она видит нечто, что вызвало в ней любопытство, заставило войти вовнутрь и увидеть то, что она не должна была видеть.

— Хорошая версия, и думаю, именно это и произошло с мужчиной с собакой, — заключил Муландер. — Но проблема в том, что женщина умерла как минимум год назад. Может быть, еще раньше.





66




Теодору хотелось только одного — выбраться отсюда. Не играет никакой роли как, только бы подальше от кровати, которая всего лишь несколько часов назад была одним большим колышущимся морем счастья. Только бы натянуть одежду, украдкой выбраться из виллы и добежать до дома. Притвориться, что он никогда не находил ее мобильный с этим проклятым роликом. Словно на самом деле ничего не произошло. Словно они никогда не встречались.

Но он не мог. Как он ни старался, он был не в состоянии даже пошевелиться. Будто тело пребывало в режиме сохранения энергии, и у него отключались все функции, одна за другой, пока его полностью не парализовало. У него работало только сердце, которое билось в три раза сильнее. Но оно болело, будто с каждым ударом кто-то пинал его в грудь.

Так вот что такое паническая атака? Или он боится? Это чувство знакомо ему с детства, и он ненавидел его больше всего на свете.

Ничто так не сковывает, как страх, который может полностью сломать его и превратить в мокрое пятно. Тогда ему удавалось победить страх злобой, и если он себя хорошо знает, так произойдет и на этот раз.

Только бы она проснулась. Он уже ждет несколько часов, ждет, чтобы прижать ее к стенке и спросить, что происходит. Ждет, что злость возьмет верх. Но Александра просто лежала рядом с ним, распластавшись, словно только что пересекла Атлантический океан. Если бы не ее спина, которая поднималась и опускалась через равные промежутки, он бы не был уверен, что она вообще жива.

Теодор не мог оторвать от нее взгляд. От лопаток, которые торчали из спины, как песчаные дюны в Сахаре. От черных локонов, разбросанных по подушке и закрывавших часть лица. Любит ли он ее по-прежнему? Разве проблема в этом? Чувствует ли он по-прежнему где-то в глубине души под всем страхом, что, невзирая на то что произошло, их двое?

— Привет.

Теодор вздрогнул и понял, что Александра открыла глаза. Она улыбнулась ему сонной улыбкой и ждала, что он что-то скажет.

— Что это? — наконец спросила она.

Что это… Она спрашивает, что это? Как будто ничего не случилось. Как будто этот отвратительный проклятый ролик не существует, и на голубом небе светит солнце.

— А как ты думаешь, что?

— О’кей, ты явно встал не с той ноги. — Александра отвернулась от него; похоже, она без проблем может проспать еще несколько часов.

— Я, во всяком случае, проснулся. Что не скажешь о том парне из тележки.

Александра повернулась к нему — от ее сонного спокойствия не осталось и следа.

— Да, я видел ролик. — Теодор держал мобильный так, словно старался как можно меньше к нему прикасаться.

— Все совсем не так, как ты думаешь. — Она села и закуталась в одеяло.

— Вот как? Значит, это не ты и твои милые приятели посылают совершенно невинного человека на верную смерть? Как хорошо. Значит, каждая газета в сети сейчас пишет не о вас, а о совсем другой банде. Здо́рово, а то я уже начал волноваться. — Теодор дотронулся до своего лба и демонстративно выдохнул. — Но тогда все именно так, как ты говоришь, и я просто встал не с той ноги.

— Но Тео, выслушай…

— В проклятой тележке! Ты хоть сама понимаешь, как это мерзко? А?

— Я знаю, но это все Хенрик.