Мохнатая лапа Герасима

– Никак не могу привыкнуть, что стала Трифоновой, – призналась Лизавета, – пару дней назад сижу в ателье, отдала платье ушить. Эсэмэска пришла, что оно готово, а его никак не вынесут. Потом тетка на рецепшене объявляет: «Трифонова, пройдите во вторую кабинку». Раз произнесла, два, три… Женщин в холле было несколько, ни одна не шелохнулась. Та, что рядом сидела, начала шепотом возмущаться: «Вот народ! Записалась и утопала! Небось курить ее поволокло. Примерочных только две, народу тьма. Нам, значит, придется ждать козу?» Я проявила солидарность: «Некрасиво, конечно. Раз уж пришла в ателье, так подожди спокойно, пока твоя очередь подойдет. Есть такие бабы! Хотят за десять минут все успеть». Тут подходит ко мне швея, она для меня много чего делала, пару юбок сшила, и говорит: «Лиза, ты не слышишь? Тебя сколько еще звать нужно?» Только тогда до меня дошло: Трифонова – это же я.

– Как семейная жизнь? – поинтересовалась я, когда мы вошли в кафе.

– Еще не распробовала, – хихикнула Лизавета, – у нас с Петей графики пока не совпадают.

– Девочки, вы болтать сюда пришли или поесть? – осведомилась полная женщина за прилавком.

– Простите, – смутилась я. – Есть что-нибудь вкусное? Только не мясо, яйца и творог.

– Рыба по-парижски! Очень рекомендую. Все хвалят, – заявила буфетчица.

– Небось она по-французски разговаривает, – пошутила я.

Тетка оперлась локтями о прилавок.

– Рыбка вообще молчит. Готовить?

– Да, – ответила я.

– Что еще?

– Чай, пирожные, – перечислила я, – хотя нет, сладкое не возьму, лучше три пирожка с капустой.

– Рыба сегодня судакелло. Ее готовим.

– Судакелло? – удивилась я. – Это кто?

– Ворона – это ворона. Еж, он еж. Судакелло – это судакелло, – повысила голос тетка. – Как на ваш вопрос ответить?

– Где сие чудо-то живет? – поинтересовалась Лиза.

– В отдельном доме с камином, – разозлилась буфетчица.

– И чего ты сердишься? – удивилась моя новая сотрудница. – Ничего глупого я не спросила. Про судака знаю, о судакелле не слышала. Не могу лопать все подряд, хочу знать: он- она-оно в море или в реке плавает? Белая? Красная?

– Народ хвостом стоит, некогда мне трендеть, – донеслось в ответ.

Я посмотрела на бейджик, который украшал блузку хамоватой особы.

– Алевтина, мы тут одни.

Грубиянка моргнула и вдруг улыбнулась:

– Забегалась, не заметила, что все уже свое сожрали. Судакелло родня судаку. Он итальянец. Из Стамбула. Поэтому назван судакелло.

– Тогда уж стамбулелло, – развеселилась Лиза, – город, который вы назвали, является столицей Турции. Не Италии.

Алевтина оперлась руками о прилавок.

– Ты родилась в Москве? Русская?

– Да, – подтвердила Лизавета.

– Если переедешь жить в Париж, то будешь уже не русской? Станешь француженкой? – продолжала Алевтина.

– Нет, конечно, – ответила Трифонова.

– Вот и с судакелло так! Родился в Милане, а жил в Стамбуле. Берете? На гарнир потатосовая икра.

– Чья? – хором спросили мы.

Буфетчица закатила глаза.

– У нас сегодня тут игра «Кто хочет отгрызть миллион»? Вопросы-ответы?! Потатос. Типа нашей…

– Картошки! – воскликнула Лиза. – Только сладкой. Я ее в Мексике ела. Наш картофан безвкусный, а у них прямо творожная запеканка.

– Не знаю, кто и что в Мексике жрет, – поморщилась Алевтина, – за границей и тараканов в оладьи ложат.

– Кладут, – поправила Лиза.

Я дернула ее за кофту, но поздно. Алевтина покраснела.


– Ты кладешь, а я ложу. И что?

Я наступила подчиненной на ногу.

– Ой! – пискнула Елизавета.

– Если человек умничает, значит, у него в голове дырка от бублика, – объявила тетка. – Потатос не растет в огороде, это зубы Пота- тоса.





Глава 17




Лиза втянула голову в плечи, меня охватило неуемное любопытство.

– Кто такой Потатос? Зверь? Овощ? Фрукт? Грибы?

– Зубы твердые, – высказалась Лиза, – сундукелло еще куда ни шло, можно один раз слопать, но чьи-то клыки грызть не очень приятно.

– Судакелло, – поправила Алевтина, – потатосовые зубы мягкие, типа лапши. Он ими ходит.

– Где? – заморгала Лиза.

– В океане по дну, – рявкнула буфетчица. – Девки, вы мне осточертели. Бла-бла языком. Короче! Берете? Если да, то чай из тыквенных семечек полагается бесплатно. Если его отдельно брать, то он стоит шестьсот рубликов стакашка.

– Сколько стоит… ну… это… с зубами и рыбой? – осторожно спросила я.

– Сто граммов сырого веса пять тысяч.

– Чего? – попятилась Лиза.

– Свиных пятачков, – заорала Алевтина, – рублей!

– Ни фига се цены подскочили, – ахнула моя подчиненная, – еще вчера я тут совсем недорого поела.

– Пять тысяч за одно блюдо бизнес-ланча? – изумилась я. – Сомнительно, что к вам потянутся посетители.

– Ежели денег нет, зачем схватили меню «Экзотика»? – зашипела буфетчица и сунула мне в руки потрепанную папочку.

– Вот сегодняшний обед на ваш копеечный оклад.

Я открыла меню и углубилась в чтение. Салат «Веселая морковка». Состав: «Изюмчик в костюмчике, морковочка в шляпке, орешки от белки Кешки и огурец-молодец перемешались с гавайским дрессингом и готовы сплясать танго в вашем животе». Суп-лапша куриная из цыплят от тети Фиры из деревни Кастрюлино. Рыба прямо из Америки, сорт Непоймикакченазыва с жемчужными ядрами с поля деда Домового, мужа Бабы-яги. Чай на любой вкус.

– Меню составлял человек со специфическим чувством юмора, – вздохнула я, – раньше просто писали. Борщ. Уха. Салат из овощей.

– Прежде тут работала скучная баба, – заявила Алевтина, – теперь мы иначе танцуем. Люди должны на работе смеяться, поплачут они дома. Понравилась меньюшечка?

На лице буфетчицы расцвела по-детски счастливая улыбка.

– Меня приятели и посторонние зовут тамадить на дни рождения, праздники. Все соседи говорят, что Аля лучше всех шутит.

– Здорово, – похвалила я тетку.

Ну не говорить же ей, что слово «меньюшечка» вызывает приступ икоты, а глагола «тамадить» нет.

Алевтине без меня кто-нибудь правду о ее таланте «весело шутить» скажет.

– Если чего не поняли, спрашивайте, растолкую, – излучала радость тетка за прилавком.

– В принципе, все ясно, – пробормотала я, – дрессинг – это соус, скорей всего майонез. Тете Фире следовало жить в Одессе, но она переехала в Кастрюлино и родила там цыплят. Из цыплят тети Фиры сварили суп. Жемчужные яд- ра – перловка.

– С рыбой вопрос, – влезла в беседу Лиза, – Непоймикакченазыва. Не слышала о такой.

Буфетчица вытащила из-под прилавка коробку, порылась в бумажках, которые ее наполняли, и извлекла картонный прямоугольник.

– Вот. Оставила Нюся, она уволилась. Тут название четко указано.

Я взяла ценник. «Поставщик ООО «Уральские моря». Рыба непоймикакченазыва…» Окончание слова не влезло на небольшой ярлык. Я постаралась сохранить серьезный вид. Замечательная фраза «не пойми как че называ…» написана от руки корявым почерком. Вся остальная информация напечатана. Похоже, рыбаки, которые выловили обитательницу Уральских морей, забыли указать ее название. Вот поставщик и сообщил на этикетке: «Не пойму, как называется то, что упаковано в коробку». Человек, который царапал шариковой ручкой по наклейке, очень хотел уместить всю фразу на ней, поэтому не делал между словами интервалов. И на свет родилась рыбешка «непоймикакченазыва». Вам странно, что Алевтина поверила в существование этого обитателя вод? В советские годы в магазинах продавалась рыба со странным названием простипома. Стоила она недорого, была вполне вкусной. Мой отец самозабвенно копил на машину, поэтому семья ела одни макароны. Иногда по большим праздникам бабушка отваривала рожки, смешивала их с простипомой, добавляла сырое яйцо и запекала в духовке. Рецепт кажется не очень аппетитным, но получалось вкусно. Хотя мне, постоянно евшей перловку и от этого здорово растолстевшей, в детстве любое блюдо, кроме опостылевшей каши, казалось изыском. Ну и почему, если есть простипома, не быть «непоймикакченазыва»? И, кстати, кто из вас знает, где находятся Уральские моря? Во глубине Уральских гор?

– Ланчевать будете? Думайте быстрее, – поторопила нас Алевтина, – до окончания обеда осталось десять минут. Потом ланчевое меню я поменяю на нормальное. Оно дороже.