Мое ходячее несчастье
Часть 23 из 85 Информация о книге
Я печально покачал головой: — Я не… не знаю. С секунду женщина молча изучала меня, засунув руки в карманы белого фартука с горчично-желтыми полосками. — Что-то ищете? Подсказать? Я, не отвечая, подтолкнул тележку к кассе и стал смотреть, как женщина одно за другим сканирует мои безумные приобретения. Наверное, эта моя идея — самая дурацкая из всех идей, когда-либо посещавших человеческую голову. Единственная в мире женщина, к которой я серьезно отношусь, будет смеяться надо мной, собирая чемоданы. — С вас восемьдесят четыре доллара семьдесят семь центов. Моя карта быстро чиркнула по щели считывателя, и вот я уже бегу на стоянку с мешками в руках. Еще секунда, и «чарджер» на всех парах несется к дому. Проскакав по лестнице через несколько ступенек, я влетел в квартиру и с порога увидел головы Шепли с Америкой, сидящих на диване. Телевизор был включен, но работал почти без звука. Слава богу, Эбби не проснулась. Я плюхнул свои мешки на столешницу и принялся раскладывать покупки, стараясь не слишком громко хлопать дверцами шкафов. — Дай знать, когда Голубка проснется, ладно? — мягко попросил я, поворачиваясь к Америке. — У меня тут спагетти, блинчики, клубника, овсянка с шоколадом, и, кажется, она любит вот эти смешные разноцветные хлопья, да, Мерик? Эбби открыла глаза и смотрела на меня со своего кресла. Нижние веки у нее были серые от растекшейся туши. И вообще ее внешний вид приблизительно соответствовал моему самочувствию. — Привет, Голубка. Несколько секунд она глядела на меня, как будто не понимая, где находится и как здесь очутилась. Я подошел к ней поближе. Перед своим первым боем я и вполовину так не нервничал. — Проголодалась? Я поджарю тебе блинчики… или… Э-э-э… Есть овсянка. Еще я купил розовую фигню, которой вы, девчонки, бреетесь, и фен, и… Сейчас-сейчас… Вот оно… Я схватил один из мешков, отволок его в спальню и высыпал содержимое на кровать. Пока я искал губку для удаления волос, мой взгляд случайно упал на собранную и застегнутую сумку. У меня подвело живот, во рту снова пересохло. Кое-как собравшись с силами, я вернулся в гостиную: — Там твои вещи… — Знаю, — сказала она. Я поморщился от острой физической боли: — Уезжаешь… Эбби взглянула на подругу, которая смотрела на меня так, будто жаждала моей крови. — А ты серьезно думал, что она останется? — Детка… — прошептал Шепли. — Вот только не надо, Шеп! Даже не вздумай его защищать! — кипятилась Америка. Я с трудом сглотнул: — Голубка, мне так жаль! Даже не знаю, что и сказать… — Чего ждешь? Пойдем! — сказала Мерик, потянув Эбби за руку, но та продолжала сидеть. Когда я сделал шаг вперед, Америка ткнула пальцем в мою сторону. — Клянусь, Трэв! Если попытаешься ее остановить, я оболью тебя спящего бензином и подожгу! — Мерик! — умоляюще простонал Шепли. Обстановка накалялась. — Все в порядке, — наконец-то сказала Голубка. — То есть как в порядке? — спросил Шеп. Эбби закатила глаза, указав на меня: — Трэвис привел домой женщин из бара, ну и что? Я опустил веки, пытаясь утихомирить боль. Я так боялся, что Голубка уедет, а ей, оказывается, на все было наплевать! — Ха-ха! — не унималась Америка. — Уж не хочешь ли ты сказать, что тебе это понравилось? Эбби оглядела комнату: — Трэвис может приводить сюда кого пожелает. Он здесь хозяин. Я проглотил ком, стоявший в горле: — Так ты не собирала вещи? Голубка покачала головой и взглянула на часы. — Нет, наоборот, пойду распакую. А еще я бы хотела поесть, принять душ и переодеться, — сказала она, направляясь в ванную. Америка метнула на меня смертоносный взгляд, но я, не обращая на нее внимания, пошел следом за Эбби и, остановившись перед дверью, тихонько постучал: — Голубка? Она вяло откликнулась: — Да? — Ты остаешься? Я прикрыл глаза, как будто ожидая удара. — Могу уехать, если хочешь. Но, вообще-то, спор есть спор. Я прислонился головой к двери: — Я не хочу, чтобы ты уезжала. Но если уедешь, буду не в претензии. — То есть ты освобождаешь меня от условий нашего пари? Ответ напрашивался сам собой, и все-таки я не должен был удерживать Эбби против ее воли. В то же время я ужасно боялся, что она уедет. — Если скажу «да», ты вернешься в общагу? — Ну разумеется. Что мне тогда здесь делать? Это же не моя квартира! — сказала Голубка, и сквозь деревянную дверь ванной до меня донесся мягкий смешок. Я не знал, огорчена она или просто устала после ночи, проведенной в кресле. Если все-таки первое, то нужно во что бы то ни стало не дать ей уйти. Иначе я рискую больше никогда ее не увидеть. — Тогда я говорю «нет». Все остается в силе. — Ну а теперь можно мне принять душ? — тихо спросила Эбби. — Конечно… Тут Америка, хлопнув дверью комнаты Шепли, сердито протопала в холл и остановилась прямо передо мной. — Ты эгоистичная свинья! — прорычала она. Я пошел к себе в спальню, взял Голубкины тапочки и халатик, потом снова направился к ванной. Ясно было, что Эбби, скорее всего, останется, но лишний раз ее задобрить не мешало. — Голубка, я принес твою одежду. — Брось возле раковины. Я возьму. Я открыл дверь, положил вещи и, глядя в пол, сказал: — Я вчера просто с катушек слетел. Услышал, что ты говорила обо мне Америке, и взбесился. Думал проветриться и выпить немного, чтобы прийти в себя, и сам не заметил, как надрался, а тут эти девицы… — Я замолчал, пытаясь обрести контроль над собственным голосом. — Утром проснулся — тебя нет в кровати. Потом смотрю — ты в кресле спишь, а на полу обертки от презервативов. Мне аж поплохело. — Чем пытаться меня подкупить, притащив домой чуть ли не весь супермаркет, лучше бы просто со мной поговорил. Не к чему было сорить деньгами. — Мне плевать на деньги, Голубка. Я испугался, что ты уедешь и не станешь больше со мной разговаривать. — Я не хотела тебя обидеть, — сказала она, и, по-моему, искренне. — Я знаю, сейчас уже словами не поможешь… Я все прогадил… как всегда. — Трэв? — А? — Больше не садись на мотоцикл пьяный, ладно? Мне хотелось сказать что-то еще, хотелось еще раз попросить прощения, объяснить, до какого отчаяния я вчера дошел. Я и сейчас сходил с ума — от полной неспособности справиться с собственными чувствами. Нужные слова не шли. Мозг заклинило на одном: после всего, что произошло, после всего, что я наговорил, ей нечего мне ответить, кроме того, чтобы я не ездил пьяный. — Ладно. — Я захлопнул дверь. Эбби долго не выходила из ванной: прихорашивалась перед вечеринкой в «Сигме Тау». Я сначала тупо пялился в телевизор, потом решил одеться, пока Голубка не оккупировала спальню. В шкафу висела выглаженная белая рубашка. Я надел ее и, стоя перед зеркалом, несколько минут воевал, как идиот, с пуговками на манжетах. Потом плюнул и закатал рукава. Решил, что это больше соответствует моему стилю. Вернулся в гостиную и снова плюхнулся на диван. Вскоре хлопнула дверь ванной. Босые ноги Эбби зашлепали по полу. Стрелки на часах как будто уснули, а по телевизору смотреть было нечего. Ни репортаж об отважных спасателях, ни бесконечная реклама какого-то чудо-измельчителя меня не заинтересовали. Я скучал и в то же время нервничал. Так себе сочетание!