Мой самый любимый Лось

Но Лось был Лосем; молчаливым, хитрым и замкнутым. Он мог тихо сидеть в углу, стеклянно поблескивающими глазами рассматривая всех и все подмечая, выбирая жертву, а потом ап — и ухватить ее, поразив точно в сердце. Так, как это произошло с Анькой.

«И это отлично, что он такой!» — подумала Анька, мысленно салютую Лосю.

— Аня, Аня, Аня, — произнес Акула, подперев рукой голову и разглядывая девушку затуманенным взором. Если бы Анька не знала его, она могла бы подумать, глядя на этот умильный взгляд, что встреча с ней растрогала Акулу, и его память полна приятных воспоминаний. Да вот только Акулы не умеют умиляться. — Что ты тут делаешь?

Анька не нашла, что ответить.

Если бы все было иначе… если б Лось был иной, Анька могла бы смело накатить еще пятьдесят грамм, и цинично и прямо ответить «трахаюсь!», а потом посмотреть Акуле в глаза и задать все те вопросы, которые бы поставили его в неудобное положение, практически раком.

«Милый! Как давно я тебя не видела!»

«Милый, а куда ты тогда пропал?!»

«Милый, я тебя так ждала!»

«Милый, а когда наша свадьба? Я этого очень хочу!»

Она бы влезла Акуле на колени, уселась бы голой жопой на его брюки со стрелками, сжала бы его коленями и ухватилась бы за галстук, как за поводок, притягивая его бестолковую башку к себе поближе и изрыгая свои ласковые ядовитые слова прямо в его скукоживающиеся уши.

«Милый! ЛЮБИМЫЙ МОЙ!!!!!»

Она болтала бы и болтала б всю эту розовую сопливую чушь щебечущим голоском, глядя, как самодовольное акулье лицо делается все кислее и кислее, держала бы его за галстук, чтоб этот гад не мог сорваться и удрать, и наслаждалась бы его агонией, многократно повторяя слово «свадьба».

Свадьба, свадьба, свадьба. Ты обещал. Свадьба!

Акулу бы корчило и ломало, как грешника на раскаленной сковороде. Как черта от святой воды.

«И контрольный в голову — свадьба! Я была беременна и уже родила тройню. Дети, идите, обнимите папу. Папа — детям нужен отец и свежие памперсы!»

Но был Лось, с которым — Анька вдруг осознала это со всей ясностью, — она не просто трахалась. С Лосем все было серьезно с первого мига. С первого слова. С первого поцелуя. С первого прикосновения там, где касаться может далеко не всякий. И даже ради мести Акуле Анька не могла себе позволить произнести, выплюнуть хамовато это похабное слово — трахаюсь…

«Лось, какого черта?! Что у тебя за дурная наследственность?! А вдруг народятся лосята с акульими плавниками?! Да я ж их в колыбели передушу…»

— Я тут в гостях у братца твоего, — ответила Анька недружелюбно, все еще смакуя в воображении сцены, в которых с Акулы слезает шкура при соприкосновении со свадебным костюмом. — А ты что тут делаешь?

Акула рассеянно пожал плечами.

— Тоже к брату приехал, — ответил он туманно.

Анька промолчала, прекрасно зная, зачем щеголь-Акула явился к Лосю.

Если бы в свое время, краснея от стыда и заикаясь, признаваясь отцу в порочащей связи с его партером, она навела бы справки, то наверняка узнала бы, что Акула так себе бизнесмен. Херовый бизнесмен был Акула. Слишком самоуверенный, высокомерный — и слишком безответственный. В те давние времена он руководил семейным бизнесом, но за очень короткий срок сумел все пустить по ветру. Любовь доступных девок, внимание дорогих, элитных женщин интересовали его больше всей этой непонятной чепухи вроде активов, договоров, инвесторов… Словом, и из жизни Аньки он исчез потому, что ему спешно пришлось уехать домой, с абсолютно голой жопой.

Отец, узнав кто вскружил Аньке ее юную глупую голову, скрежетал от ярости зубами. Репутация у Акулы была хуже некуда, и отец разрывался между «обнять и плакать» и «максимально надрать задницу». Но зареванная Анька была такая жалкая и потерянная, что любящий отец выбрал первый вариант. Он пощадил нежные девичьи чувства; он не стал рассказывать Аньке обо всех непотребствах, что учинял ее возлюбленный. Он промолчал обо всем. И о том, где найти, как выйти на связь — тоже умолчал.

— Анечка, девочка моя, — ворковал он, приглаживая лохматую Анькину макушку. — Откуда ж мне знать… вроде, открывают филиал в Южной Америке… то ли в Мексике, то ли в Бразилии…

Хотя в своих мыслях отец посылал Акулу куда как дальше.

Анька потом сама, по своим каналам разузнала об исчезнувшем любовнике все. Там слово, тут байка… Вот и сложился в ее голове образ соблазнителя и разведенной на секс «чистенькой» лохушки. Жизнь сурова.

Впрочем, и Акулу она не пощадила. От управления фирмой его отстранили, и во главе встал Лось — надежный, основательный, крепкий. Младший, но умный. Он выровнял дела в максимально кроткий срок, впахивая так, что ни одному северному оленю и не снилось, а Акула, этот веселый прожигатель жизни, остался висеть у него на шее, исправно вытягивая деньги у успешного родственника на веселую жизнь, ибо зарабатывать сам он не умел. Как-то не получалось.

— Так ты, стало быть, теперь ловишь дичь покрупнее, — небрежно произнес Акула, намекая на то, что между ним и Анькой теперь создается некоторая конкуренция на получение лосевых денег. — Повзрослела, поумнела…

От этих подлых инсинуаций Анька аж захлебнулась и некоторое время не могла выдавить из себя ни слова. Что?! Деньги?!

«Милый, да мне папа дает больше, чем Лось тратит на корм для рыбок, включая тебя!» — подумала Анька, с насмешкой глянув на Акулу. Но тот воспринял ее взгляд как насмешку, как вызов, и откинулся назад, глядя на девушку с пренебрежением и превосходством.

«Ну, давай, нападай, — с насмешкой подумала Анька. — Победи девчонку! Смелей!»

— А Анри понравится, — вкрадчиво произнес Акула, гнусно усмехаясь, — что я трахал тебя? Ну, у братьев принято донашивать друг за другом свитера и коньки, но женщин?..





Глава 8. Лось и Акула





— Кем ты представилась? Журналисткой, моделью? Кем? Как смогла лечь под него? Анри ведь у нас умный, — в голосе Акулы послышалась издевка. — Разборчивый… Не то, что московская золотая молодежь, трахающая все, что шевелится. Как ты умудрилась его уломать? Сколько нудятины ты выслушала, прежде чем он решил раздвинуть твои ноги? Таких дешевых смазливых девочек пруд пруди, и ни одну он домой не тащил. А тут смотри-ка, сразу в дамки… Ты учти — я таких прожженных хищниц, как ты, за версту чую. И не позволю положить на денежки Анри твою хорошенькую когтистую лапку. Поняла? И даже по старой дружбе — нет.

Анька расхохоталась, глядя, как Акула аж трясется от жадности. Своим звериным чутьем он унюхал, что Анька для Лося значит очень много, а это могло означать если не полное отлучение Акулы от семейного кошелька, то частичные урезания его финансов точно. Вероятно, это урезание уже произошло. Скорее всего, утром Лось отказал Акуле в его очередной просьбе. И теперь Акула воочию видел причину этого отказа — Анька. У Лося появился кое-кто поинтереснее, на кого можно тратить. И Акулу это злило, очень злило и беспокоило.

— Лассе?!

Тяжелый Лосиный голос прервал липкое грязное бормотание Акулы, и Анька едва не расхохоталась Акуле в лицо. Лассе, забор покрасьте… Значит, Лассе, а никакой не Андрей, не Артур, не Бьерн и не Гарольд. Сколько он имен примерил на себя, каждой новой знакомой дарил нового себя и новую личность. Эксклюзив!

Анька в своих поисках зашла далеко. Даже создала Клуб Бывших, и они, девчонки разных возрастов, разных социальных статусов, с разными историями и разными жизнями — студентки, начинающие модели, официантки, — как-то собрались в баре, рассказать о своих глупых мечтах друг другу и обмыть свои разбитые коварным соблазнителем сердца.

Одной он представился как Иннокентий.

Анька помнила, как они с девчонками, уже порядком наклюкавшись, просто катались с смеху, повторяя это странное, длинное имя.

- Инно… кентий, — выла Анька, утирая слезы, катящиеся градом. — Такими именами тока члены интеллигентов называть…

Было смешно, да…

— Что ты несешь, — зло прорычал Лось, багровея от ярости. — Что это значит? Анья, что он говорит? Это правда?!

Акула не стушевался. Не потерялся, не смутился под лосиным тяжелым взглядом, хотя казалось — Лось сейчас подбежит, сдернет братца со стула и растопчет его насмерть.

Для Акулы Анька была всего лишь глупой московской девчонкой, которую он оприходовал, и совсем неважно, что досталась она ему девственницей. Сегодня девственница, завтра нет… Если она здесь, в доме Лося, значит, таскается по модным тусовкам, где Лось ее и подобрал. Ищет себе кошелек потолще. Сколько у нее было попыток ухватить добычу пожирнее? С той поры, когда она была всего лишь дерзкой наивной девчонкой, прошло много времени. Под сколькими толстосумами она успела побывать? Лассе брезгливо поморщил губы, чувствуя свое превосходство. Что бы там не связывало Лося и эту девку, он-то, Лассе, был первым. Собрал сливки. Над ним никогда не станут потешаться, никогда не сделают из него дурака эти бабы. А вот Лось, этот мнящий себя умником зануда, кажется, попался на дешевый развод дешевой девки. Об этом Акула подумал особенно зло, мстительно, испытывая гадкую радость.

— Ну а что такого, — откинувшись на барную стойку, продолжил Акула, никем не останавливаемый. — теряешь хватку, братец, э? Раньше за мной донашивал ботинки, теперь подбираешь девочек из-под меня? Впрочем, ты всегда был вторым, братец…

Голова у Акулы не отлетела только потому, что он успел уклониться.

Лось преодолел разделяющие их несколько метров буквально одним огромным прыжком и почти не замахиваясь, влепил сокрушительную плюху в наглое гладенькое лицо. Он метил в челюсть, в изрыгающий мерзкие слова рот, и Акула понял это. Перспектива провести остаток жизни без зубов его вовсе не радовала, и он, сорвавшись с места, поднырнул под руку Лося, желая удара избежать и сбить Лося с ног, обхватив его руками.

Но просчитался.

Вместо челюсти удар пришелся прямо в лоб, и Акула, закатив глаза и раскинув руки, готовый обнять весь мир, рухнул на спину. На лбу, стремительно наливаясь багровой темнотой, виднелся яркий отпечаток от перстня, который Лось носил — серебряная безделушка с буквой «а». Обведенная ободком, эта буква на лбу Акулы здорово смахивала на символ @ — собака.

«Собака и есть!» — ожесточенно подумала Анька, приканчивая виски одним глотком.

— Ладно, мальчики, — произнесла она, неспешно поднимаясь и чувствуя, как у нее ноги подгибаются — от злости, от отчаяния, — вы тут играйте со своими сломанными велосипедами, а я поехала домой. Спасибо за приют. Все было очень мило.





* * *


— Почему?!

Это единственный вопрос, который задал Лось, влетев в спальню вслед за Анькой.

В его серых глазах тлела кровавая ярость.

К тому сокровенному, что у Лося было, к настоящему, приложил свой грязный тухлый плавник Акула — Анька отчетливо это понимала, прочувствовала всей кожей горечь и унижение, которые пережил Лось. «Второй», — издевательское слово, когда дело касается женщин. Особенно любимых.

— Лось, не тупи, — рычала Анька, натягивая свое платье. — Ты же заметил, что я не девочка, милый? Я же у тебя не спрашиваю, сколько мисс Хельсинки у тебя отсосали?

Она привычно ерничала и шутила, хотя хотелось плакать. Лось зажмурился, сжал кулаки. Кажется, от удара он перстнем повредил руку, и Аньке очень хотелось подойти, взять его теплую лапищу и посмотреть, что с его пальцами, которые умеют так ласково касаться ее кожи, подуть на ссадину и затереть губами боль. Но она сдержалась.

«Лось, прости. Я не хотела, чтоб тебе было больно. Откуда я вообще могла знать, что…»

— Я тоже не спрашиваю, — тяжко произнес он, — ни кто, ни сколько… но почему с ним?! Он же…

Дальше Лось замолк, не находя подходящих слов, чтобы охарактеризовать своего братца, и затряс головой, словно хотел вытрясти из разума даже крохотные крупицы мыслей о том, что его Анька — его любимая женщина! — была когда-то с… Лассе.



«Да, Лось, да, милый, — горько думала Анька. — Ты прав. Лассе — это помойка. Это дно, Лось, и я его пробила. Но так вышло».

Однако, Лось заслуживал объяснений. Он должен был знать, что все грязь, которую вываливал Лассе — это все его, его гнилая душонка.

— Почему, Лось? — переспросила Анька, дрожащим от стыда и боли голосом. — Почему? Да потому что мне было семнадцать лет, Лось! И я была глупой дурой, еще глупее, че сейчас! Да, да, это возможно! И я влюбилась, Лось, впервые в жизни я полюбила не мальчика из соседнего двора, а мужчину. Первое взрослое чувство, Лось. Ты знаешь, как это бывает? Помнишь, как смотришь на того, кого любишь? Я просто верила всему, что он говорит, Лось. Я тогда еще не знала, что у некоторых их грязные мясорубки чавкают все подряд, я понятия не имела, что он каждой говорит «люблю, женюсь, заведем детей и собаку!». Я не знала. А он запросто лязгал своей грязной мясорубкой, он всем вываливал слово «люблю», как порцию тухлого фарша в железную миску! Вот поэтому.

Лось молчал. И Анька замолчала, решительно тряхнув головой, отвернулась и продолжила сборы.

Почему теперь она решила убежать?