Мы против вас

Беньи поднялся на носки, Лит уперся в пол пятками. Когда к ним по коридору побежали учителя, Лит как-то слишком охотно махнул руками в их сторону, притворяясь, что уходит только из-за них. Но Беньи так и стоял на месте, не опуская взгляда, и каждый, кто это видел, понял, что это означает в школьной иерархии.



Особенно внимательно наблюдал за происходящим Лео Андерсон.





* * *


Мая вместе с Аной стояла возле своего шкафчика, когда до них донеслись вопли и звуки ударов: драка. Школьные здания словно специально строят с такой акустикой, чтобы звуки настигали тебя в любом углу, чтобы одни ученики непременно были в курсе жизни других, хотят они того или нет. К месту происшествия уже бежали учителя; Мая мельком увидела, как поодаль, в коридоре, ученики выпускного класса яростно лупят друг друга. Что это глупость, она поняла, едва слова сорвались с губ, но все-таки спросила:

– Из-за чего вы теперь-то деретесь?

В паре метров круто обернулась ее ровесница и бросила, источая презрение:

– Не строй из себя дурочку, двуличная шлю…

Произнести последний слог девице не дала подруга, но какая разница? Взгляд Маи задержался на ней секундой дольше. Вытаращив глаза и впившись в ладонь ногтями, девица гаркнула:

– Как будто ты не ЗНАЕШЬ, из-за чего они дерутся! Тебе же в радость, да? Все драки в этом сраном городке – из-за ТЕБЯ! Ее высочество Мая Андерсон, принцесса Бьорнстадская!

Имя Маи девица словно сплюнула ей на могилу. Подружки оттащили ее. На рюкзаке девицы краснел брелок «Хед-Хоккея» – в «Хеде» играли ее парень и старший брат. Оба дружили с Кевином.

Мая и Ана привалились к шкафчикам, пульс бился так, что дребезжали жестяные дверцы. Этому конца не будет. Никогда. Мая обреченно простонала:

– Что им от меня еще надо? То я жертва изнасилования, то лживая шлюха, то… ПРИНЦЕССА?

Ана стояла, глядя в пол; торжественно откашлявшись, она изрекла:

– Ну… если кого-то это утешит, то Я ЛИЧНО продолжаю считать тебя самой обычной тупицей!

Крепости горя в углах Маиного рта еще какое-то время держались, но под конец сдались, и над подъемными мостами и валами взвилась улыбка.

– Ну ты и дура…

– …сказала ТУПИЦА! – фыркнула Ана.

Мая расхохоталась.



Потому что нельзя, чтобы кто-то из этих сволочей увидел другое.





* * *


Бубу ворочался на полу, как крупная подстреленная косуля. Амат подбежал, протянул руку и вместе с Беньи со стоном поднял его на ноги.

– Почему тебя, такого тяжеловеса, так легко сбить с ног? – ухмыльнулся Амат.

Бубу, вообще-то не блиставший остроумием, неожиданно выдал:

– Хер смещает центр тяжести.

Хохот Амата и Беньи эхом прокатился по коридору. Только они втроем и остались в «Бьорнстад-Хоккее» из всей юниорской команды прошлого года, но сейчас казалось, что этого достаточно.

– Слышали? Мне разрешили тренироваться с основной командой! – радостно сообщил Амат.

Бубу кивнул, но в следующий миг вид у него сделался озадаченный:

– Что там Лит нес про «лесбиянку»?

Амат и Беньи воззрились на него в изумлении:

– Ты не знаешь, что у бьорнстадской основной – новый тренер?

Лицо Бубу излучало полное непонимание. Слухи по Бьорнстаду, может, и распространяются со скоростью света, но до Бубу доходят не сразу.


– Но почему лесбиянка-то? У нас что, будет тренер-ЛЕСБИЯНКА?

Беньи промолчал. Амат откашлялся:

– Слушай, Бубу… мы сказали – «основная команда».

– Хочешь сказать, мне не место в основной? – выпалил Бубу.

Амат пожал плечами:

– Разве что в качестве дополнительного конуса на тренировках. Без тебя твои коньки вообще-то ездят несколько быстрее…

Беньи заржал, Бубу попытался схватить и стукнуть Амата, но тот оказался слишком проворным.





* * *


Все трое валяли дурака, но в глубине души знали: они действительно хорошие хоккеисты. И воспользуются шансом попасть в основную команду. Иначе кто они? Если не хоккеисты?



Школа постепенно заполнялась учениками и сотрудниками. Новый семестр, предвкушение пополам с ужасом, горькая радость от встреч с теми, кого любишь и с теми, кого ненавидишь, и понимание, что ты бесповоротно обречен снова дышать одним воздухом и с теми и с другими.

В кабинете директора молодая учительница, Жанетт, в последний раз пыталась убедить мужчину в пиджаке, сидевшего напротив и потиравшего виски:

– Дайте мне такую возможность! Пусть это будет частью уроков физкультуры!

Директор вздохнул:

– Жанетт, прошу вас. После всего, что случилось весной, я хочу всего-навсего на один семестр оградить школу от скандалов и внимания СМИ, а вы собрались учить ребят драться?

– Это же не… да блин… это единоборство! – прошипела Жанетт.

– Как, вы сказали, называется предмет?

– MMA, mixed martial arts, – терпеливо повторила Жанетт. – Смешанные боевые искусства.

Директор возвел очи горе:

– Искусства? На искусство не очень тянет, вам так не кажется? Или вы собрались выставлять сломанные носы в музее?

Жанетт сцепила руки на коленях. На всякий случай, чтобы ненароком не запустить в директора чем-нибудь тяжелым.

– Единоборства учат дисциплине, учат уважать тело – свое и чужое. Я присмотрела помещение, в питомнике у Адри Ович. Вы только разрешите мне пригласить туда учеников, и…

Директор протирал очки – с несколько избыточной тщательностью.

– Мне очень жаль, Жанетт, но родители с ума сойдут. Решат, что вы учите детей насилию. Мы не можем позволить себе еще один скандал.

Он поднялся, давая Жанетт понять, что ей пора покинуть кабинет, но, открыв дверь, едва не получил кулаком в лицо: стоявший на пороге человек как раз собирался постучать.

– Чует мое сердце, учебный год будет долгим… – проворчал директор.

Жанетт с любопытством высунулась у него из-за спины:

– Здравствуйте!

Мужчина на пороге улыбнулся.

– Я же… сегодня приступаю? – представился он.

– Да! Вы наш новый преподаватель философии и истории! – воскликнул директор, порылся в каких-то бумагах на полке и добавил: – А также математики, естествознания и… французского, да? Французский знаете?

Учитель в дверях, кажется, хотел возразить, но Жанетт улыбкой дала ему понять: так надо. Директор притащил охапку книг и бумаг.

– Ну, приступайте! Ваше расписание тут сверху.

Учитель сказал «спасибо» и вышел в коридор. Директор, глядя ему в спину, фыркнул:

– Только-только университет закончил. Я знаю, мне радоваться надо, что он пришел сюда добровольно, но господи Исусе, Жанетт! Как по-вашему, сколько ему?