Мне тебя обещали

***


— Все могло бы быть иначе. Не могу отделаться от этой мысли, она преследует меня по пятам. Я не сожалею, а скорее... Видишь ли...

— Осознаешь, что у тебя был выбор? Да, он всегда есть. Потерянному или вовсе не приобретенному мы придаем больше значимости, чем тому, что имеем. Но мы все равно выбираем то, что больше всего хотим прямо сейчас, — не всегда лучшее, красивое, оправданное и даже объяснимое. Выбираем и боимся спасовать, а потом сожалеть остаток жизни, что не выбрали другое, что, кажется, было бы лучше.

— Честно говоря, Водопад, я делаю выбор без страха. На поводу собственного желания, эдакая форма эгоизма, хочу, значит, будет. Да, были опасения. Но они прошли, как только выбор был сделан.

— А я вот всегда ожидаю худшего, а когда оно не происходит, испытываю щенячий восторг. Если же следом происходит еще чтото хорошее, это вообще фурор. Понимаю, что так жить неправильно, худшее притягивается быстрее, чем положительное. Но это первая моя реакция, я даже боюсь говорить об этом вслух.

— А так и бывает. Люди, много рассуждающие обо всем на свете, как правило, не могут разобраться с собственной жизнью. Сапожник без сапог.

— Ты, значит, меня подкалываешь? Я не претендую на мудрость. Я всего-навсего женщина, но это не значит, что я только в каблуках понимаю.

— Ты же их не носишь!

— Почему ты все воспринимаешь буквально? Если я скажу, что любовь — как дом с крепкими стенами, крышей, укрывающей от дождя и ненастий, то ты что, займешься приобретением недвижимости? Типичная психология современных молодых людей, которым подумать немного уже труд... А чтобы понять другого человека, нужно постоянно работать в этих отношениях, а не собой любоваться.

— Вот здесь ты не права! И сама знаешь ведь, что я не такой. Веришь, я не отказался бы быть как все. Но мне повезло сильно любить и не повезло потерять эту любовь, что сильно изменило меня, мою жизнь.

— Ладно, ладно, не кипятись. Понимаешь, я хочу уберечь тебя. Иногда заботой, иногда резким словом. Лишь бы ты не возвращался к развалинам некогда счастливого дома и не пытался остаться там жить. Надо искать новое место, строить новый дом. Всегда это решение за тобой, и как твой друг я приму его любым. Главное, чтобы ты снова улыбался, верил, ждал. В жизни каждого наступает момент, когда нужно понять, что старого больше нет. Оно было там, в прошлом, а сейчас развалилось окончательно и безвозвратно. Так мы учимся отпускать время.

— Я тебя люблю, мой Водопад.

— А что бы ты сказал о жареной картошке?

— И ее люблю. И чай. Сладкий чай.

— Будет тебе и чай.





3


Нам так мало нужно. Немного еды, не так много времени, пригоршню надежд. И спокойствия. Его, пожалуйста, побольше, дефицит, скоро будут очереди, надо им запасаться. Спокойствия так не хватает в себе, вокруг, когда уже и одиночество кажется роскошью непозволительной, а человеческая жадность и глупость оборачиваются гибелью для всего живого, как разлитая нефть.



С каждым днем труднее отключиться от мира — невозможно быть безразличным к тому, что проходит недалеко от тебя, пусть даже пока не задевает. Кто-то кого-то теряет, кто-то за кем-то следует в никуда, кто-то лишается жизни по прихоти другого. А чистого, настоящего нужно еще поискать.



В людях так мало света, что нам приходится чаще обращаться к небу. Там, особенно по весне, облака собираются в незатейливые картинки или самые важные слова — «счастье есть». Да-да, я не шучу! В конце концов, каждый видит то, что хочет видеть. Если один в весеннем небе умудряется разглядеть серые тучи, то уж другой-то непременно увидит море, корабли, далекие страны.



Сегодня не пошел на работу. Мы быстро собрались и, выбросив с нескрываемым удовольствием будильник в мусорный контейнер, побежали в сторону набережной. Ранее утро раззадоривало наш порыв, разнося по улицам запах только что испеченного хлеба, свежих надежд нового дня, которые под веселыми лучами солнца звонко отражались в глазах прохожих.



Водопад пьет большими глотками латте из бумажного стаканчика, учит меня снова любить начало дней:



— В эти часы можно преобразить то, что невозможно будет ни на йоту изменить в послеобеденное время. Исчезнет волшебство. Но оно неисчерпаемо, подожди, и следующим утром оно заново окружит тебя. Как же важно почувствовать его, не спутать ни с чем, не назвать совпадением... Волшебство обижается. Оно может долго крутиться вокруг тебя, стучаться в темные стекла солнцезащитных очков, которые ты не любишь снимать, а потом развернется, уйдет. Насильно мил не будешь. Пока оно уговаривает тебя, непременно есть тот, кто его ждет с нетерпением. У волшебства не так много времени, чтобы неделями, месяцами бегать за кем-то. Если ты его не видишь, значит, оно тебе не нужно.



Водопад обиженно отворачивается из-за того, что я назвал ее рассуждения наивными.



— Ведь ты сама себе противоречишь! То ты гневная фемида и готова оторвать всем нарушителям закона яйца, то плетешь венки из баек про волшебство. Меня воспитала действительность, поэтому я не верю в подобные карамельные истории.

— А жаль. Ты слишком многого опасаешься, Погода. Иногда полезно отдаться потоку, не думать о том, где реальность, а где выдумка.

— Ага, чтобы вспомнить о ней, когда шлепнусь об землю, упав с неба.


— Ты совсем не такой грубый, каким пытаешься казаться. Хватит! Каждый ведет свой собственный счет ошибкам, удачам и начинает всегда с того места, на котором остановился. Это и волшебства касается, поверь мне. Хотя можешь не верить, сам скоро ощутишь.





***


На набережной мало людей, мамаши выгуливают своих малышей, недалеко от нас парень с рыжей девушкой выгуливают собаку с трудным именем — Айдынлыг. Она резвая и непослушная, но невероятно обаятельная, с добрыми светящимися глазами, посмотрев в которые трудно не простить ее озорство.



Рыжая девушка, похоже, немая, она что-то жестами объясняет парню, тот хмурится озадаченно, потом, улыбнувшись, кивает и снимает с Айдынлыг поводок. Та моментально уносится за низко летящей чайкой, пытаясь допрыгнуть до птицы, и ее большие уши развеваются, как паруса на ветру. Я кручусь то вправо, то влево, наблюдая эту погоню, разрываюсь между двумя неосуществимыми мечтами — детьми и собакой.



Наблюдаю за счастливыми картинками чужих жизней, создавая видимость безразличия — да нет, я просто смотрю, настроение улучшаю. Внутреннее часто противоположно внешнему. Там, глубоко внутри, так глубоко, что я и себе не признаюсь, мне хочется подобных ощущений. Не думая, как их призвать в свою жизнь, я восполняю пробелы, подглядывая за другими. Без щемящего сожаления — меня радует, что радость есть у других, и я временами могу ее наблюдать.



— Погода, может, собакевича себе заведешь? У Инги в приюте есть красивые щенята, их нашли на обочине трассы, какой-то негодяй выбросил.

— Я уже боюсь кого-то приближать к себе, рядом со мной все умирают.

— Хватит ересь нести! Сам же себя доводишь до таких мыслей. Ты ни в чем не виноват.

Мне хочется ей объяснить свое отношение к невозможному, сказать, что не все так печально, как кажется со стороны. Я доволен этим временем, протекающим через меня, ни с чем не сравнимым. Оно особенное, незнакомое, в нем хочется верить в себя, заботиться обо всех сразу. И вспоминать самое сказочное из того, что было. Как еще два лета назад звезды сыпались в наши ладони, и твой запах, шершавость твоих губ, прикосновения твоих пальцев к моим волосам — все это было как в первый и последний раз.



Нынешние дни приносят неожиданную радость от поставленных точек или обдают мягкой прохладой трезвого и одновременно светлого мышления. Вокруг разложены грабли и подводные камни, которые совсем не страшат. Больше никаких окопов — я готов к новым преодолениям.



Водопад закуривает и не смущается моим молчанием, сидит рядом, наслаждается тишиной пролива, по которой с черепашьей медлительностью передвигаются большие корабли.



— Так странно, они даже не гудят, не разбивают с громким треском встречные волны. Будто все происходящее поставлено в беззвучный режим, да?



Я вытаскиваю из ее руки зажигалку, смотрю под ноги, на брызги волн. Они, несмотря на жару, не высыхают. Утром все всерьез, это вам не ночь, разжигательница эмоций.





4


Пешком по шумным улицам. Вечереет, мы выпили по чайничку мате, теперь не душно. Жара прорезает город раскаленным мачете посередине, мы с Водопад остаемся на правой стороне, продуваемой мятным бризом. Скучающие таксисты подзывают нас, предлагают довезти «быстро и недорого куда угодно». Водопад подходит к ним с вопросом: «До счастья довезете?» Они оглядывают нас как сумасшедших. Один, седой и пузатый, кричит вслед: «Зачем ехать за счастьем, объясни?»



Пестрые рекламные вывески, веселая компания девиц выходит из грузинского ресторана, длинная очередь в клуб — и большеносый громила на входе. У мусорного бака скулит серо-белая дворняга, укрывая собой пищащие клубочки щенят. У нее тревожный взгляд, безнадежный, весь вид ее говорит — воевать. Не за себя. За тех, кто без нее не выживет. Из соседнего квартала доносится вой сирены, огромная афиша на боковой стене высотки приглашает на премьеру очередного фильма о вампирах. Большой город, мы — его маленькие герои.



Водопад курит на ходу, затягиваясь жадно, отчаянно. Нам немного грустно. Устали возвращаться в себя. Каждому было бы неплохо уйти в кого-то, хотя бы на время, если не навсегда.



— По Кастанеде бы — стереть всю личную историю, начать заново, как это принято, с понедельника. Упасть в воскресенье в постель уставшей, со сладко ноющей спиной, и проснуться утром совсем другой. Сильнее, свежее, чуточку циничнее.

— Ха, почему все стремятся стать циничнее? Устали бороться за душевность? Она явно не в почете.

— Ты утрируешь, Погода. Цинизм нужен для противостояния, как кирпичам цемент, чтобы дом не разрушала непогода. А душевность... От нее никто не отказывался, но давай отдавать ее тем, кто ценит. Разбрасываться ею ради того, чтобы доказать кому-то свое превосходство, мол, посмотрите, какое у меня сердце, или изменить другого — непробиваемого — таким образом... Ерунда! Те, кто не хочет видеть свет, так и не увидят его, хоть весь мир обвешай прожекторами, бесполезно.



Садимся на пустую скамейку в маленьком сквере между домами. Здесь тише.