Морская ведьма

2




Мне кажется, я во сне.

Не дав мне шанса оправиться от жарких объятий, Икер закружил меня в танце.

Я пыталась сказать ему, что это не лучшая идея. Однако парень не хотел ничего слышать.

– Пускай болтают, – отрезал Икер. Если бы он только знал, сколько слухов уже появилось на свет.

Я ощущаю на себе взгляд Мальвины. Да, Мальвина, именно так танцуют люди, когда им не нужно беспокоиться за свою жизнь. Я стараюсь не думать о ней. Хочется запомнить этот момент в мельчайших деталях. Икер похож на сочетание дорогой блестящей кожи и воздушного муслина. Его закаленные в плаваниях руки грубые и в то же время нежные. Юноша бережно гладит мою кисть большим пальцем.

Будучи двенадцатилетней девочкой, я даже представить подобного не могла. В моих мечтах все было намного проще: я в пышном фиолетовом платье, Икер в королевской парадной форме. Мы гуляем рука об руку по дворцовым садам. В реальности все оказалось совершенно иным. Чувства подобной силы – я не уверена, что могу их выдержать. Я не справляюсь. Он заметил, что у меня вспотели ладони? Икер чувствует, как бешено колотится мое сердце?

– Я увидел тебя, еще когда плыл на шхуне, – он шепчет мне на ухо. – Еще до того, как взошел на борт. Ты сегодня прекрасна как никогда, Эви. Впервые я молил богов, чтобы мое судно летело по волнам как можно быстрее.

Я не знаю, что ответить. Дар речи покинул меня. Я смотрю по сторонам в попытке привести мысли в порядок. Солнце уже зашло. Последние его лучи догорали, пока слуги уносили наши тарелки с косточками куропаток, скелетиками налимов, пустыми гороховыми стручками и листиками, оставшимися от клубники. И хотя вся палуба освещена по кругу маленькими фонариками, опустившаяся ночная тень создает ощущение, что мы одни на корабле.

Парень, девушка и море.

Музыка заканчивается. Икер крепче прижимает меня к себе. Отстранившись, он проводит пальцами по моему подбородку.

– Не следовало мне надолго уезжать из Хаунештада, – произносит парень, перебирая мои волнистые пряди. – Твои волосы точно такие же, как и в детстве. – Он поднимает глаза. – И те же глаза, напоминающие звездную ночь.

Я стараюсь не смотреть вниз – его руки играют с моими локонами. Я закусываю губу, чтобы приглушить вздох. Он наматывает прядь на пальцы. Кажется, Икер делает это неосознанно – мальчик, сотканный из широких улыбок и великодушных жестов, который попросту не задумывается о таких мелочах.

Икер переводит взгляд на музыкантов, столпившихся у скамьи. На ней кто-то начинает играть на гитаре. Мы не можем видеть гитариста, но щегольская и мастерская манера игры выдает его с потрохами. Это Ник. Он с самого детства обладал удивительной способностью взять в руки любой инструмент и моментально разобраться, как с ним обращаться. Сейчас кронпринц наигрывает мелодию песни, которую я напевала в порту, будучи маленькой девочкой, верящей, что это принесет удачу отцу на рыбалке.

Икер отпускает мои волосы.

Прочищает горло.

Отстраняется, чтобы между нашими телами появилась некоторая дистанция.

Вот и все. Чего и следовало ожидать. Возможно, мечты и нужны для того, чтобы стать явью всего на несколько секунд. Насмешка высших сил.

Взгляд моряка устремлен в сторону, на музыкантов. Икер произносит изменившимся тоном:

– Эви, мне очень нравится в Хаунештаде, но я бы не хотел наступать на больную мозоль собственному брату.

Теперь у меня что-то не так с голосом. Почему Ник решил сыграть именно эту песню? Я сглатываю ком в горле.

– Ты никому ни на что не наступаешь, – надеюсь, он не подумал, что я оправдываюсь. – Кроме того, Ник был бы рад видеть тебя чаще. И кстати: через несколько дней мы будем праздновать Литасблот[3].

– Ох, точно. Во имя Урды вы будете заниматься всякого рода сумасбродством, швыряться хлебом во всякого, кто не имеет двойного подбородка, и водить хороводы до потери сознания.

– Вы? – я пихаю его локтем.

Икер, может быть, и вырос по ту сторону пролива, но он такой же представитель династии Ольденбург, как и Ник. Их род правит Данией и Швецией вот уже четыре сотни лет. И кому, как не им, знать, что нужно чтить богиню, дарующую нам урожай.

– Не смейся над играми. Мы относимся к ним очень серьезно.

– Ах, да. Кто первый пробежит дистанцию с самым тяжелым камнем на плече – схватка ни на жизнь, а на смерть.

– А кто быстрее пробежит по бревну? Очень ценные навыки, между прочим, – я смеюсь от того, что получилось разрядить обстановку.

Икер поворачивается ко мне.

– Если я ввяжусь в это феерическое веселье под названием Литасблот, обещаешь, что пробежишься по парочке невинно убиенных деревьев, чтобы позабавить меня?

– Если таковы ваши условия – обещаю, – я склоняюсь в шуточном реверансе.

Мне не удается сдержать смешок. Икер тем временем не может оторвать взгляда от моего лица. Словно в неконтролируемом порыве он проводит большим пальцем по моей скуле, подбородку, дотрагивается до моих губ. Я чувствую, как кровь приливает к щекам от этого прикосновения. Мой взгляд устремился в его холодные светло-голубые глаза.

– Икер, я…

– Почтенные жители Хаунештада!

Мы резко поворачиваем головы на голос Ника. Он доносится с другого борта корабля. В руках кронпринц все еще держит гитару. На голове у него корона из лимонных долек, запутавшихся в копне вьющихся волос. На лице сияет широкая улыбка, а руки вскинуты в воздух. Он неосознанно пародирует Икера – правда, после пары кружек коронного напитка короля Асгера.

– Будучи наследником престола, я издаю королевский указ, повелевающий спеть для меня в честь моего шестнадцатилетия.


– Слушаемся и повинуемся, – кричит Икер. Его примеру следует вся толпа гостей, про присутствие которых удалось ненадолго позабыть.

– Превосходно! Руйвен уже подал сигнал, чтобы скоро пускали салют. Но для начала… – речь Ника прерывается, когда Мальвина резким движением тянет его вниз, чтобы дотянуться и сказать что-то на ухо принцу. Девушка делает жест в сторону торта. Ник выпрямляется и перекладывает гитару в другую руку.

– Прекрасная леди Мальвина только что сообщила мне, что у нас нет свечей.

Грифом гитары Ник указывает в мою сторону и с притворно-официальной интонацией обращается ко мне:

– Эвелин?

И поднимает бровь.

Я изображаю недоумение.

– Ну же, ты ведь знаешь, где они лежат.

Конечно, знаю. На том самом месте, где Ник оставил их, когда в первый раз «одолжил» корабль короля в начале весны, наконец сменившей длинную морозную зиму.

– Да, ваше величество.

Как бы мне ни хотелось покидать Икера, нужно выполнить просьбу. Я отхожу от него и буквально доли секунды ощущаю на коже тепло его тела. Я решаю захватить с собой фонарик, низко висящий над палубой, и выбираюсь из толпы.

Мои башмаки стучат по ступеням. Я спускаюсь в трюм, в капитанскую каюту. Размер этого помещения нескромный даже для капитана – здесь места больше, чем в целом доме, где живу я, отец и тетушка Ханса. Маленькому фонарику не осветить такую огромную площадь. Я едва ли вижу что-то дальше края подола собственного платья. Это очень раздражает.

Хочется удостовериться, что я здесь одна. Я внимательно смотрю на лестницу – никто не последовал за мной. Подперев спиной дверь, я открываю фонарик. Затем вполголоса читаю старинное заклинание и дотрагиваюсь кончиками пальцев до фитиля свечи.

– Brenna bjartr aldrnari. Brenna bjartr aldrari. Pakka Glöð.

Свечка разгорается и начинает сиять в три раза ярче, чем прежде.

Все происходит быстро. Это настолько незаметное колдовство, что я могла бы, пожалуй, совершить его у всех на глазах. Но даже нечто банальное и незначительное – вроде этого усиливающего заклинания – несет большую опасность в наших краях.

В былые годы при Ольденбургах женщины и за меньшее горели на кострах.

Это означает, что есть вещи, которые Ник и Икер никогда не должны знать обо мне.

Кроме того, сегодня я уже испытывала судьбу, когда безмолвно заставила торт Мальвины начать сбрасывать свою сахарную кожу. Ничего подобного я не практиковала с детства, но заклинание сработало. Если бы мне захотелось проверить свою удачу, то можно было бы попробовать распалить пламя свечи на людях. Хотя, честно говоря, мне никогда не везло.

Теперь света более чем достаточно. Я спокойно иду по огромной каюте по направлению к паре стульев. Те стоят под иллюминатором по правому борту. Между стульями расположен дубовый стол со столешницей, расписанной под шахматную доску.

Я видела, как Ник убирал оставшийся запас свечей в ящик этого стола. Я тогда еще помогала ему уничтожить улики после праздника в честь начала весны и теплой погоды. И дело не в том, что его отец впоследствии не узнал об этом веселом сборище. Королевские моральные устои Ника не позволяли ему лгать. Юноша лишь не хотел добавлять работы служителям порта.

Сжимая добытые свечи и спички в одной руке, другой я схватила фонарик и направилась к двери. Но вдруг боковым зрением я уловила два ярких блика белого и голубого цветов. Я развернулась и увидела два небольших сияющих ореола за стеклом иллюминатора.

Сердце замерло, когда пришло осознание: нет ни одной рыбы, глаза которой были бы так похожи…

На глаза человека.

Боль в груди напомнила о необходимости дышать. Я поднесла фонарик к иллюминатору, мысленно пытаясь пересчитать всех, кто сегодня был на корабле. Да, все гости и слуги оставались на палубе, когда я спускалась в трюм.

Свет свечи упал на толстое стекло. За ним я увидела… глаза подруги. Насыщенно-синие, они выделялись на фоне сияющей кожи лица, обрамленного светлыми локонами. Волосы казались темнее из-за воды. Губы были приоткрыты от удивления.

– Анна?

В тот же миг, как это имя пронзило тишину сырой каюты, лицо исчезло. И перед моим взором осталась лишь темная толща воды цвета индиго.

Хватая ртом воздух, я бегу к соседнему иллюминатору. Задыхаясь, я зову подругу снова и снова. Но ни в нем, ни в следующих двух я не нахожу ее прекрасного лица.

Я стою посреди огромной королевской каюты. Сердце бешено стучит. Воздух обжигает легкие. Я начинаю громко рыдать. Жгучие слезы катятся из глаз. Я понимаю: ни братская любовь Ника, ни нежное отношение Икера не изменят того факта, что я всего лишь одинокая дочь рыбака.

Одинокая дочь рыбака, которая сильнее всего на свете хотела бы вернуть свою милую подругу. Настолько сильно, что даже видит призраков.

Настолько сильно, что начинает сходить с ума.





3




Тыльной стороной запястья я вытираю глаза, все еще сжимая в руке свечи и спички. Пара глубоких вдохов, и я заставлю свои налитые свинцом ноги двинуться к двери, а затем вверх по лестнице.