Мусорщик. Мечта

– Да все так. – Константин Петрович досадливо поморщился. – Только… ты посмотри, что творится! Сплошной криминал! Я ведь читал, что на Багамах преступности как таковой нет. Только мелкие воришки и больше никого! А оказалось – тут тебя могут кинуть просто на раз! И мафия своя есть… какая-никакая. Ну и вот представь – тебя схватили. И начали пытать. Ну да, какое-то время ты продержишься, будешь молчать. А затем… уже не будешь молчать, когда начнут тебя уродовать, резать на кусочки. Ты все расскажешь – что знала и чего не знала. Только не говори, что не расскажешь, – все рассказывают, если приложить достаточные усилия и умение. Но ты не сможешь рассказать о том, о чем не знаешь. Понимаешь?

– Понимаю… – вздохнула Маша и тут же переключилась на более животрепещущую тему: – Пойдемте спать? У меня ляжем или у вас?

– Ты ляжешь у себя, я у себя, – усмехнулся Константин Петрович. – Мы сегодня устали, а сексом надо заниматься тогда, когда мы отдохнувшие и веселые. Давай-ка дождемся результата и уже тогда… Хорошо?

– Хорошо. – Маша слегка опечалилась, но вообще-то не очень. Впереди еще много, много времени! Успеют, точно. – Ну, тогда я пошла?

– Погоди. – Шеф взял ее голову в свои широкие, жесткие ладони и нежно поцеловал в губы. – Ты молодец. Ты мне сильно помогла! Честно скажу, я и не ожидал от тебя такой прыти. Ты большая умница! И вот еще что… пойдем за мной.

Он взял Машу за руку и как ребенка повел за собой. Привел к комнате с деньгами, повозился, отпирая дверь, открыл. Войдя, достал из-за коробки большой черный пистолет, подал Маше:

– Это пистолет «глок». Умеешь пользоваться оружием?

– Так-то не очень, – пожала плечами Маша. – Знаю, что надо передернуть затвор и нажать вот сюда, вот на эту штучку. И он выстрелит. А где тут предохранитель, я вообще не представляю. Я такто стреляла в тире, давно… был такой случай – мне дармовое приглашение отдали, фирма занималась всякими там сюрпризами. Ну, мне и предложили пострелять в тире из настоящего боевого пистолета, я согласилась. Прикольно было. Я к концу стрельбы даже в мишень попала! Вначале боялась, моргала, а потом ничего так… привыкла. А такого пистолета я не видела. Читала, да. «Глок» – это какой-то ведь иностранный, и патронов в нем много? А больше и не знаю ничего. А зачем он мне? Мы вроде воевать не собираемся.

– Гляди сюда, вот тут нажимаешь – отлетает магазин, и ты засовываешь новый. А вот тут – оттягиваешь затвор и досылаешь патрон в патронник. Это «Глок-17», на 17 патронов. Предохранителя у него нет, вернее, он есть, но совсем другой, не такой, как у обычных пистолетов. Видишь, вроде как два спусковых крючка? Так вот один – это и есть предохранитель, второй – собственно спусковой крючок. Это пистолет под патроны девять миллиметров «парабеллум». Хорошее оружие, довольно-таки легкое и на много зарядов. Направила ствол в злодеев и пали, на сколько патронов хватит. Потом мы с тобой потренируемся, постреляем как следует, и ты будешь попадать не только в мишень, а еще и в силуэт на мишени. Зачем тебе пистолет? А положи его рядом с собой. Под подушку, например. Мне так будет спокойнее. Да и тебе тоже. Похоже, что на Багамах становится очень неуютно. Вспомни сегодняшнюю… вернее, уже вчерашнюю машину. Кто это были? Зачем за нами следили? То-то же…

– Я поняла… – Маша неловко взяла в руку пистолет, и в ее ладони он показался просто огромным. От пистолета пахло чем-то странным… машинным маслом, пластиком и еще чем-то. Ей показалось – порохом. И он ей понравился. Пистолет вселял уверенность – теперь к ней никто не сможет подойти и обидеть! Бах! Бах! И нет негодяя!

– А раз поняла – разбегаемся по комнатам и спим. Ей-ей, сегодня был слишком долгий день…

Первым делом Маша пошла в душ. Она не выносила ощущения нечистоты своего тела, а уж тем более не выносила никаких там «золотых дождей», особенно от противного чужака. Единственный человек, которому она бы позволила ЭТО и еще много больше, сейчас лежал в постели в своей комнате и, увы, наверное, и не думал о ней. А проклятый кидала со страху обдул ей руку – надо как следует потереть руки мочалкой. Вдруг он какой-нибудь заразный? Маша читала, что большинство негров заражены СПИДом. А вдруг и этот чем-то заражен? Брр…

Нет, ну так-то ясно, что это не совсем негр, и СПИДом болеют в основном африканцы, не имеющие представления о презервативах, но все равно – надо поскорей смыть с себя вонь этого пленника и лечь спать. Глаза слипаются, так спать охота.

Кстати, прежде чем лечь спать, надо бы и лужу вытереть – ну ту, что этот придурок надул. И наблевал. Иначе завтра все равно придется вытирать – не шефу же этим заниматься? Да и воняет…

Кряхтя, вылезла из-под душа, так и не успев его толком принять, и пошла к двери – как была, голышом. Все равно мыться после уборки, да и одежду ненароком забрызгаешь всякой дрянью. Поискала тряпку для мытья полов – нашла в шкафчике, в дальнем углу ванной комнаты. Там же нашла и ведро – пластиковое, красное. Налила в ведро воды и побрела к выходу, сопя и ругаясь про себя на всех проклятых зассанцев на свете.

Уже когда взялась за дверную ручку, вспомнила, вернулась и забрала пистолет. Сказано было – с ним не расставаться, значит, не расставаться. Да и просто приятно ощущать себя с пистолетом в руках. Даже если идешь босиком и без трусов. «Самурай без трусов – это все равно как самурай в трусах, но только без трусов!» – перефразировала Маша известную поговорку на свой лад и тихо хихикнула – глупости всякие лезут в голову.

Она поискала взглядом, куда положить пистолет, и пристроила его на стуле, на котором до того сидел пленник. Лужа как раз рядом, так что дотянется до пистолета, если что случится. Что именно могло случиться, Маша не знала, но не могла не верить своему кумиру, своему божеству. Он знает все!

Противно вытирать чужую мочу, но не дожидаться же, когда придут уборщики и все вытрут? В конце концов, она, Маша, не аристократического рода и с детства все делала по дому. И полы мыла, и раковину, и унитаз. Так что не привыкать к грязной работе.

Но вообще-то немного странно – то она ворочает коробки с невероятными деньгами, пересчитывая их, как какие-нибудь тетрадки или книжки, то едет в банк, где ее принимают в роскоши и пафосной безвкусице. А вот теперь она вытирает лужу мочи, сделанную пленником, которого она только недавно тыкала ножом в пах.

Маша недоверчиво помотала головой – не ожидала от себя такого. Если бы буквально неделю назад ей сказали, что она способна угрожать связанному пленнику ножом, колоть его и дергать за гениталии, норовя оторвать, – она бы расхохоталась. А вот поди ж ты… как меняются люди, попав в определенные обстоятельства.

Маша в очередной раз протерла пол, макнула тряпку в ведро, с отвращением стряхнула с рук пышную пену (пришлось брызнуть в воду моющее средство) и критически осмотрела дело своих рук. Пойдет! Мокрое пятно скоро высохнет, и в гостиной будет пахнуть только чистотой и садовыми цветами. Как и раньше.

Вспомнив про цветы, Маша подошла к двери, закрытой перед допросом пленника, и распахнула ее настежь. Распахнула и замерла – откуда-то из темноты, из-за угла появилась страшная чернокожая морда. К этой морде было приделано тело – худое, длинное, и в руке это тело держало что-то серебристое, по виду очень напоминающее здоровенный нож. И за спиной этого тела просматривались еще как минимум двое или трое – пониже и поплотнее на вид.

Нападающий ухватил Машу за шею длинной рукой с широкой, как лопата, ладонью, перекрыв ей дыхалку и лишив возможности закричать, поднять тревогу, и Маша с отчаянием подумала о том, что сейчас ей придет конец. Сейчас этот здоровенный острый нож вонзится в ее гладкий, плоский животик, который так нравится шефу – он сказал, что животик Маши идеален и что он видел такие красивые женские животики только на картинках, изображающих фитоняшек.

А потом она представила, что эта толпа уродов добирается до ее божества, до ее любимого и вонзает нож ему в грудь – спящему, беспомощному. Грузят все деньги в свою дурацкую тачку и живут со всем удовольствием, вспоминая в минуты веселья, как здорово они «окучили» этих тупых русских лохов. И такая ярость охватила Машу, что ей вдруг стало на все плевать – и на нож, который будто завис в воздухе, остановленный пошедшим медленно временем, и на количество нападающих, вылезающих из темноты. Она уже знала, что умрет, но умереть ей хотелось с честью, уничтожив как можно больше врагов! И только так! Как умерли тысячи ее предков, храбро сражавшихся с противником и героически погибших. Маша нанесла удар ногой – резко, как ее когда-то учили. Мае-гири пяткой в солнечное сплетение от девушки, которая часами зависала в тренажерном зале, – это не поглаживания чернокожей проститутки! Это очень больно!

Рука на горле сразу ослабла, нож, который был направлен в подвздох, чиркнул по боку Маши, обжигая, как раскаленным железом, но она этого даже не почувствовала. Прямой удар кулаком в переносицу противнику – многократно отработанный и резкий – вырвал из его глотки хрип, а из носа – брызги крови, запачкавшие только что вымытый пол. Это еще больнее, чем ногой в солнечное сплетение. Носовой хрящ ломается, а перед глазами вертятся огненные круги, мешая рассмотреть противника и практически полностью выводя из строя на пару секунд.

И этих пары секунд Маше хватило, чтобы прыгнуть к стулу, на котором лежал «глок», схватить его и открыть стрельбу по лезущим в окна и двери боевикам.

Все произошло так быстро, так неожиданно, что нападавшие не успели начать стрелять, а может, у них и вообще не было огнестрельного оружия, только дубинки и ножи. Зачем поднимать лишний шум, если вас шесть человек, а внутри виллы, и это совершенно точно, – маленькая шлюшка и ее любовник? Тем более что мужчину надо обязательно захватить живым, иначе как он расскажет то, что интересует нападавших? Например, где лежат деньги.

Но Маша всего этого не знала. Пока не знала. Большой черный пистолет дергался в ее руках, посылая злые пули в тех, кто решил уничтожить ее мечту и любовь, а когда патроны закончились, она схватила стул, подняла его, как пушинку, и бросилась вперед с яростным криком:

– А-а-а! Убью, суки!

Но не добежала. Загремели выстрелы откуда-то позади нее, и стул от неожиданности вывалился из ее рук, а нападавших смело с дороги стальной метлой автоматных очередей.

Маша с всхлипом осела на пол, чувствуя голым задом холодную влажную поверхность паркета. В глазах темнело, грудь яростно вздымалась от прогоняемого через нее ставшего горячим воздуха, в затылке билась кровь, и ей как-то сразу стало жарко, будто она оказалась в жаркой бане.

– Ты в порядке?! Эй, Маша, очнись! Очнись!

Широкая ладонь легонько шлепнула ее по щеке, но этого «легонько» хватило, чтобы голова мотнулась в сторону, а глаза перестали быть стеклянными и начали видеть все происходящее вокруг.

– Я… в порядке! – выдавила из себя Маша и с трудом поднялась на ноги. – Кто? Что?

– Похоже, что наш приятель подсуетился, – мрачно бросил Константин Петрович. – Или еще откуда-то ветер дует. Чертовы Багамы! Маш, ты как себя чувствуешь? Сильно болит?

И она тут же почувствовала боль. Болел бок, по которому скользнул нож, болела левая грудь, на которой откуда-то взялся наливающийся кровоподтек. Вся левая сторона тела была залита кровью – то ли своей, то ли брызнувшей из противника. Который, кстати, лежал неподвижно на пороге и не подавал признаков жизни.

Шеф подошел к ней поближе, положил на пол короткий автомат, ухватил Машу обеими руками и стал вертеть, как куклу, внимательно осматривая со всех сторон. Потом удовлетворенно хмыкнул и сообщил:


– Нормально. Жить будешь. И даже красоты не потеряешь. Царапина на боку, несколько ушибов. Молодец! Произвожу тебя в лейтенанты!

Маша вяло улыбнулась и пошла к стулу, бессильно присела на него, положив руки на колени, и замерла:

– Что будем делать, Константин Петрович? Шум! Небось соседи-то полицию вызвали.

– Сейчас я осмотрю тела на предмет обнаружения подранков – кого-то ведь надо допросить? Узнать, откуда гады взялись. Потом тела отсюда уберу…

Маша не спросила, куда он их уберет, она почувствовала, что спрашивать это не нужно. А Константин Петрович продолжал:

– Кровищу мы быстренько вытрем. Замоем. Если полиция сюда придет – тут все чисто и красиво. Я стрелял аккуратно, только по цели, стекла и двери не зацепил. Да и ты умудрилась не разбить ни одного стекла. Только сделать надо все быстро, как можно быстрее. Сможешь мне помочь?

Маша только молча кивнула, хотя и хотела сказать, что для него сделает все что угодно. Просто у нее не было сил ни на что. Выложилась в поединке.

Что было потом и как Маша не свалилась с ног от усталости и переживаний – она сама не поняла. Видимо, запас сил в ее организме был гораздо большим, чем она это предполагала.

В живых остались двое из нападавших. Один даже успел доковылять до ворот с простреленной у самого паха ногой. И как сказал Константин Петрович, подстрелила его Маша. Как и двух других агрессоров – первого, который схватил ее за горло, и того, кто шел за ним.

Кстати сказать, вспомнила она, откуда у нее взялся синяк на груди. Когда Маша врезала гаду в нос, тот, видимо рефлекторно, попытался уцепить Машу своей ручищей, ну, и хватанул лапищей за грудь. Хорошо еще, что грудь у нее небольшая и очень упругая, особо не ухватишься. Была бы какая-нибудь «сиська ослиное ухо», вот тогда ей пришлось бы гораздо хуже.

На удивление у нее не было никаких переживаний по поводу убитых ею бандитов. Ну убила – и убила! И что? Это же нелюди. Как мухи. Мышь и то было бы жальче. А эти твари шли убить ее и шефа. И она их убила. И это ПРАВИЛЬНО. А значит, чего переживать?

Трупы и живых бандитов шеф утащил куда-то вниз, вроде как в комнату, где лежат деньги. Что он будет делать с бандюками – с трупами и живыми, Маша не спросила, опять же руководствуясь своим тренированным чутьем. Меньше знаешь – крепче спишь! Когда-нибудь узнает. Наверное. Но не сейчас. Ох, это сладкое предвкушение узнавания тайны…

Полиция приехала через полтора часа. Шеф по этому поводу сказал, что за такое время можно было бы искоренить все население вилл в округе, а сами виллы снести бульдозером.

Маша вышла к полицейским одетая в прозрачную короткую ночнушку на голое тело, зевая и потирая глаза. Трое полицейских, мулаты в странных белых шлемах, таращились на нее, явно пуская слюни, а когда она улыбнулась и вздохнула, от чего ее груди с торчащими, съежившимися на холодке сосками едва не выскочили из низкого выреза, совсем размякли и говорили с ней едва не заикаясь, очень вежливо и предупредительно.

В разговоре выяснилось, что кто-то с соседних вилл позвонил и сообщил, что где-то у соседей только что была стрельба. И теперь полицейские добросовестно обходили все виллы, интересуясь подробностями происшествия. Маша сообщила, что они с ее шефом (полицейские осклабились и снова обшарили ее взглядами) спали крепким сном и ничего не слышали. Хотя, когда она вставала ночью по своим делам, заметила, что вроде как где-то рядом пускали фейерверки. Но где это происходило, она не знает. И если у господ полицейских нет больше вопросов, то она пойдет досыпать… а то что-то еще не выспалась, а вставать так рано не в ее привычках.

В общем, полицейские еще потоптались, подумали, потом уселись в свою раскрашенную машину и поехали дальше – то ли опрашивать соседей, то ли отдыхать в свой участок. В любом случае больше они в эту ночь не появлялись.

Как оказалось, банда, напавшая на виллу, не имела ничего общего с председателем банка. Но с банком была связана. Менеджер, который занимался пересчетом и приемом наличных, «маякнул» своим подельникам, и… результат налицо. Людям хотелось разбогатеть – раз и навсегда. Не получилось. И теперь он об этом сильно пожалеет.

Кстати, и шеф, и Маша с облегчением вздохнули, когда узнали, что председатель правления тут ни при чем. Если бы это были его козни, тогда все стало бы гораздо сложнее.

А на следующий день, утром, Константину Петровичу на телефон пришла эсэмэска, в которой говорилось, что на его счет поступила сумма в сто с лишним миллионов долларов. Маша дважды, трижды перечитала эсэмэску, пока в конце концов поверила своим глазам. И тогда она радостно завизжала и бросилась на шею шефу, вцепившись в него, как детеныш макаки в свою мамку.

Победу они отметили в постели, расслабившись и оторвавшись по полной. А потом пошли в бассейн, побултыхались, и… нет, в постель они уже не пошли. Дважды звонил Зильберович, которому Константин Петрович вкратце обрисовал ситуацию, сообщив, что председатель правления банка одумался и положил деньги им на счет.

А в конце дня позвонил сам председатель, и Маше пришлось взять трубку и переводить его слова Константину Петровичу, а слова Константина Петровича – банкиру. Они договорились на завтрашний день о встрече и о том, что банк будет рад принять столько денег, сколько пожелает их уважаемый клиент.

Конец дня провели в сладких утехах – Маша даже удивилась, насколько неутомим и разнообразен в сексе может быть ее начальник. Приятно удивилась. Хотя к ночи у нее внутри и снаружи все болело и дрожало – устала она, как после многочасового занятия в тренажерном зале.

Вечером Константин Петрович объявил: «Хорошего понемножку, – сказала бабушка, вылезая из-под трамвая и держа голову под мышкой».

Честно сказать, Маша не совсем поняла, что тут может быть такого хорошего, когда голова под мышкой, но смысл слов был понятен – она перестала домогаться своего партнера и спокойно уснула, уткнувшись носом ему в бок и зажав его руку между своих длинных ног, чтобы не удрал.

На встречу с банкиром отправились Маша и Зильберович – на всякий случай без Константина Петровича. Если у банкира ждет засада – шеф их обязательно выручит. Маша в этом была уверена на сто десять процентов.

Но… все прошло отлично. Без проблем. Очередная сумма легла на счет, и к вечеру Маша и адвокат вернулись на виллу – довольные и заметно усталые.

Теперь можно было двигаться дальше. Куда именно? Да какая разница?! Маша была счастлива! Теперь у нее есть любимый мужчина и деньги. Много денег! И много любимого мужчины.

Он дал ей миллион долларов – положил на счет, который открыл на нее Зильберович в том же самом банке, где были счет Константина Петровича и счет самого Зильберовича. Маша не просила этих денег, но если деньги дают, почему бы и не взять? Деньги лишними не бывают!





Эпилог




Женщина заглянула в глазок. На лестничной площадке стояла девушка – рассмотреть ее было трудно, но видно – девушке лет двадцать, не больше. Миленькая такая, глазастая.

Открыла дверь, настороженно посмотрела на гостью:

– Вам кого?

– Я хочу поговорить с вами о вашей дочери. – Девушка пристально посмотрела в глаза женщине, и та нахмурила брови:

– Журналистка?! Ну как же вы надоели! Не лезьте ко мне, пожалуйста! Мне и так плохо! А вы…