Мистер

Взяв с прикроватной тумбочки телефон, я замечаю, что моя постель в ужасном беспорядке.

«Чтоб тебя… да я неряха».

Торопливо заправив постель, я выхватываю из кучи одежды на диване тонкий черный свитер с капюшоном и натягиваю его на футболку. Прохладно. А у нее ноги промокли… наверное, совсем замерзла. В коридоре я на минуту останавливаюсь, чтобы подкрутить термостат – подниму-ка температуру на пару градусов.

Она выходит из кухни с пустой корзиной для белья и пластиковым ведерком с чистящими средствами и тряпками. Опустив голову, проходит мимо меня в спальню. Я смотрю вслед фигурке в бесформенном халате: длинные бледные ноги ступают неслышно, хрупкие бедра легко покачиваются… неужели сквозь халат просвечивают розовые трусики? Из-под шарфа, которым она повязала голову, спускается длинная темная коса, кончик которой покачивается прямо над трусиками в такт шагам. Надо бы, конечно, отвернуться, но я завороженно смотрю на ее нижнее белье. Розовые трусы полностью скрывают ягодицы и поднимаются до талии. Никогда не видел на женщине таких огромных трусов. И от этой картины мое тело пронзает желанием, словно мне тринадцать лет.



Черт! Я беззвучно рычу. Вот извращенец!.. С трудом поборов искушение идти за ней, я ухожу в гостиную, падаю там за стол и принимаюсь разбирать электронные письма от Оливера.



Алессия с удивлением оглядывает застеленную постель. Раньше в спальне всегда царил беспорядок. Вот и сейчас на диване горой свалена одежда. И все же комната гораздо чище и уютнее, чем всегда. Раздвинув шторы, девушка окидывает взглядом реку. «Темза», – шепчет она вслух дрожащим голосом.

Река темная, все вокруг серое, сумрачные деревья на том берегу… совсем не похоже на Дрин. На дом. Это город, в котором много жителей. Слишком много. Дома она видела в окно плодородные земли и горы в снежных шапках. Алессия прогоняет мучительные воспоминания о доме. Ее ждет работа, которой нельзя лишиться, чтобы по-прежнему играть на рояле. Неужели хозяин сегодня не уйдет? Настроение сразу портится. При нем она не сможет сыграть свои любимые мелодии.

Зато она увидит его.

Мужчину, который снится ей каждую ночь.

Хватит о нем думать! Довольно. С тяжелым сердцем Алессия развешивает одежду в гардеробной. То, что пора стирать, складывает в корзину.

В ванной ее встречает аромат хвои и сандалового дерева. Приятный мужской запах. Алессия делает глубокий вдох, наслаждаясь благоуханием, и вспоминает его зеленые глаза… широкие плечи… плоский живот. Брызнув на зеркало чистящей жидкостью, она с ожесточением трет стекло.

Перестань! Перестань! Хватит!

Он платит ей за работу и никогда не посмотрит на нее как на женщину. Она всего лишь горничная, уборщица.

Как всегда, в последнюю очередь она выбрасывает мусор. На этот раз, к ее удивлению, корзина пуста. Ни одного использованного презерватива. Алессия ставит корзину на место, рядом с прикроватной тумбочкой, и невольно чему-то улыбается.

Собрав грязное белье и чистящие средства, она останавливается взглянуть на черно-белые фотографии на стене. Голые женщины. Одна стоит на коленях, у нее бледная, почти прозрачная кожа. Видны ступни ее ног, ягодицы, изысканный изгиб спины. Светлые локоны женщина придерживает на затылке, выпустив на спину лишь несколько прядей. Модель, по крайней мере, с этого ракурса, очень красива. На второй фотографии женщина изображена вблизи. Видны контуры шеи, отброшенные на плечо волосы, изгиб позвоночника почти до талии. Темная кожа сияет под нежными лучами света. Она великолепна. Алессия вздыхает. Судя по фотографиям, хозяин любит женщин. Может быть, он и сам фотограф? И может, однажды он сфотографирует ее?

Встряхнув головой, чтобы выбросить глупые мысли, Алессия возвращается на кухню – убирать пустые коробки, пивные бутылки и мыть посуду.



Соболезнования, пришедшие по электронной и обычной почте, я отложил, чтобы ответить позже. Пока я не готов их читать. Вот как, черт побери, Кит умудрялся думать одновременно о субсидиях фермерам, скотоводстве и прочей чепухе, без которой не обойтись, возделывая тысячи акров сельских земель? Жаль, наверное, что вместо музыки и изящных искусств я не изучал в университете управление сельским хозяйством или хотя бы предпринимательство.

Когда отец умер, Кит учился в Лондонской школе экономики, и как послушный долгу старший сын перешел в университет Корнуолла, чтобы изучить принципы земледелия, животноводства и управления крупными хозяйствами. У него в собственности оказались тридцать тысяч акров земельных владений, и я теперь понимал, насколько разумное решение принял старший брат. Кит всегда был очень ответственным, кроме того единственного случая, когда вдруг сел среди зимы на мотоцикл и понесся на нем по заледеневшим дорогам графства Треветик. Вспомнив тело брата, каким я увидел его в морге, я опускаю голову и закрываю лицо руками.

«Почему, Кит? Ну почему?»

Погода ухудшается, будто отражая мое настроение. Я подхожу к стеклянной стене и смотрю на реку и противоположный берег. Навстречу друг другу по Темзе двигаются две баржи: полицейская – на восток, и речной трамвайчик – к Пирсу Кадоган. Сколько живу у реки, а так ни разу не прокатился на речном трамвайчике. В детстве я надеялся, что нас с Марианной покатает мама, но она всегда была занята. Всегда. И ни разу не попросила наших нянь покатать нас. Это лишь одна из длинного списка обид, который я готов предъявить Ровене. Кита тогда с нами не было, он уже уехал в пансион.

Качая головой, я обхожу рояль и вдруг замечаю нотные листы, над которыми работал все выходные. При виде недавних достижений я с гордостью улыбаюсь и, оставив компьютер, сажусь за рояль.



Из трех кухонь, которые приходится убирать Алессии, эта ее любимая. Стена, нижние панели шкафчиков и столешницы сделаны из бледно-голубого стекла, которое легко мыть. На кухне просторно, все на своем месте, совсем не так, как в загроможденной всякой всячиной кухне ее родителей. Алессия заглядывает в духовку – вдруг Мистер что-то испек? Там чистота. Скорее всего, хозяин даже не открывает дверцу духового шкафчика.

Алессия вытирает последнюю тарелку, когда из гостиной доносится музыка. Девушка замирает, тут же узнав мелодию. Эти ноты написаны от руки на листе, который стоял на рояле. Она много раз видела их, но сегодня пьеса не обрывается, музыкальная фраза звучит мягко и грустно, окутывая ее печальными синевато-серыми тонами.

Такого нельзя пропустить.

Она осторожно ставит тарелку на столешницу и выскальзывает из кухни в коридор. В гостиной хозяин сидит за роялем. Он играет, закрыв глаза, погруженный в музыку, каждая нота отпечатывается на его лице. Лоб нахмурен, голова склонилась к плечу, губы приоткрыты… У нее перехватывает дыхание.

Она ошеломлена.

Его красотой.

Музыкой.

Талантом.

Мелодия очень грустная, тоскливая, звуки эхом откликаются в ее голове, рождая нежные всполохи голубого и серого цветов, которые мелькают у нее перед глазами. Он поразительно красив. Она никогда не встречала таких удивительных мужчин. Он даже прекраснее, чем…

«Нет! Синие, холодные, как льдинки, глаза смотрят на меня. С яростью».

«Нет. Не думай об этом чудовище!»

Она слушает задумчивую мелодию, которую играет Мистер, до самого конца. Прежде чем он, обернувшись, наверняка заметил бы ее, Алессия на цыпочках крадется на кухню – ей вовсе не улыбается предстать перед хозяином лентяйкой, которая следит за ним, вместо того чтобы трудиться.


Заканчивая уборку на кухне, девушка снова и снова проигрывает в голове прекрасную мелодию. Осталось убрать только одну комнату – гостиную, в которой сидит хозяин.

Собравшись с духом, она подхватывает полироль и мягкую ткань и выходит из кухни. Остановившись у открытой двери, смотрит на хозяина – он сидит за компьютером. Подняв голову, он с удивлением обнаруживает Алессию и радостно улыбается.

– Можно мне войти, мистер? – спрашивает она и показывает бутылкой с полиролью на мебель в гостиной.

– Конечно. Входи. Делай, что тебе нужно, Алессия. И кстати, меня зовут Максим.

Она сконфуженно улыбается и подходит к дивану, чтобы поправить подушки и стряхнуть крошки на пол.



Так… работать с ней рядом я не могу…

Разве можно сосредоточиться, если она так близко? Я делаю вид, что читаю исправленную и дополненную версию договора о перепланировке многоквартирных домов в Мейфере, а на самом деле слежу за каждым ее шагом. Она двигается с непринужденной, чувственной грацией, склоняется над диваном, вытягивает тонкие, но мускулистые руки, собирает хрупкими пальчиками крошки с сиденья и стряхивает их на пол. Меня охватывает дрожь, тело, полное сладостного напряжения, вдруг натягивается, как струна, настроившись на нее.

Это невозможно! Она так близко, а до нее нельзя даже дотронуться. Девушка взбивает черные подушки на диване, халат у нее на спине натягивается, сквозь ткань просвечивают розовые трусики.

У меня перехватывает дыхание, из груди рвется стон.

«Да я чертов извращенец!»

Девушка выпрямляется и устремляет на меня взгляд. Я старательно пытаюсь уткнуться в документ с таблицами, который сжимаю в руках, однако волосы на затылке сами собой поднимаются, как по тревоге. Брызнув полиролью на мягкую тряпочку, девушка направляется к роялю. Еще один взгляд в мою сторону, и она принимается медленно натирать деревянную поверхность, заставляя ее блестеть. Распластавшись по крышке рояля, она встает на цыпочки, а халат приподнимается, открывая сзади ее колени.

«О господи!»

Алессия неторопливо обходит рояль, натирая его до блеска, ее дыхание учащается. Это невыносимо. Я закрываю глаза и представляю, что мог бы сделать, чтобы она так же дышала в моих объятиях.

Черт!

Положив ногу на ногу, я прячу естественные реакции моего вполне здорового тела. Это уже какой-то фарс. Она всего лишь натирает мой чертов рояль.

Девушка смахивает пыль с клавиш, рояль не издает ни звука. Она снова бросает на меня взгляд, и я горблюсь над страницами, которые сжимаю в руке, но ничего не вижу: цифры расплываются, слова не имеют смысла. Улучив мгновение, я оглядываюсь на нее – Алессия склонилась над нотами, смотрит на мою пьесу, наморщив лоб в глубокой задумчивости.

«Неужели она знает ноты?»

«Читает и понимает, что там написано?»

Она поднимает голову и смотрит на меня. Наши взгляды встречаются, и девушка нервно облизывает верхнюю губу, смущенно распахнув темные глаза. Ее щеки розовеют.

Черт!

Отведя взгляд, она опускается на пол, прячась за роялем, чтобы смахнуть пыль с его ножек или отполировать табурет.

Это невыносимо.

Звонит мой телефон, и я в испуге подскакиваю. Оливер.

Никогда еще я не был так рад неожиданному разговору. Мне нужен предлог, чтобы выйти из гостиной.

«Дьявол, я же обещал себе, что не стану от нее бегать!»

– Да, Оливер. Что случилось?

– Возникли кое-какие вопросы с планированием работ. Без вас не обойтись.

Я выхожу в коридор, слушая разглагольствования Оливера о новых лампах и переноске стен в Мейфере.



Когда он выходит из комнаты, у нее над головой как будто проходит штормовая волна, чтобы нести разрушения дальше – может, куда-нибудь в холл? Алессия с облегчением вздыхает. Хозяин разговаривает по телефону. У него низкий, однако очень мелодичный голос. Раньше она никогда не чувствовала себя так стесненно рядом с мужчинами.

Прекрати думать о нем и убирай квартиру!.. Алессия заканчивает натирать рояль, по-прежнему чувствуя на себе взгляд хозяина, которым он следил за ней совсем недавно.

Нет. Исключено.

Зачем ему смотреть на меня?

Может, он проверял, хорошо ли она исполняет свою работу? Как миссис Кингсбери? Глупости. А ведь она согрелась, ей уже не так холодно, как утром, когда она вошла в квартиру. Что же согрело ее? Тепло снаружи или изнутри?

Рядом с ним ей жарко.

Смехотворные мысли! Алессия усмехается. Пока его нет, она быстро выходит за пылесосом. Мистер стоит в дальнем конце коридора, разговаривая по телефону. Он прислонился к стене, его длинные ноги вытянуты, ступни притопывают в такт разговору.