Мой профессор - волк!

– Нет, не надо наверх… Идем на веранду.

– Хорошо.

Я была очень послушной, готова была идти куда угодно и делать, что угодно, лишь бы меня… не тронули. И объяснили уже, что происходит!

Веранда располагалась позади дома, была покрыта шиферной крышей и вся, сплошь застеклена. Усадив меня на скамейку у стены, сам Макмиллан сел не рядом, а у стеклянной стены напротив. На мгновение зарыл лицо в ладони, потер его и вынырнул, оглядывая на меня голодным, почти безумным взглядом.

– Что опять? – я слегка отшатнулась. Неужели он увел меня от остальных, чтобы расправиться здесь со мной в одиночку?

Он усмехнулся.

– Много чего. Но давай начнем сначала. Скажи мне Стейси… что ты знаешь об оборотнях?





Глава 6




Мне показалось, что я ослышалась.

– О ком?

– Об оборотнях.

Все-таки не ослышалась. Я поерзала, не зная, как реагировать – почему-то инопланетные ящеры казались меньшим безумием.

– Об… оборотнях?

– Именно.

Я нервно хихикнула, хоть мне было совсем не до смеха.

– Это типа о сказочных существах, которые умеют превращаться в разных животных?

– Нет, – спокойно ответил Макмиллан. – Превращаются в разных животных перевертыши – совершенно иная раса. Они просто принимают вид зверей или птиц, оставаясь, по сути, людьми. Оборотни же и есть животные. В своей второй ипостаси. Обычно волки. Разных пород.

Я шумно сглотнула. Почему он говорит такими короткими, отрывистыми предложениями? Почему профессор колледжа вообще несет этот бред?!

– И… причем здесь… оборотни?

Он поднял на меня бровь.

– Сама не догадаешься?

Я упрямо помотала головой – мой мозг отказывался… отказывался «догадываться». Стало вдруг трудно дышать и я невольно потянулась к верхней пуговице рубашки – расстегнуть.

Взгляд профессора мгновенно сфокусировался и замкнулся на моей руке.

– Не вздумай.

Я испуганно отдернула руку вниз. Он выдохнул.

– Не вздумай трогать себя, расстегивать одежду, кусать или облизывать губы… вообще старайся поменьше двигаться. Если хочешь уйти с этой веранды… нетронутой.

И он сам быстро облизнул губы, словно они пересохли.

Нетронутой? Нетронутой?!

Внезапно мое полу-истерическое состояние нашло выход в злости.

Я вскочила со скамейки, сжала кулаки и зашипела на него.

– Что вы себе позволяете?! С какой стати я должна как-то по особенному вести, чтоб вы меня не тронули?! Если я настолько вас привлекаю, что вы не можете сдержать себя, это ваши проблемы, а не мои! Привыкли все на женщин валить… И, вообще, вы привели меня сюда для того, что приказы раздавать или объяснить, что происходит?! Потому что пока все, что я слышала это какой-то бред – оборотни, перевертыши, волки какие-то… Я вообще сейчас в полицию позвоню, на горячую линию!

Сама не заметила, как накрутила себя до такой степени, что реально стала задыхаться, но метка на шее внезапно взорвалась такой адской болью, что стало не до возмущений.

Вскрикнув, я схватилась за укушенное место и сложилась пополам, падая обратно на скамью…

Словно сквозь туман, видела, как Макмиллан сорвался и бросился ко мне… а через секунду уже чувствовала его руки на своих плечах, спине, бедрах… Слышала его голос, шепчущий что-то мне в ухо…


И это было блаженство, это был абсолютный и безоговорочный восторг – словно меня не успокаивали, а делали то, что недавно во сне. Возбуждали. Ласкали мое тело, готовя его к большему…

Боль ушла совсем – еще до того, как он перевернул меня на спину, нависая надо мной, опираясь одной рукой на поверхность скамьи… Вторая же его рука… о, вторая не теряла времени, ныряя под юбку и гладя, тиская все, что попадалось на пути – ягодицы, бедра, промежность… приподнимая меня под попу и заставляя прижиматься к твердому, объемистому бугру на джинсах…

– Этого добивалась? Этого?! – его густой, хриплый голос был совсем близко, и я вдруг запоздало поняла, что он говорит мне в шею, перемежая слова с поцелуями и острыми, легкими укусами, которые были еще приятнее поцелуев… – Моя сучка… Моя… маленькая… никому не отдам…

С каждым словом он распалялся все больше, рычал и пихался в меня все сильнее, идеально попадая в мой собственный ритм – тот, что совершенно точно должен был привести к пику острого, сокрушительного наслаждения…

А еще был запах. Запах, который взрывал мое обоняние радужным фейерверком. От которого хотелось кричать, выть, хватать его руками и втирать в себя… Переполниться этим запахом до краев, впитать в каждую клеточку своего тела… Искупаться в этом запахе хотелось. Стать им.

Совершенно ошалев от такого бешенного напора на все органы чувств, я не сопротивлялась – не понимая, как можно сопротивляться тому, от чего так восхитительно хорошо и сладко… Дернулась только, когда мужская рука под моей юбкой поднялась наверх, задрала свитер и рванула на мне рубашку, посылая крошечные пуговицы прыгать по всей веранде.

И в этот самый момент, когда горячая ладонь легла и сжала мою грудь поверх лифчика, когда глаза мои закатились в предвкушении губ там, где они были во сне… я вдруг поняла, к чему был весь этот разговор.

Поняла, почему всегда сдержанный, воспитанный профессор нависает сейчас надо мной, пихаясь в меня ширинкой, рыча и хватая зубами за шею… Почему называет «сучкой» и зачем заставлял лежать с завязанными глазами, а потом рвался ко мне в комнату, почувствовав мое возбуждение.

И что означает та страшная морда, которую я увидела вчера в машине – я тоже поняла.

– Ты… ты оборотень… – выдохнула прямо ему в рот, охая от каждого сжатия и прикосновения и выгибаясь под его рукой.

Он замер, тяжело и рвано дыша у меня над ухом.

Медленно, сантиметр за сантиметром, выпростал из порванной рубашки руку, по дороге неосторожно дергая напряженный сосок пальцами…

И поднялся надо мной, все еще опираясь на руку. Пьяный, затуманенный взгляд его постепенно трезвел, фокусировался и наполнялся здравым смыслом, который я почему-то меньше всего сейчас хотела видеть.

– Да, – ответил просто. Толкнулся в меня в последний раз, будто удержаться не мог, и отстранился весь, полностью, оставляя меня лежать на лавке – вздрагивающую и уже заранее замерзшую. – Я – оборотень, Стейси. И вчера ночью я невольно сделал тебя моей.

– Что со мной будет?

Да, я – эгоистка. Из всех возможных вопросов меня больше всего волновал именно этот. А не, к примеру, как вообще возможно изменить свою физическую форму и обратиться в дикое, хищное животное под названием волк?

Мы снова сидели порознь. Он – на стуле, спиной к окну, я – на лавке у стены, кутаясь в свитер и нервно переплетая пальцы. Возбуждение спало, но все еще теплилось где-то в глубине тела, готовое вновь разгореться от малейшей искры. Судя по лицу профессора, его состояние было примерно таким же.

Закрыв глаза, он медленно и глубоко дышал, откинув голову на стекло. Наконец ответил – все еще не глядя на меня.

– Волк внутри меня решил, что ты понравилась ему достаточно, чтобы пометить – сделать своей самкой, оградив от других самцов.

Что конкретно это означает, я догадывалась.

– Поэтому… вы меня хотите? – смущаться, задавая этот вопрос – после того, как его руки побывали везде, где только могли побывать – было странным, и все же я смутилась.

Макмиллан приоткрыл один глаз, окинул взглядом мой растрепанный вид и усмехнулся.

– А что, так заметно?

Я совсем раскраснелась, но смогла ответить в том же духе.

– Ну, не то чтобы… прям заметно… Но идею вы донесли.

Как бы то ни было, острить на скользкую тему секса было гораздо легче, чем обсуждать вещи, совершенно немыслимые для меня еще вчера.

– И, если я правильно понимаю, мне от вас… не скрыться.

Однако, похоже, шутки на этом кончились. Глаза профессора снова потемнели, на руке, сжимающей локоть, обозначились вздутые вены.

– Зависит от того, насколько сильно и надолго волк захотел тебя – есть разные градации желания подмять под себя самку – от спортивного интереса до инстинкта размножения. И так далее, вплоть до полной одержимости и невозможности отпустить.

Рана снова болезненно запульсировала, и я поморщилась.

Словно почувствовав это, он кивнул.

– Вот и еще одна причина укуса – рана не заживет, пока ты не переспишь со мной. Моя слюна в твоей крови отравляет тебя, а моя… близость – это своего рода антидот, который постепенно поможет тебе выработать иммунитет и излечит. К тому же у тебя появляется особый запах, который сообщает всем остальным, что ты занята.

– Навсегда… запах? – мой голос был настолько слабым, что я удивилась, что он его вообще услышал.

– Со временем, если я отпущу тебя, немного ослабнет. Но ты все еще будешь непривлекательной для обычных мужчин. Они будут тебя… бояться.

Он говорил уже почти спокойно, глядя на меня из-под полуприкрытых век. Будто лекцию читал. Мне же, наоборот, становилось все хуже и хуже от каждого его слова. Я ежилась, не в состоянии выносить его скользящий по мне взгляд, тискала себя руками и чувствовала, что от всего этого уже начинает подташнивать.

Наконец, не выдержала.

– Мне уже можно истерить или есть новости хуже этих?