Мохнатая лапа Герасима

– Кто? – поразился Михаил.

– Волонтер, – повторила дочь, – помогаю кормить питомцев, мыть, лечить. Деньги им даю.

– Мои бабки! – опять пошел вразнос папаша. – Да я прямо сейчас закрою твою карточку. Швыряться тем, что отец потом и кровью заработал!

Агафья покраснела.

– Я знаю, на какие средства ты свой бизнес основал. На миллионы Сергея Борисовича, своего брата. Его давно посадили, я еще в школу не ходила. Он тебя попросил свой запас валюты спрятать. Ты же на эту сумму купил магазин. Сейчас твой брат вышел, все узнал, требует свою долю в предприятии, вот поэтому нам разорение грозит. Ты думал, что дядя Сережа за решеткой умрет, сам об этом маме говорил: «Да не вернется он оттуда, удавят его в бараке, денежки мои навсегда». Папа, ты вор и жулик! Пусть я не самая добрая, умная и честная, но кто мог родиться у афериста и бывшей проститутки? Я и про мать знаю, чем она занималась, пока ты на ней по глупости не женился!

Баранов был настолько поражен словами дочери, что даже не выматерился, а уточнил:

– Юлия забеременела тобой. Я, как честный человек, отвел ее в загс.

Агафья вздернула нос.

– На твоем месте я потребовала бы сделать анализ ДНК. Уверен, что я именно твоя дочь, а не Сергея Борисовича? Мама раньше с ним спала. Лично я сомневаюсь, что мы родня. Я вообще на тебя не похожа.

Баранов открыл рот, а девочка продолжала:

– Ни копейки из твоих денег на собак я не беру. Сама зарабатываю, газета приносит доход. Ты не имеешь права указывать, на что мне собственные тысячи тратить.

Отец молча обозревал Агафью, а та повернулась ко мне.

– Приют организовала и содержит тетя Вилли. Она богатая, все время ходит в центр «Красота Парижа» на дорогие уколы. Каждый день.

– «Красота Парижа», – повторила я, сразу вспомнив свою встречу с профессором Гонкиной.

– Да, – подтвердила Агафья, – там старухи молодятся. Уколы, операции и всякое такое. У Вилли есть подруга – тетя Ксения Бурбонская. Она тоже из семьи то ли графов, то ли князей, а у нее сын Геннадий. Он часто бывает у тети Вилли. Сейчас вроде работает там, но не постоянно. Она предпочитает, чтобы ее звали не по имени, а по фамилии. У нее был жутко трусливый отец, он специально дочку Клавкой обозвал, чтобы никто не догадался, что она дворянка.

– Ума палата у мужика была, – буркнул Михаил.

– Геннадий глупый, – неслась дальше Агафья, – но тете Вилли он очень нравится. Бурбонский постоянно ко всем приматывается, рассказывает о том, что его предки – короли Франции. Только они не от законных браков, а мор… морген… забыла слово.

– Морганатический[4], – подсказала я.

– О! Точняк! Вы вообще-то умная, – похвалила меня Агафья.

– Да нет, просто в детстве прочитала много романов Дюма и оттуда набралась знаний, – ответила я.





Глава 29




– Тетя Вилли попросила меня помочь дяде Гене за деньги. А тот дал главы из своей книги для публикации в моей газете, – затараторила Баранова, – я удивилась, объяснила, что у меня подписчики моего возраста, стариков нет. Геннадий сказал: «Выставляй главы. Зачем мне это надо, не твое дело». Ну я и сделала.

– Так, – кивнула я, – теперь объясни, откуда у тебя информация о смерти Бурбонского? И как ты ухитрилась узнать о том, что Ксению Федоровну вызвали в полицию, до того, как они это сделали?

Агафья потерла глаза кулаком.

– Что главное в газете? Горячая новость! Если хочешь заиметь много подписчиков, надо каждый день их удивлять. А у меня два дня не было ничего острого. Утром я в школу поехала, на дороге полиция, охрана из поселка. Я шоферу велела остановиться и позвать кого-нибудь из наших секьюрити, я плачу им за информацию. Ну и узнала, что из колодца труп вытащили. Вызовут на опознание его родных. В кармане у покойника нашли паспорт на имя Бурбонского. Вот я удивилась! Опять он! Я прямо по дороге заметку написала и в Сеть скинула.

– Как ты выяснила, что с матерью покойного плохо обращались? – не утихала я.

– Придумала, – призналась Агафья, – все знают, какие в полиции хамы. Я решила: точно мать прикатит, ну и сгустила немного краски. Вот уж не думала, что кто-нибудь догадается, что я сообщила о плохом отношении до того, как Ксения в отделении появилась. Да и какая разница-то, во сколько она притопала! Мы всем классом в тот день поехали в Звенигород на экскурсию в монастырь, нас историчка повезла. Я побоялась, что в церкви Интернета не окажется, и выбросила инфу раньше. Какая разница-то?

– Как оказалось, большая, – вздохнула я.

Ну вот, одна «журналистка» просто соврала, вторая просто украла информацию. Все так просто теперь.

– Раньше еще я договорилась с Олеськой, что она Иркой прикинется и у шеста спляшет. Я знала, чем они с Пашей занимаются, но не писала про стриптиз, – разоткровенничалась Агафья, – хотела с них деньги за молчание потребовать. А когда Ирка так про меня в Сети высказалась, я решила ей отомстить. Только видео получила, помчалась к дому Красавиной, очень хотелось ее родным кино показать. Встретила вас, решила, что вы мать Иры.

– Тебя не смутило, что супруга очень богатого человека катается на дешевой иномарке и одета очень просто? – удивилась я. – Неужели ты никогда не сталкивалась с Еленой Васильевной? Вы ведь в одном классе с Красавиной учитесь.

– В гости друг к другу мы никогда не ходили, – ответила вместо Агафьи Ирина, – мать моя в школу ни разу не заглядывала. Я нормально учусь, веду себя примерно, зачем родителей вызывать? Очень редко бабушка на празднике показывалась, но это было раза два в первом классе.

– Раньше, когда мы лучшими подругами считались, Иришка рассказала, что ее отец очень жадный. На всем экономит, у него даже собачью какашку не выпросишь, – наябедничала Агафья, – ее мамаша вещи где подешевле покупает. Поэтому я ее с вами и перепутала.

– Не совсем так, – возразила Ира, – у папы мать есть, та вечно ему в уши зудит: «Жена и дочь эксплуататорши, на свои шмотки твои деньги спускают». Когда мать с отцом куда-то вместе идут, они очень дорого наряжаются. А для обычной жизни мама себе платья в аутлетах выискивает. У меня таких шмоток, как у Агаши, нет. Вот бабушке Ане отец ни в чем отказать не может, ей он часто дорогие подарки притаскивает. Его мать, Галина Николаевна, гордится, что в зашитых-перешитых юбках рассекает. Анна Григорьевна же очень модная. Поэтому баба Галя ненавидит бабу Аню. И маму! И меня. Хорошо, что она с нами не живет. Один раз папина мамашка мне в детской письмо оставила: «Ирина! Ты очень плохая дочь. Тебя Господь накажет за то, что все деньги, которые отец заработал, тратятся на твои игрушки и прихоти. Вот разобьет тебя паралич, сядешь в инвалидную коляску, заплачешь, что ноги не ходят, да поздно будет».


– Вот …! – традиционно отреагировал Михаил.

– Тетя Таня, если честно, я ни на вашу машину, ни на одежду не смотрела, – сдавленным голосом произнесла Агафья, – очень хотела Ирине отомстить! Ничего не замечала. Сейчас мне так стыдно! Мы же лучшими подругами были. Без Ируськи мне тошно. Я совсем однаааа!

Баранова разрыдалась, Ира бросилась к ней с объятиями.

– Я тоже по тебе скучаю! Совсем-совсем не сержусь. Написал дядька фигню. И плевать. Что меня разозлило? Я ж не совсем Шляхтина-Энгельман, наполовину Красавина. Папа главнее мамы!

– Папа лучше мамы, – пропищала Агафья, размазывая по лицу слезы, перемешанные с макияжем.

– Папа главнее мамы, – вторила ей Ира, – папочка самый лучший, только он меня не любит.

– И меня! – отчаянно заголосила Агафья. – Не любит! А я его обожаююю!

Девочки зарыдали в четыре ручья. Михаил Борисович подошел к ним и стал растерянно бубнить:

– Ну …! Хорош выть! Перестаньте …!

– Не матерись, – попросила сквозь слезы Агаша.

– Так …, я не ругаюсь, – стал оправдываться отец, – …! Ну …! типа … доча! Не сердись! Ну, я, типа, тебя ваще-то …! Ну, очень хорошо к тебе отношусь …!

– А-а-а, – выводила Агафья, – папочка, скажи, что любишь меня. А-а-а! Скорей! А то я умру!

Михаил растерянно посмотрел на меня.

Я развела руками.

– Ну да, типа люблю …! – наконец-то выдавил из себя Михаил. – Только перестань сопли лить! Хочешь, прямо сейчас поедем, я куплю сумку, которую ты просила, а я тебя на … послал из-за двойки по сраному английскому. Фирма… э… еще такая… дочь кабана называется!

Агафья задрала край кофты и вытерла им лицо.

– Дольче Габбана, папа, не дочь кабана.

– Ну, я, типа, ваще в бабском шмотье не разбираюсь, – вздохнул Баранов, – но все тебе куплю …! Сам! Лично!

– И шубу из леопарда? – вдруг спросила Агаша.

– Да, – без колебаний ответил отец, – только не реви. Нет нервов на твои слезы глядеть. Поехали. Возьму все, на что покажешь! …!

– Папа, у тебя с деньгами плохо, – напомнила девочка.

– Доча, – расцвел родитель, – бумага они, как приплыли, так и уплывут. Как уплыли, так и приплывут. Закон реки. Бревно туда-сюда мотает. Вставай! Есть у папки тугрики …!

– Ты меня лучше обними, – попросила Агафья.

Михаил Борисович опять взглянул на меня, в его глазах метались растерянность и непонимание.

Я пожала плечами.

– Для нас, женщин, слова «Люблю тебя, ты самая лучшая» ценнее манто из раритетного меха. И не по возрасту оно Агаше.

Баранов засопел, потом раскрыл объятия.

– Ну …! Хватит! Чего я злюсь-то! Хочу, чтобы ты человеком …! выросла! Кабы не любил, наплевать на тебя, делай, что хочешь …! Ну, хорош! Подбери сопли. Ну…! э…! э…! ну ты…! типа… ну, …! любимая доча! Вот!

Ирина сделала несколько шагов и прислонилась ко мне. Я обняла ее и сказала:

– Вас родители любят, просто они считают, что воспитывать – это непременно отругать. Хвалить опасно, вдруг вырастет капризница. Со мной тоже так обращались. Агаша, приют для собак где находится?

– В Зубовке, – ответила девочка, – большой красный кирпичный дом. Он один такой в деревне, остальные постройки развалились.

– Когда Вилли туда приезжает? – спросила я. – Каждый день?

– Она там живет, – пояснила Агафья.

– Спасибо тебе, – улыбнулась я, – Ира, нам пора домой.

– Ириска, я тебе на ватсап кой-чего скину. Можно? – спросила Агафья.

– Ага, – кивнула девочка.

– Разблокируй меня, – попросила Агафья.