Мусорщик. Мечта

Маша снова что-то сказала по-английски, потом подняла с пола кляп и грубо затолкала в рот пленника. Взяла одну из полос, которые Константин наделал из многострадальной простыни, и затянула вокруг головы председателя, закрепляя кляп у него во рту. А потом уцепилась за член пленника и начала демонстративно примериваться, на какую длину его оттяпать.

Пленник дергался, мычал, из его глаз катились слезы, но мучительница неумолимо крутила член и так и сяк, изображая, что вот-вот нарежет его, как колбасу. Потом отпустила и тут же уцепила вместе с мошонкой, дернув к себе, как поводок упрямой собаки. Константин про себя даже поморщился – больно, наверное! А уж как страшно – это и представить нельзя! И кстати, откуда она знает азы допроса «с пристрастием»? Первое дело – это раздеть мужчину, вывести его из равновесия, а уж угроза самому для него дорогому, гениталиям, – это вообще страшнее всего!

А Маша все продолжала примеряться, дергать, вытягивать гениталии пленника. И вот уже чиркнула по мошонке, на которой тут же проступила красная полоса. Пленник закатил глаза и вдруг выпустил тонкую струйку мочи, обдав руки Маши, сделавшей уже совершенно зверскую рожу.

– Ах ты ж сучонок! – скривилась девушка. – Ссыкун поганый! Поганец!

– Хватит, Маш! – Константин едва сдержал улыбку. – Переведи ему: сейчас мы снова вынем кляп и будем разговаривать. При любой попытке позвать на помощь или отказ отвечать на вопросы последуют большие неприятности. И пусть не надеется на помощь своих людей – никто не знает, что он здесь. А если они приедут, он останется без гениталий, без рук и без ног. Все это я ему отрежу! Больше жути Маш. Пусть поверит!

Маша начала переводить, сопровождая слова гримасами и потрясанием опоганенным ножом, а Константин пододвинул к себе другой стул и сел. В воздухе пахло мочой, кислым потом, а еще – каким-то цветущим кустарником, растущим возле террасы. Запах был настолько сильным и сладким, что доносился даже сквозь закрытые окна и двери. Видимо, доносило его усилившимся ветром, дующим с моря.

Хорошо здесь жить! Если у тебя есть деньги. Впрочем, с деньгами везде хорошо жить. А нищие… они везде нищие. Что на Багамах, что в Саратовской губернии. «У вас как с деньгами? Плохо? – Нет. С деньгами у нас хорошо. У нас без денег плохо!»

– Вынь кляп!

Маша сдернула повязку, вынула кляп и бросила на пол, потом поднесла к глазам пленника нож, который держала в правой руке. Молча показала, но он понял, мелко закивал, затрясся – мол, понял!

– Итак, спроси его – кто придумал операцию с этим кидаловом? Он один или был кто-то еще? И участвовал ли в схеме мой адвокат.

Через полчаса Константин знал практически все, что ему следовало знать. Нет, Зильберович в этой схеме не участвовал – да и не мог участвовать. Он чужак, а значит – должен быть «кинут», как и все остальные чужаки. «Багамы – для багамцев!»

Председатель банка придумал эту операцию сам, сам ее и провел, не извещая никого из числа правления. Само собой, он вынужден поделиться с членами правления, но потом. И должен выдать им совсем немного – в сравнении с общей суммой сделки.

С русскими он дела никогда не имел, иначе точно бы не решился на такое безобразие. Он думал, что русские – это дикари, и вообще – они далеко, а США рядом. И ничего эти русские ему сделать не смогут под боком у великого государства. Тем более что он в отличных отношениях и с министром внутренних дел Содружества Багамских Островов, и с начальником полиции Нассау. Что и немудрено – где деньги, там и дружба с властью.

Ну и, само собой, он готов тут же все исправить, отдать все деньги, компенсировать ущерб, и вообще – дружить домами, а лучше всего – семьями.

– Вы ему верите? – тихо спросила Маша, устало прислонившаяся к стене дома. – Я вот – ни на грош! Стоит вам его отпустить, он тут же поднимет такую волну, что нам мало не покажется.

– И что предлагаешь? – грустно улыбнулся Константин.

– Закопать его под пальмой да и валить отсюда с оставшимися деньгами. Пока нас тут не прихватили и не отобрали последнее – вместе с жизнью и здоровьем. Вас-то сразу убьют, а меня будут еще и дрючить до самой смерти. Пока не сдохну. А мне этого как-то не хочется…

Константин задумался. Да, в словах Маши был свой резон и сермяжная правда. Потерял так потерял. Это всего лишь деньги. А деньги он еще добудет – сколько угодно! На свете полным-полно хранилищ, заполненных наличными деньгами. Вот только куда потом эти деньги девать? Как их легализовать? Что толку от денег, которые не может потратить? Да и засветиться с наличными проще простого. Обложили!

Нет, все-таки надо было потихоньку, полегоньку переводить деньги через криптовалюту. Ну да, это заняло бы годы. Ну и что? Захотел сразу стать олигархом? Исполнить вековечную мечту идиота, Иванушки-дурачка? Не слезая с печи, получить все, что захочешь? Вот и получил… щелчок по носу. Обидный такой щелчок! Досадный!

– Спроси, у него дети есть? Внуки?

– Есть. Трое детей и двое внуков. Младший сын живет с ним вместе. Просит не трогать его и его семью. То есть вот его семью, – Маша ткнула ножом в сторону пленника. – Обещает, что все будет хорошо. Что больше никогда нас не обманет.

– Где комната его сына? Спроси: где он спит?

Маша замерла, глаза ее расширились от удивления, но тут же девушка преодолела ступор и перевела пленнику. Тот задергался, заболботал что-то, как в горячечном бреду, и тогда Маша ткнула его ножом. Прямо в пах. Председатель взвизгнул, попытался убрать свою «драгоценность» от острого клинка, а на стул выкатилось несколько капель крови.

– Говорит, напротив его комнаты. Через коридор. Мальчишке двенадцать лет. Сын от второй жены – первая умерла, и он женился снова. Он его очень любит и просит ничего с ним не делать. Клянется, что все отдаст, умрет, а отдаст.

– Будь с ним. Никуда не уходи! Не выходи из комнаты!

Константин вышел из гостиной, направился к себе в комнату, где надел на голову балаклаву. С минуту он продумывал свои действия. Затем решительно открыл портал и шагнул в спальню председателя правления банка. Закрыл портал и прислушался к тому, что происходило вокруг. Тихо, никакого движения. Глухая ночь, когда все нормальные люди спят по своим постелям, и только грабители заняты каждый своим делом.

Он вышел в коридор, держа в руке пистолет «ПСС», который при его нынешней деятельности подходил ему более других, осмотрелся на предмет наличия охранников, стоявших возле дверей (а почему бы и нет, при таком-то размахе кидалова?), но никакой охраны не обнаружил. Чисто и тихо, как и должно быть на вилле одного из самых уважаемых и могущественных людей на острове. Скорее всего, никто и предположить не мог, что кто-то проберется через внешний круг охраны. И тогда Константин толкнул дверь напротив.

Она открылась без скрипа, как и положено дверям в богатых домах крупных банкиров. Обитатель комнаты обнаружился в углу, под противомоскитной сеткой-балдахином – тихо сопел, свернувшись калачиком.

Константин постоял, раздумывая, стоит ли это делать, вздохнул и снова открыл портал. Потом аккуратно взял мальчишку на руки, тот даже не проснулся, и шагнул к себе в комнату. Сделал несколько шагов, вошел в гостиную – пленник выпучил глаза, открыл рот, глядя на мальчишку в руках человека в черной маске, и тогда Константин повернулся и пошел назад, стараясь ступать тихо и плавно. Ему не хотелось будить пацана. И он опасался, что его отец сейчас завопит, заблажит, уговаривая похитителя отпустить его сына, и тогда все осложнится.

Но ничего такого не случилось. Константин ушел назад, через портал, аккуратно положил мальчишку на постель – так же, как и забрал, и, облегченно вздохнув, вышел. Малец только почмокал губами и что-то пробормотал сквозь сон – что именно, Константин не понял.

Портал исчез, Константин сбросил маску и пошел назад, к ошеломленному пленнику и не менее ошеломленной, просто-таки обалдевшей Маше.

– Скажи ему – он все понял?

Маша перевела, пленник что-то ей ответил дрожащим, срывающимся голосом, и Маша сказала:

– Он спрашивает, где его сын и все ли с ним в порядке.

– С сыном все в порядке. Скоро он будет у себя дома. – Константин постарался напустить как можно больше тумана. – Я в любой момент могу забрать и его, и кого захочу. У меня есть специальные люди – спецназ! И эти люди выкрадут любого, на кого я укажу! И горе тому, кто встанет на моем пути! Я убью и тебя, и твою семью!

Звучало это все глупо и пафосно. И Константин про себя просто-таки смеялся, хохотал, слыша ту глупость, которую он нес. Но кто сказал: «Ложь должна быть чудовищной, чтобы в нее все поверили»? Вроде Геббельс?

– И если ты хоть слово кому-нибудь скажешь о том, что сегодня было и кого ты видел, – вы все умрете. Все! И я дотянусь до каждого из твоей семьи!


– Я все, все сделаю! Все!

Председатель уже рыдал. Слезы текли по щекам, и Константин впервые в жизни видел, как бледнеет негр. Хотя какой он негр? Помесь индейцев, негров и белых – то ли колонизаторов, то ли белых рабов.

Но теперь надо было добавить пряников – кнут уже был.

– Заткнись и слушай меня! Хватит ныть! Тот, кто со мной дружит, разбогатеет. Хочешь разбогатеть? Тогда слушай меня!

Маша перевела, а пленник перестал рыдать и насторожился – банкир есть банкир. Деньги для него – как добыча для гончего пса. Инстинкты, однако. Чует добычу, как акула присутствие крови в морской воде за много, много миль.

Константин рассказал, как мечтает облагодетельствовать человека, который окажет ему поддержку. Таким человеком может стать не до конца разобравшийся, с кем имеет дело, председатель правления банка, ныне пленник. Сказал, сколько тот может поиметь, если просто честно положит деньги на счет и не станет строить никаких козней. И по всему выходило, что честно жить гораздо выгоднее, чем пакостить ветерану страшного спецназа ГРУ России. Во всех отношениях выгоднее! Пять процентов со ста миллионов – это пять миллионов долларов! А если с миллиарда? И вообще ни за что – просто не вставляй палки в колеса, и все! И никаких тебе штрафов, и никаких кар за плохое поведение.

На том и сошлись. Само собой, через портал Константин его не потащил. Выделил свои штаны, чтобы председатель прикрыл срам, и позвонил Зильберовичу, который будто знал, что без него не обойдется, и тут же ответил, сообщив через несколько минут, что уже спускается по лестнице к машине.

Пленника отвели в ванную комнату, где он привел себя в порядок, а потом налили ему вина из бутылки, купленной еще в первый поход в ресторан. А затем уселись ждать, когда приедет адвокат.

Маша вскочила, будто ее подбросило пружиной – он пришел! Сам пришел! Все эти дни она была инициатором их секса, очень хорошего, очень качественного секса. От которого сладко ныло в животе и мозг проваливался в невозможную, черную истому наслаждения. Никогда у нее не было такого. Ну да, ей было приятно заниматься сексом – даже с Семеном и то приятно. И студент, имя которого она уже подзабыла, – с ним было очень хорошо. И с Зиль-беровичем, один-единственный раз, – тоже отлично! Она всегда кончала, и ей было странно слышать рассказы девчонок о том, что они имитируют оргазм, чтобы не обидеть парней. Да какая тут имитация, если с Константином Петровичем проваливаешься в небытие! Она даже вначале боялась, что он решит: «Девка-то на всю голову долбанутая!» Но ничего такого он не сказал и явно наслаждался таким ее поведением. Честно сказать, похоже, что она для него была чем-то вроде эдакой экзотической зверушки – красивая, ведет себя странно, но держать ее в руках и поглаживать очень приятно!

Но Маша не обижалась. Она вообще не могла обижаться на него. И с некоторой тоской и болью в очередной раз констатировала – втрескалась в шефа. Втрескалась – по самые уши!

Никогда в это не верила. Чтобы вот так, с первого взгляда, чтобы как током ударило?! Это только для книжек. В жизни такого быть не может. Никогда! Ни при каких условиях! Врут все эти писатели.

«Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих. Так поражает молния, так поражает финский нож».

Теперь она в это верила всеми уголками своей стосковавшейся по любви души. Вот только увы… в отличие от булгаковских героев любовь поразила не обоих, а только ее. И опять же, Маша, конечно, по этому поводу расстраивалась, но не так чтобы совсем. Придет время, она докажет свою незаменимость, свою нужность, и он ее полюбит. Он обязательно ее полюбит! Но только надо доказать эту самую незаменимость. А что любят мужчины? Конечно, красивых женщин, жаркий секс и заботу. Заботу о себе. И Маша все сделает для того, чтобы он не разочаровался. Ее любимый! Ее божество!

Она подскочила к двери, готовая прыгнуть ему на шею, впиться губами в его сладкие губы… но Константин Петрович был холоден, спокоен и одет… в камуфляж. Как если бы собрался на войну. На поясе – невесть откуда-то взявшаяся кобура и нож в длинных ножнах. Что случилось?! У Маши замерло сердце, а улыбка сразу слетела с ее губ.

– …У нас гость, пойдем, будешь переводить.

Маша только сейчас поняла то, что он ей говорит, и не стала задавать вопросов – тут же бросилась в глубь комнаты, одеваться. Раз он сказал, что нужно одеться, значит, нужно. Сказал бы, что нужно сесть на метлу и скакать по комнате, – она бы уселась и поскакала! Ему виднее. Он – это Он!

Когда увидела привязанного к стулу председателя правления банка, едва не схватилась за голову: как?! Как Константин Петрович сумел это сделать?! Каким образом?! Он что, волшебник?! Вот только недавно они ехали в машине и возмущались поведением кидалы, и вот этот кидала сидит перед ней, таращит глаза и едва не делает в штаны от страха! И немудрено наделать. Случись такое с ней самой, она бы уже испачкала штанишки. Только глянуть на Константина Петровича в камуфляже, с пистолетом и ножом на поясе, и сразу становится ясно – кирдык. Пришел Большой Полярный Лис! И только дурак этого не поймет.

Маша ненавидела этого негодяя, отнявшего у них деньги. Именно У НИХ, потому что она уже не разделяла себя и Константина Петровича. Если бы он сейчас приказал отрезать голову подлецу – она бы так и сделала, не задумываясь ни секунды. А когда приказал срезать с гада штаны и как следует попугать – сделала это с огромным наслаждением. Может, в ней проснулись какие-то садистские желания? Потому что, когда она держала в руке мошонку пленника, ей хотелось рвануть, оторвать этот мешочек! Выкинуть его во двор! В море! Пусть рыбы жрут подлеца! Чтобы больше не размножался! Не плодил таких же, как он, негодяев!

Кидать – нехорошо. Обманывать людей – подло! Когда Маша видела обманутых дольщиков, рыдающих у строительных площадок и рассказывающих о том, что негодяй-строитель их обманул, сбежав со всеми деньгами, и что им теперь придется годами выплачивать банку деньги, оставшись и без квартиры, и без денег, – ей хотелось найти этого негодяя и убить! Мучительно, страшно убить, чтобы неповадно было другому такому подлецу сотворить подобное. Увы, как говорится, руки коротки. Уж она-то не пожалела бы негодяя, если бы смогла его достать.

Да, кидать нехорошо. А кидать ее близкого человека, человека, которого она любит, – это просто сатанизм! А сатанистов надо уничтожать! Руки трясутся – так хочется отрезать подлецу его штуку под самый корешок.

Но шеф приказал ей отпустить негодяя, и она стала переводить – как механизм, как бесчувственная статуя, не выдавая огня эмоций, кипевших у нее внутри. Если бы кто-то знал, какой горячей может она быть! И не только в постели.

Маша с детства мечтала стать шпионкой. Эдакой «бондессой» – с пистолетом в одной руке и ножом в другой. Из скучной провинциальной жизни мечтала попасть в яркий, красивый, пусть даже и опасный мир.

О-о-о… вот она, эта мечта! Сбылась! Она все-таки сбылась! Шеф… О-о-о… Шеф!

Когда шеф появился с ребенком на руках, она обалдела. Откуда?! Как он сумел?! Это Тайна! Это настоящая Тайна! И когда-нибудь она ее узнает. Не сейчас, но узнает. А предвкушение узнавания даже слаще, чем само знание. Никто не знает, а она будет знать.

Ребенка он не тронет, это Маша чувствовала на уровне инстинктов. Даже по тому, как он его держит, было понятно – ничего ему не сделает. Кстати, ох и дрыхнет этот пацаненок! Даже не проснулся.

Шеф погнал какую-то пургу насчет спецназа, ожидающего за дверью, и Маша едва не рассмеялась. Она-то знала, что никакого спецназа здесь нет. Если только не считать самого шефа – вот он точно спецназовец, она это знала наверняка. Одна татуировка чего стоит.

А потом они ждали Зильберовича, и Маша смотрела на то, как пленник пьет купленное в ресторане вино. Ей было неприятно – вино не для этого морального урода! Она выбирала вино, чтобы выпить со своим любимым! Чтобы быть еще раскрепощен-нее. Чтобы он узнал, что еще Маша умеет и хочет делать в постели, и больше не смог без нее обходиться. А тут – вино льет в глотку проклятый кидала и даже не морщится!

Зильберович приехал довольно-таки быстро. Шеф в нескольких предложениях обрисовал ситуацию, Игнат удивился, но не так чтобы очень. Вероятно, что он, как и Маша, ожидал от Константина Петровича чего-то эдакого, не укладывающегося ни в какие рамки. И вот – получил. Председателя правления банка усадили на заднее сиденье машины, предварительно завязав ему глаза, и Зильберович повез его подальше от виллы. Само собой, пришлось выдать поганцу штаны из запасов Константина Петровича – они были пленнику длинны, пришлось подворачивать штанины, но ничего, обойдется. Срам прикрыт, и ладно.

А когда огни машины Зильберовича скрылись вдалеке за поворотом, Маша подошла к шефу и, обняв, прильнула головой к его груди:

– Я знала, что вы что-нибудь придумаете. Обязательно придумаете! Ох… я так перенервничала…

– Маш… иди отдыхай. – Константин Петрович ласково потрепал ее по голове, и его теплое дыхание согрело ее макушку. – Завтра еще поговорим. Только ни о чем не спрашивай, хорошо? Врать не хочу, а ответить правдиво не смогу.

– Почему? – Маша подняла голову и посмотрела в глаза шефу. – Почему не сможете? Вы мне не верите? Считаете, что я вас могу предать? Зря. Я умру за вас! Я вас люблю…

Константин Петрович едва заметно поморщился и неодобрительно помотал головой:

– Маш, неделю назад ты и не подозревала о моем существовании. Как ты можешь меня полюбить? С какой стати? Ты меня или обманываешь, или ты… сумасшедшая! И то, и другое очень плохо…

– Я не обманываю! И я не сумасшедшая! Ну как мне доказать, скажите! Ну что я должна сделать, чтобы вы поверили?! Убить кого-нибудь?! С собой покончить?! Ну что, что мне сделать?!

Константин Петрович снова посмотрел в Машины глаза и вздохнул:

– Не знаю. Хочется верить, но… девушки такой красоты обычно влюбляются не в старого, мятого и тертого жизнью мужика, а в его деньги. Хочешь, я отдам тебе то, что обещал, – три миллиона баксов, и отпущу? Клянусь! Скажешь – «я согласна!» – и улетишь на родину с тремя миллионами. Я не обманываю. Положишь на счет в банке и будешь жить припеваючи. Или не положишь – снимешь тут жилье и будешь жить на Багамах сколько захочешь. Купишь себе какой-нибудь маленький отель и…

– Я не хочу! – отрезала Маша, глаза которой метали молнии. – Без вас – не хочу! Я хочу с вами! Не нужны мне ваши миллионы! Вернее, нужны, какой дурак от денег отказывается? Но вот так, чтобы вас не видеть, – не нужны. Деньги мне нужны только вместе с вами! И больше никак. Так все-таки почему вы мне не верите? Чем я заслужила это недоверие? Может, что-то сделала не так?