Мохнатая лапа Герасима

– Где сейчас Геннадий? – поинтересовался Иван Никифорович. – Чем он занимается?

– Вот это я легко узнаю, – рассмеялся Коробков, – он постоянно в Фейсбуке топчется, сейчас гляну. Тэк-с. Вчера он ничего не выставил, что странно. И сегодня пусто. Не похоже на Бурбонского. Ну-ка, пошарю в одном интересном местечке, там все найти можно.

Димон забегал пальцами по клавишам.

– Опаньки! Сегодня в пять утра рабочие, чинившие канализацию неподалеку от поселка Крохино, обнаружили в колодце труп. Местная полиция его вытащила и отправила в морг. В кармане куртки найден паспорт на имя Геннадия Бурбонского. Тело в восемь утра опознала мать. Она же сообщила, что сын вчера не вернулся домой с работы. В морге с несчастной матерью отвратительно поступили. Подвели ее к останкам, сняли простыню, женщине стало дурно, так ей врача не вызвали, воды не дали. Бедняга сидела целый час одна, рыдая, в коридоре. В девять ей велели подписать какие-то бумаги и выгнали, такси не вызвали, не подумали, как несчастная в шоковом состоянии доберется до дома. Странно, Геннадий вроде нигде не служил. А мать про работу говорит. Хотя, может, он официально не оформлен, кто ему мешал пахать и не платить налоги. Конверт в лапки – и все счастливы.

– Погиб! – воскликнула я. – Что случилось? Почему он оказался неподалеку от поселка, где живет Андрей Красавин и его семья? Может, это ДТП? Водитель в темноте не заметил на шоссе человека, сбил его, а потом решил скрыть преступление и скинул труп в колодец? Ох, не нравится мне все это. Дима, посмотри, что в местном отделении полиции в отношении Бурбонского предприняли?

Димон опять забегал пальцами по клавиатуре.

– Анна Григорьевна несколько раз упомянула, что Гена не из тех, кто себя утруждает, – напомнила Лиза, – он иждивенец, сидел на шее матери, лоботряс, избалован до предела.

– Но мы знаем, что Шляхтина давно не имеет ничего общего с Бурбонской, – подчеркнул Федя, – а люди меняются.

– Возможно, Геннадий взялся за ум, – согласилась я, – кроме него, у нас нет подозреваемых, которые хотели бы причинить вред кому-то из семьи Красавина.

– Таинственный фрукт Вантри, – подал голос Илья, – вроде таковой существует на самом деле. Но о нем мало сведений. Я нашел лишь статью Марины Анатольевны Гонкиной. В ней рассказано, что Вантри опаснейшее растение. В нашем климате оно не встречается. Ему нужно много тепла, дождей, тогда он вызревает. Тань, возьми немного чая «Райский сад» и поезжай к автору публикации. Она с Вантри знакома, но беседовать со мной по телефону отказалась. Вежливо так сказала: «Желаете поговорить? Милости прошу ко мне в кабинет. Ни с кем не общаюсь, если не вижу лица человека».

– Так, – протянул Димон, – я влез в местное отделение, тело Бурбонского действительно находится в морге. Туда же приезжала его мать. Она сообщила, что в последний раз беседовала с сыном накануне, примерно в восемнадцать часов. Тот ей сказал, что ждет заказчика в офисе, он должен привезти оплату за проделанную работу. Потом Геннадий собирался пойти со своей невестой Кариной Молчановой в кино. Когда сын не появился за полночь, Ксения не забеспокоилась, она предположила, что Гена остался у девушки. И вдруг позвонили из полиции и сообщили ужасную новость.

– Надо поговорить с Кариной, – воскликнула Лиза, – может, она объяснит, почему Геннадий оказался неподалеку от поселка Крохино, где живет Красавин со своей семьей.

– О каком заказчике Гена вел речь, когда беседовал с матерью? – внес свою лепту Федор. – Возможно, у них случилась ссора.

– Сын мог элементарно соврать матери, – предположил Димон, – раздувал щеки, изображая из себя парня при делах. А сам просто пил кофе в ресторане, тратил деньги, которые зарабатывала Ксения Федоровна. А та делала вид, что ему верит, говорила всем, какой Гена успешный. И даже сейчас, когда сына нет, она не может сказать правду. Хотя теперь лгать о его работе бессмысленно. При трупе не нашли сумку, нет ни телефона, ни айпада, ни кошелька. Возможно, это простой разбой. Около Крохина строятся еще три поселка. Неподалеку расположено большое поселение гастарбайтеров. Кто-то из них мог увидеть богато одетого молодого мужчину и решил поживиться. Интересно, часы были при нем?.. Ну-ка! М-да! Про брегет нет ни слова!

Я посмотрела на Ивана:

– Геннадий определенно имел машину.

– «Порше», – тут же отрапортовал Димон, – совсем недешевые колеса купила сыну Ксения.

– Следовательно, он был за рулем, – продолжала я, – гастарбайтер никак не мог к Бурбонскому подобраться.

Коробков кашлянул.

– При осмотре места происшествия обнаружен двухколесный велосипед. Старый. В плохом состоянии. Валялся в канаве.

– Бурбонский воспользовался великом? – поразилась Лиза. – Это не в его стиле.

– Одежда жертвы, – огласил Димон, – ветровка с капюшоном, цвет черный, размер сорок восемь. Рубашка клетчатая, серо-коричневая. Брюки спортивные на резинке, с лампасами. Все вещи новые, от фирмы «Диор», Франция. Очень дорогие. Кроссовки на парне стоимостью в две тысячи евро, производитель тот же. Белье: носки старые, неизвестного производства, грязные, трусы сильно поношены, турецкие.

– Верхняя одежда, как у олигарха, а под ней старое дешевое бельишко, – воскликнула Лиза, – и велосипед в придачу. Куда он «Порше» дел?

Федя сделал единственно возможный в данной ситуации вывод:

– Он его где-то припарковал, поехал в поселок. И на красавчика накинулись грабители.





Глава 16




Я посмотрела на мужа:

– Факт нападения лиц из ближнего зарубежья на Бурбонского не удивляет. Скорей бы повергла в изумление их попытка наброситься на мужчину в «Порше». Как остановить машину? Выманить шофера из салона?

– Элементарно, – фыркнул Димон. – Положить поперек дороги, например, ствол дерева, тут любой притормозит и вылезет, чтобы освободить путь.

– Пусть так, – согласилась я. – Но у «понаехавших» парней есть чувство самосохранения. Они прекрасно знают, что молодые люди на дорогих автомобилях чьи-то дети, родственники. Тронешь такого, беды потом не оберешься. А мужик на ржавом велике определенно свой, в полицию не обратится, испугается. Конечно, у него в карманах жалкие гроши, но лучше пара сотен, чем неплохой куш и камера в СИЗО. Гастарбайтеры в фирмах не разбираются, не поняли, что Геннадий одет на многие тысячи евро. Да и мода сейчас такая, что новая ветровка от «Диор» выглядит как поношенная тряпка с помойки. Я не считаю необычным нападение на Бурбонского. Другое меня смутило.

– Что? – мигом отреагировал Иван.

Я посмотрела на Коробкова, тот повернул ко мне экраном ноутбук.

– Если верить информации в Интернете, Ксения Федоровна опознала тело сына в восемь утра, – начала я. – Значит, она выехала из дома в семь. Квартира Бурбонских находится в центре, до поселка ей без пробок час добираться. Значит, матери позвонили в шесть тридцать. Ей, естественно, понадобилось время на то, чтобы одеться. И это по самым оптимальным расчетам. Возможно, Бурбонской пришлось полтора часа катить, мог образоваться затор на дороге, тогда она должна была выехать в шесть тридцать. Труп, как узнал Коробков, нашли в пять. Вызвали полицию. А часики-то тикают. Предположим, местные стражи порядка появились в полшестого. За десять минут останки из люка невозможно вытащить. Ладно, вытащили с небывалой скоростью. По идее, надо на месте проверить карманы покойного на предмет документов. Но выудили-то несчастного из отхожего места. Что-то мне подсказывает, не захотели оперативники пачкаться, заявили экспертам: «Он ваш!» И слились. Большая удача, если в семь – семь тридцать останки Бурбонского оказались на столе. Я рассчитала время так, как будто все работали без задержек. Но этого никогда не бывает, за полчаса полиция на место не приедет. Труп-то не убежит. Не станут опера торопиться.

– Морг его принял в девять, – заявил Димон, глядя в компьютер, – а Ксения Федоровна, похоже, еще не приехала. Нигде не указано, что мать опознавала тело.


– Где ты нашел сообщение о смерти Геннадия? В прессе? – поинтересовался Иван. – Когда появилась информация?

– В онлайн-издании, – отрапортовал Коробков, – сообщение появилось в восемь.

– Журналист прямо Ванга, написал о том, что еще не случилось. Каким образом писака узнал, что мать покойного приехала на опознание и ей там нахамили? На самом-то деле Ксения еще не появилась в морге! – изумилась Лиза.

– Кто борзописец? – прищурился мой муж.

– Фамилия, имя не указаны, – отрапортовал Димон, – название газетенки: «Вести нашего шоссе». Свяжусь-ка я с ними.

– Нестыковочка по времени, – подвел итог Федя. – Соврамши братцы-кролики из Интернета. Вопрос: как они узнали утром про то, чего еще не случилось?

Я повернулась к Димону:

– Где ты держишь свой паспорт?

– Дома в коробке с документами, – удивился Коробков, глядя в ноутбук. – Чем вызван твой странный интерес?

– Почему не носишь паспорт при себе? – не остановилась я.

– На фиг мне это надо, – махнул рукой приятель, – в телефоне есть снимок всех страниц.

– Вдруг потребуется оригинал, – не утихала я.

– Тогда придется прихватить то, что поэт доставал из широких штанин[2], – развел руками Димон. – Но в наши дни такие ситуации возникают все реже и реже.

– И с какой стати Геннадий таскал при себе паспорт? – спросила я.

– Может, он собрался какой-то договор оформлять? – предположила Лиза.

– Для этого достаточно знать свои данные, – отбила я подачу.

– К нотариусу спешил, – подсказал Федя, – собирался доверенность оформить. Есть круглосуточные конторы.

– Может, и так, – согласилась я. – Но ночью к юристу мог поехать тот, кто днем по уши занят, и тело нашли на дороге в поселок.

Теперь настал черед Коробкова отправлять мяч на мою половину поля.

– Мы ничего не знаем о работе Бурбонского. Официально парень нигде не оформлен, но вполне вероятно, что где-то трудился.

Я встала.

– Димон, договорись с ботаником Гонкиной. Спроси, может ли она со мной сегодня побеседовать? Потом свяжись с Кариной, невестой покойного, попроси ее пообщаться с Елизаветой. Сколько тебе времени понадобится?

– Полчаса с учетом того, что надо номера телефонов нарыть, – ответил Коробков, – и очень мне хочется с журналюгой из газетенки побеседовать. Прямо Нострадамус какой-то.

– Значит, у меня есть тридцать минут, – обрадовалась я, – сбегаю в буфет, поем.

– Пошли вместе, – предложила Елизавета, – я тоже проголодалась.

Мы с ней спустились на третий этаж.

– Можно у тебя кое-что узнать? – спросила Елизавета.

– Конечно, – улыбнулась я, – постараюсь ответить на все вопросы. Только не спрашивай, какую цифру мне утром весы показывают.

– Когда я оформлялась на работу, в паспорте была указана фамилия Банкина, – начала Елизавета, – но я вот-вот должна была стать Трифоновой.

– Верно, – согласилась я, – Петр Трифонов, сотрудник бригады Димы Буркина, сообщил о желании жениться. Он объяснил, что его невеста оперативный работник, умница, красавица, спортсменка. Думаю, ты понимаешь, что тебя проверили под микроскопом и убедились – Петя не ошибается. Ты на отличном счету, умница, красавица, спортсменка, и предложили тебе перейти под мое руководство. А что не так?

Лиза скорчила гримасу.

– Петя посоветовал не менять фамилию. Я обиделась, спросила: «Не хочешь, чтобы я стала Трифоновой?» Петя понес какую-то чушь. Мне пришло в голову, что это происки свекрови, и я быстро переделала паспорт. И что? Теперь, когда на совещаниях говорят: «Елизавета Трифонова», все начинают как-то странно на меня пялиться! Что не так?

Я секунду помедлила с ответом, потом объяснила:

– В моей бригаде ранее работала полная твоя тезка Елизавета Трифонова. Только ее отчество Гавриловна, а твое Антоновна. Не очень хочется рассказывать подробности той истории. Можешь поговорить с Димой, он тебе все объяснит. Елизавета натворила массу глупостей, и ее убили. Вместо погибшей в бригаду пришла Вера. Она летом поехала отдыхать на дачу к бабушке, там села на мотоцикл, поехала в магазин и на шоссе столкнулась с грузовиком, за рулем которого сидел пьяный шофер. Вера осталась жива, но она до сих пор лечится, не сможет вернуться к оперативной работе, ей найдут место в отделе компьютерного поиска. Сейчас Коробков к ней постоянно ездит, обучает. Когда произносят вслух: «Елизавета Трифонова», все сразу вспоминают твою тезку. Через какое-то время люди привыкнут к тебе. Просто подожди.

– Петька-то не зря просил меня остаться Банкиной, – протянула Лиза. – Почему он мне ничего о моей предшественнице не рассказал?

– Ну, этот вопрос надо супругу задать, – вздохнула я.

– Может, вернуть Банкину, – протянула Лиза, – не хочу, чтобы люди, услышав «Трифонова», думали о покойной.

– Не спеши, – остановила я Елизавету, – все скоро перестанут глаза таращить. Знаешь, как на меня глазели, когда узнали, что я жена Ивана Никифоровича.