Мы против вас
Часть 49 из 76 Информация о книге
Долго стояла тишина. Потом между деревьями раздался выстрел. * * * Мы, бьорнстадцы, хороним самых любимых под самыми красивыми деревьями. Тело нашел ребенок, но он не шагал через Бьорнстад спокойно, как шла Адри, много лет назад обнаружившая своего отца, Алана Овича. Ребенок бежал бегом. * * * Амат и Бубу сидели в раздевалке. Они запомнят, как болтали и ржали – в последний раз перед тем, как их настигла страшная весть. Тогда им показалось, что они никогда больше не смогут смеяться в голос. – Что девчонки считают сексуальным? – задался вопросом Бубу. Спрашивал он так, будто его мозг – это кофеварка, которую включили, а колбу подставить забыли: вопросы хлестали на раскаленную базу, забрызгивая все вокруг. – Я-то откуда знаю? – ответил Амат с обреченной улыбкой. Перед этим Бубу интересовался, правда ли, что контактные линзы делают из медуз. До этого он как-то спросил: «Класть ключи на стол – к несчастью, знаешь? Окей. А если ты возьмешь мои ключи и положишь их на стол, а меня там даже не будет, со мной ВСЕ РАВНО произойдет несчастье?!» Весной его волновало, «как узнать, красивый у тебя член или нет?». А недавно в школе он спросил Амата: «Какой длины должны быть шорты?» – а следом, не дав приятелю опомниться: «А вот вакуум, как в космосе, если там плакать… что там будет со слезами?» – Я слышал, девчонки в школе говорили про какого-то знаменитого чувака, что он сексуальный, потому что у него «выраженный подбородок и высокие скулы». А как узнать, выраженные у тебя скулы или нет? – У тебя – точно выраженные, – сказал Амат. – Правда? – с надеждой спросил Бубу. Лицо у него формой походило на разваренную картофелину, но Амат все же великодушно кивнул. – Ты очень привлекательный парень, Бубу. – Спасибо! – сказал Бубу с явным облегчением, словно наконец вычеркнул очередной пункт из списка «О чем надо беспокоиться», а потом спросил: – Ты был когда-нибудь лучшим другом? Амат застонал: – Ну, Бубу… я… конечно, у меня был и есть лучший друг. Бубу затряс большой головой: – Нет, я имею в виду – ты сам БЫЛ чьим-нибудь лучшим другом? У меня несколько лучших друзей, но я не знаю, был ли я кому-нибудь лучшим другом. Понимаешь? Амат почесал в ухе. – Честно? Я вообще не понимаю, что за хрень ты несешь… Бубу заржал. Амат тоже. Так громко, так чудесно – они потом долго не смогут так смеяться. * * * «В лесу человек не один» – это знают все дети в наших краях. Зверь возник метрах в десяти перед Беньи, и парень резко остановился. Оба смотрели в глаза друг другу. Беньи охотился здесь всю жизнь, но такого огромного медведя видел впервые. Беньи шел против ветра, поэтому зверь его не учуял. И оказался настолько близко, что почувствовал угрозу, а шансов убежать у Беньи уже не оставалось. Все здешние с детства усваивают: «Не беги, не кричи, если медведь двинется на тебя – свернись калачиком, притворись мертвым, прикрой голову рюкзаком! Не обороняйся, пока не убедишься, что другого выхода нет!» Ружье задрожало у него в руках – не надо бы стрелять. Сердце и легкие животного защищает гора мощной плоти, только очень искусные охотники могут выстрелить в медведя и прожить после этого достаточно долго, чтобы рассказать о своем подвиге. Беньи следовало иметь это в виду. Но под стук своего сердца он услышал собственный рев откуда-то из глубин естества; он выстрелил в воздух. Или в медведя – он не помнил. И медведь исчез. Он не удрал, не отступил в лес – он просто… пропал. Беньи стоял в снегу, лес пожирал эхо выстрела, пока наконец не остался только свист ветра, и Беньи не мог понять, спит он или бодрствует. Правда ли перед ним стоял медведь, был ли этот ужас на самом деле, или ему привиделось? Подойдя к месту, где стоял медведь, следов Беньи не увидел. Но до сих пор ощущал направленный на него взгляд, как когда просыпаешься рано утром и знаешь, еще не открывая глаз: тот, кто спал с тобой рядом, смотрит на тебя. Беньи тяжело дышал. Когда решил умереть, но оставил все как есть, приходит чувство некой неуязвимости. Власти над самим собой. Беньи шел домой, не чувствуя себя хозяином собственного тела, не зная, кто отныне будет в нем жить. Но он все-таки шел домой. * * * Амат и Бубу еще досмеивались. Но Бубу вдруг резко замолчал – Амат не сразу понял, что случилось. Бубу часто случалось слышать, что он тугодум, шутки на свой счет он знал наизусть: «Этот мальчик воду из сапога не выльет, если дыра будет в носке, а инструкция – в пятке» и «Бубу настолько тупой, что не сумеет выссать на снегу собственное имя». Но это не означало, что его мозг не работает: мама всегда говорила, что он просто устроен иначе, не как у других. Бубу ждал этого. Он только выглядел раздолбаем, но в душе готовился к этой минуте – с того самого дня, как мама увела его в лес и рассказала, что больна. Пробежав весь Бьорнстад, девочка влетела в ледовый дворец, только размахивая руками в ответ на вопросы, куда это она. Некоторые ее узнали – младшая сестра Бубу, кое-кто даже успел все понять и охнуть: «Нет…» Когда девочка остановилась в дверях раздевалки и, рыдая, проговорила: «Бубу, она не просыпается! Папа ушел забирать машину, а мама не просыпается, как я ни кричала!!!» – Бубу уже был готов к горю. Его слезы покатились по волосам девочки, но плакал он больше о сестренке. Малышка героически пробежала через город, но сейчас силы ее оставили, ведь рядом был самый надежный человек на свете – старший брат. Только в его верных объятиях девочка позволила себе рассыпаться на миллиард осколков. В минуты печали она всегда будет прибегать к Бубу, всю свою жизнь, а он будет стоять, обняв ее, и знать, что он должен оставаться сильным, потому что теперь вся ответственность – на нем. Амат обнял их обоих, но Бубу этого не заметил. Он уже мысленно выискивал то самое красивое дерево, под которым уложит маму спать. Бубу стал взрослым. * * * Адри Ович очнулась от ужасного сна. Она в страхе сунула руку под подушку; пульс стучал в висках до тех пор, пока пальцы не обхватили ключ. Дышать было больно. Она спустилась на первый этаж; младший брат спал там на диване. Ружье стояло в сейфе, словно никто его оттуда не брал. Адри поцеловала брата в лоб, села на пол и просидела так несколько часов, не в силах покинуть пост. 34 Нападение на лошадь при исполнении Может быть, мы и через много лет не сможем толком сказать, о чем наша история. Мы назовем ее историей о насилии. О ненависти. О противоречиях, о несходствах, о двух городках, которые сами себя растерзали. Только это будет неправда. Не вся правда. Наша история еще и про другое. * * * Видар Ринниус мог считаться подростком последний год. В заключении психолога – что Видар страдает «расстройством контроля над импульсами» – большинство людей заменило бы слово «расстройство» на «полное отсутствие». Он лез во все драки, иногда вместе со старшим братом Теему защищал мать, случалось братьям и защищать друг друга. Если защищать было некого, они дрались между собой. Насчет контроля психолог заметил верно – тормозов у Видара не было. Когда другие люди только-только задумывались: «а что, если…» – Видар уже действовал. Тренер детской команды как-то сказал, что именно поэтому из Видара вышел такой хороший вратарь. «Ты просто не понимаешь, что такое бояться шайбы!» Все говорили, что проблема Видара в том, что он «не думает», но все обстояло ровно наоборот. Проблема была в том, что Видар не мог перестать думать. В двенадцать лет он понял, что одинок. Вместе с братом и братниными приятелями он поехал на выездной матч бьорнстадской основной команды. После матча Теему отправил Видара подождать его в «Макдоналдсе», почувствовав, что предстоит выяснение отношений. Видар ел за столиком, когда в дверь вломились фанаты команды-противника. Теему и Группировку уже повязала полиция, и Видар сидел совсем один в углу, в одежде неправильных цветов, так что вломившиеся знали, кто он. Во время игры они видели, как какой-то двенадцатилетний прыщ выкрикивает оскорбления в адрес их клуба и тычет им средний палец. «Ну что? Без братишки ты не такой крутой?» – выкрикнул один из фанатов, и вся кодла двинулась на него. Именно тогда Видар понял, что одинок. Все одиноки. Мы рождаемся в одиночестве, умираем в одиночестве и в одиночестве деремся. И Видар стал драться. Он думал, что умрет, он видел, как разбегаются взрослые посетители, он был ребенком – но никто даже не попытался его защитить. Персонал удрал на кухню; Видар не знал, со сколькими ему предстоит драться, но понимал, что шансов у него нет. И все же бил налево и направо. Потом словно из ниоткуда вынырнул Паук – Видару помнилось, что Паук вскочил в окно, но кто его знает. Паук защищал его так, словно они – одна семья; а потом они все и стали семьей. Тогда-то Видар и понял, что человек не обязательно одинок. Не всегда. Когда у тебя есть Группировка. Когда Видару исполнилось шестнадцать, они попали на другой выездной матч. Паук к тому времени уже имел условный срок за мелкое хулиганство. Они с Видаром остановились в парке (остальная Группировка пошла дальше), потому что у Паука голова тоже никогда не молчала, и он, как и Видар, открыл, что мир замедляется, если принять правильную таблетку. Из-за угла выехала конная полиция и увидела обоих подозреваемых; Паук с перепугу убежал: в карманах у него оставались наркотики, у Видара тоже. Видар бегал быстрее Паука, но у Паука был условный приговор, а у Видара – расстройство контроля над импульсами. Он не смог удержаться от того, чтобы защитить дорогого ему человека. Так что, когда Паук побежал в одну сторону, Видар бросился в противоположную: на полицейских. Пункты приговора были многочисленны и на удивление разнообразны – Видар их даже не помнил. Хранение наркотиков, это да. Еще вроде было активное сопротивление полиции и нападение на полицейского. Ну и когда он ударил полицейскую лошадь прямо в челюсть. Лошадей Видар вообще не любил. Нападение на лошадь при исполнении? Сколько за это дают? Так Видар и попал в то самое учреждение, а в учреждении познакомился с Балу. Балу там работал, а прозвали его так за габариты и телосложение, как у медведя из «Книги джунглей». Когда они подружились, то совершенно естественно, что тощего черноволосого Видара в учреждении окрестили Маугли. Может, это ему и помогло – что он получил другое имя. Так он мог притворяться другим человеком. Говорил Балу мало, но понимал, что у Видара столько энергии, что ее надо направить в мирное русло, пока не рвануло. Узнав, что Видар играл в хоккей, он взял напрокат хоккейное снаряжение и каждый раз, когда от ярости в голове у парня летели предохранители и Балу предчувствовал взрыв, он спокойно ворчал: «Так, Маугли. Пойдем-ка в подвал». В подвале располагся склад, достаточно просторный, чтобы Балу, стоя у стены, мог со всей силы подавать стоящему у другой стены Видару теннисные мячи. Где-то через месяц Балу настелил там новый пол, такой скользкий, что стало можно запускать шайбу.