Мое ходячее несчастье
Часть 72 из 85 Информация о книге
Она отстранилась и, глядя вбок, сказала: — Иногда хочется возненавидеть тебя. Тогда, черт возьми, все стало бы гораздо проще. Я осторожно улыбнулся: — Так из-за чего же ты бесишься больше? Из-за того, что я сделал, чтобы внушить тебе желание меня ненавидеть, или из-за того, что у тебя ничего не выходит? От этих слов Голубкин гнев моментально вернулся. Толкнув меня плечом, она поднялась по лестнице и направилась на кухню. Я в замешательстве остался посреди танцпола, с содроганием осознавая, что в сотый раз умудрился настроить Эбби против себя. Видимо, лучше вообще не затевать с ней разговоров. От них становится только хуже, и снежный ком недоразумений и нелепостей, из которых состоят наши отношения, растет на глазах. Я поднялся по ступенькам и устремился прямиком к кегу с пивом, проклиная собственную жадность и вспоминая о бутылке из-под виски, валявшейся где-то на газоне. После часа пивных возлияний и монотонной пьяной болтовни с «братьями» и их подругами я взглянул на Эбби в надежде привлечь ее внимание. Она смотрела на меня, но теперь отвернулась. Америка, похоже, произносила для нее какой-то ободряющий монолог. Финч тронул Голубку за плечо, — видимо, он не прочь был свалить. Эбби одним быстрым глотком допила содержимое своего стакана и взяла Финча за руку. Они было направились к выходу, но тут заиграла та самая медленная песня, под которую мы с Голубкой танцевали на ее дне рождения. Она остановилась и, потянувшись к бутылке Финча, отхлебнула из нее. Может, во мне заговорило выпитое, но я посмотрел Эбби в глаза и почему-то решил, что воспоминания, вызванные этой песней, одинаково болезненны для нас обоих. Она все еще меня любила. Не могла не любить. Один из моих «братьев» перегнулся через барную стойку и улыбнулся Эбби: — Потанцуем? Это был Брэд. Я знал: он, может быть, просто заметил, что Голубке грустно, и хотел ее приободрить, — но все равно у меня по спине пробежал холодок. Она покачала головой. В тот же момент я оказался рядом и, прежде чем рассудок успел меня остановить, брякнул: — Потанцуй лучше со мной. Все: Америка, Шепли и Финч — уставились на Эбби, ожидая ее ответа с таким же нетерпением, как и я. — Оставь меня в покое, Трэвис, — сказала она, сложив руки на груди. — Голубка, это же наша песня! — Нет у нас никакой песни. — Голубка… — Нет! — отрезала Эбби и, посмотрев на Брэда, вымученно улыбнулась. — С удовольствием. Его веснушчатая физиономия просияла, и он галантным жестом предложил Голубке первой подняться по лестнице. Я попятился, как будто получил удар в живот. Во мне забурлила ярость, смешанная с ревностью и грустью. — Предлагаю выпить! — крикнул я, взбираясь на стул и торжественно поднимая бутылку пива, мимоходом выхваченную у кого-то из «братьев». — За подонков! — Я указал на Брэда. — И за девчонок, которые нас бросают! — Я поклонился Эбби. У меня перехватило дыхание. — За офигенное удовольствие терять женщину, которая была твоим лучшим другом и в которую ты сдуру влюбился! Я залпом допил бутылку и бросил ее на пол. Все молчали и в замешательстве глядели на меня. Было слышно только музыку, доносившуюся снизу. Вдруг Эбби быстрым движением схватила Брэда за руку и поволокла на танцпол. Я соскочил со стула и бросился за ними, но Шепли упер мне в грудь кулаки. — Пора притормозить, — тихо сказал он. — Не то все плохо кончится. — Ну и пусть кончается, мне по фигу! Я оттолкнул Шепа и спустился туда, где Эбби танцевала с Брэдом. Снежный ком стал слишком большим, чтобы его можно было остановить. И я решил катиться вместе с ним. Да, у меня отказали тормоза, но я этого не стыдился. Терять мне было нечего: друзьями мы с Голубкой уже не будем, и теперь не страшно, если мы возненавидим друг друга. Я растолкал парочки, толпившиеся на танцполе, и встал возле Эбби и Брэда: — Отойди от нее! — Нет, это ты отойди! — сказала она, негодующе глядя на меня исподлобья. Я вонзил взгляд в глаза Брэда: — Отвали от моей девушки, или я тебя наизнанку выверну. Прямо здесь, на танцполе. Брэду стало не по себе. Он испуганно посмотрел на меня, потом на партнершу. — Извини, Эбби, — сказал он, опуская руки и направляясь к лестнице. — То, что я испытываю к тебе сейчас, Трэвис… очень напоминает ненависть. — Потанцуй со мной, — пробормотал я, пошатываясь. Песня закончилась. Эбби вздохнула. — Иди опрокинь еще бутылку виски, Трэв, — ответила она и, отвернувшись от меня, начала танцевать с парнем, который случайно оказался рядом. Ритмично двигаясь под быструю музыку, Эбби с каждым тактом приближалась к своему новому партнеру. Сзади к ней подполз Дэвид, мой самый нелюбимый «брат» по «Сигме Тау», и принялся хватать ее за бедра. Парни, осклабившись, стали лапать Эбби по всему телу. Дэвид приклеился тазом к ее заднице. Все стояли и смотрели. Немного придя в себя, я почувствовал не только ревность, но и угрызения совести: вот до чего я довел Голубку! Я быстро подошел к Эбби, наклонился, подхватил ее за ноги и перебросил через плечо, толкнув Дэвида за то, что он так по-свински воспользовался ситуацией. — Поставь меня! — крикнула Голубка, молотя кулаками по моей спине. — Я не позволю тебе позориться из-за меня! — прорычал я и в два прыжка преодолел лестницу. Не обращая внимания на вопли и барахтанье Эбби, я понес ее к выходу. Все присутствовавшие проводили нас взглядом. — А сейчас, Трэвис, ты меня не позоришь?! — Шеп, Донни там, на улице? — спросил я под градом ударов. — Э-э-э… да, — ответил он. Америка шагнула нам навстречу: — Поставь ее! — Мерик! — вскричала Эбби, извиваясь. — Не стой так! Помоги мне! Америка приподняла уголок рта и усмехнулась: — Забавно смотритесь! — Вот спасибо тебе, подруга! — разочарованно проворчала Эбби. Когда я вынес ее из здания, она забилась еще сильнее. — Да отпусти же меня, черт подери! Я подошел к машине Донни, открыл дверцу и втолкнул Голубку в салон: — Донни, сегодня ты у нас дежурный водитель? — Да… — Он обернулся, встревоженно глядя, как Эбби неистовствует на заднем сиденье. — Нужно отвезти ее ко мне домой, — сказал я и плюхнулся рядом с Голубкой. — Трэвис… мне кажется… — Делай, что говорю, а то башку тебе проломлю, Богом клянусь! Донни, испугавшись, завел машину, и мы тронулись. Эбби ухватилась за ручку дверцы: — Не поеду к тебе! Я поймал ее за оба запястья, она наклонилась и вонзила зубы мне в предплечье. Было чертовски больно, но я только закрыл глаза. Почувствовав, будто рука горит, я понял, что Голубка прокусила кожу, и, еле сдерживая вопль, прорычал: — Давай не стесняйся! Все равно я уже так устал от твоего дерьма! Она на секунду выпустила меня, потом снова принялась колотить, теперь уже не столько пытаясь высвободиться, сколько вымещая обиду: — Моего дерьма? Останови эту долбаную машину! Я поднес Голубкины запястья к лицу: — Я люблю тебя, черт возьми, и ты никуда от меня не денешься, пока не протрезвеешь и мы все не разрулим! — Нечего тут разруливать, Трэвис! Я отпустил ее руки, она сложила их на груди и оставшуюся часть дороги ехала надувшись. Когда Донни остановил машину, наклонилась к нему и спросила: — Ты можешь отвезти меня домой? Я открыл дверцу, вытащил Эбби, снова закинул ее к себе на плечо и направился к лестнице: — Спокойной ночи, Донни. — Я позвоню твоему отцу! — закричала Голубка. Я рассмеялся: — Звони. Он похлопает меня по плечу и скажет: «Так держать!» Пока я выуживал ключи из кармана, Эбби, не прекращая, извивалась.