Мы с истекшим сроком годности

– А что за последствия?

– Давай лучше поговорим о том, как ты будешь продолжать лечиться?

– Нет, – решительно заявляю я. – Я хочу знать, что со мной произойдет.

Доктор вздыхает, выражение его лица становится еще более мрачным.

– Вялость, заторможенность, – это уже со мной происходит, я выхожу из комнаты только по нужде, в остальное время мне очень сложно покинуть кровать, – нарушение памяти вплоть до амнезии, – я забыла дату своего дня рождения… я даже не помню, когда родилась моя сестра… черт возьми! – Поведенческие расстройства, невозможность сосредоточиться даже на самом элементарном… и в конечном итоге – слабоумие.

Меня словно ударяют ногой в живот, и я чувствую, как все внутренности превращаются в одну сплошную кашицу. Только так я могу описать свои ощущения, после услышанных слов. Я едва сдерживаю себя, чтобы не зареветь в голос. Слабоумие. Я могу превратиться в овощ, я даже говорить не смогу, я… Господи, да я ничего не смогу делать… Даже прервать свою жизнь, когда будет совсем плохо.

После его слов я чувствую, как включился мой личный счетчик. Теперь я умираю по секундам.

– Опять же, Вирджиния, я повторяю, что это все преодолимо. Нужно лишь правильное лечение и постоянный контроль специалистов. С этим можно справиться, поверь мне как человеку, которых таких, как ты, уже не раз видел и лечил.

Я покидаю кабинет абсолютно разбитой, с раненой гордостью и погибшим оптимизмом. Роуз кидается с вопросами, но я безмолвно, одним лишь взглядом, отвечаю, что расскажу обо всем позже.

Вместе с Роуз у кабинета дежурил мой новый друг на крохотной инвалидной коляске.

– Ну как, Вирджиния?

– Нормально, жить буду, – с дрожью в голосе говорю я.

Роуз и Фелис стали единственными, кому я рассказала о нашем разговоре с доктором.

Как же я была уверена, что в моей жизни все постепенно налаживается, я нелепо надеялась, что стала сильнее и смогу справиться со всем. Но теперь я поняла, что все это оказалось ничем иным, как эффектом плацебо. Я сама себе внушила, что все будет хорошо, сама заставила поверить себя в то, что трудности мои на этом закончены. Но в конце концов, я понимаю, что нужно продолжать жить дальше, так, как я научилась – жить так, словно ничего плохого не происходит. Жить и наслаждаться жизнью. Пока есть время, я должна бороться и жить.

Но как же быть с Эдрианом, с родителями, с людьми, которые мне дороги? Как долго я смогу скрывать от них правду? Эдриан вернулся с конференции, такой счастливый, одухотворенный, он пользуется каждой свободной секундой, чтобы увидеть меня, а я его избегаю. Я просто не могу смотреть ему в глаза, зная, что мне придется ему соврать, когда он спросит, как я себя чувствую, в порядке ли все со мной. Он рассчитывает на то, что мы всегда будем вместе, наверняка даже думает о детях, а я? Что я могу дать ему, кроме совместных походов к врачу? Я не смогу сделать его счастливым. Мне трудно засыпать по ночам с этой мыслью, мне невыносимо просыпаться по утрам с этой мыслью.

Роуз придумала для меня занятие, с помощью которого я смогу отвлечься от бесконечных тяжелых размышлений: она предложила мне помогать садовникам срезать цветы. Я с радостью согласилась. Работать по одному часу в день среди растений, наслаждаться их разнообразным ароматом. Это занятие мне точно по душе.

Сегодня прекрасный день, балующий изобилием солнечных лучей и осеннего тепла. Я срезаю цветы, собираю их в две кучки: одну нужно сжечь, другая отправится в руки Кристен, это техслужащая, она увлекается фитотерапией и просто обожает делать отвары из цветов, которые, по ее словам весьма полезны для здоровья.

– Красивые цветы, – слышу я знакомый женский голос за спиной, – жаль, что их срок истек. – Я оборачиваюсь и вижу Эстер.

Она стала еще краше выглядеть, словно только что пожаловала с красной ковровой дорожки.

– Что вы здесь делаете?

– Пришла проведать Эдриана, узнать, как он пережил долгий перелет из Канзаса.

Мое настроение сразу ухудшается. Я чувствую, что разговор будет не из приятных.

– Вы знали о его конференции?

Эстер самодовольно смеется, а затем говорит:

– Я была с ним на той конференции.

И тут моя челюсть отвисает, словно атрофированная. Я смотрю на Эстер, старясь подавить наплыв ярости и искренней неприязни.

– Как и все остальные врачи, – добавляет она с мерзкой ухмылкой. – Джина, я так давно хотела с тобой поговорить, вот так, с глазу на глаз, как женщина с женщиной.

– Увы, я не испытывала такого желания, – нервно сглатываю я.

– А мне ты казалась более покладистой. Первое впечатление обманчиво.

Я приказываю себе взять себя в руки, держаться уверенно, твердо, словно ее слова никак не могут меня задеть.

– Хорошо… о чем вы хотите со мной поговорить? Только прошу, побыстрее, а то я работаю.

– Во-первых, давай перейдем на ты, к чему весь этот пафос? А во-вторых, наш разговор не займет много времени.

Эстер подходит ближе, я вижу, как лучи солнца играючи поблескивают на ее золотистых локонах.

– Признаться, я была слегка удивлена, когда узнала, что вы с Эдрианом вместе. Хотя я могу понять его выбор: ты красивая, умная, и, несмотря на инвалидное кресло, в тебе столько энтузиазма, что даже завидно. – Эстер снова хихикнула, что вызвало во мне еще один всплеск ярости. – Эдриан был таким счастливым, оживленным на конференции, но однажды я взглянула в его глаза, и мне стало жутко от того, что я в них увидела. Это была огромная печаль от осознания того, что ему снова придется возвратиться сюда, к тебе.

Каждое ее слово мне отвратительно и болезненно слышать, но я ничего не могу поделать. Я просто обязана держаться достойно, хотя так трудно сдерживать внутри себя импульсивные позывы надрать этой белобрысой курице задницу!

– Пойми, Джина, я не преследую мысль вас поссорить, просто… мне обидно за него. Он хотел забыть меня с помощью тебя, но слишком поздно понял, куда ввязался, какую ответственность он берет на себя. Ты думаешь, что Эдриан любит тебя? Нет. То, что он испытывает к тебе, это не любовь, это – жалость. Он добрый, порядочный человек, он никогда тебя не бросит, потому что боится причинить тебе боль, но ты… ты же его любишь? Неужели ты готова жить с мыслью, что он мучается? Неужели ты хочешь, чтобы этот красивый, статный мужчина провел всю жизнь в роли сиделки? Это же несправедливо по отношению к нему!

Эстер смотрит мне в глаза, а я уже трясусь от невыносимой обиды.

– Поэтому если твоя любовь подлинна – отпусти его. Не ломай ему жизнь, он достоин большего.


Я кусаю губы, чтобы не разреветься у Эстер на глазах. Я себя сейчас чувствую такой жалкой и никчемной, испытываю к себе такое гигантское отвращение…

– Это все? – спрашиваю я.

– Напоследок скажу тебе, что некоторые люди как ветряная оспа. Ими нужно просто вовремя переболеть, чтобы в дальнейшем избежать тяжелых последствий.

Эстер язвительно улыбается, а затем разворачивается и уходит прочь. А я чувствую, как рассыпаюсь на кусочки, ведь как бы больно и тяжело мне ни было, я понимаю, что Эстер абсолютно права. Я мучаю Эдриана, тем более сейчас, когда узнала результаты обследования – я обречена. Эдриан не заслужил такой жизни. Я с горечью признаю, что Эстер права и насчет того, что Эдриан не любит меня. Он, еще будучи со мной в поездке, говорил, что хочет заботиться обо мне, помогать мне, когда будет совсем тяжело. Но разве это жизнь? Все свои силы отдавать человеку, которого не любишь, но не можешь бросить из-за жалости?

Я должна помочь ему. Должна, потому что люблю его и хочу, чтобы он был счастлив. Я хочу, чтобы рядом с ним была такая же здоровая, энергичная женщина, а не чахнущий паралитик в лице меня, который через несколько лет может стать слабоумным. Я не хочу обрекать его на вечные страдания, потому что он действительно заслуживает лучшего.

Я люблю его. Господи, как же я люблю его, и как же мне трудно принять мысль, что мы с ним никогда не будем вместе. Я обязана расстаться с ним. Но это будет невозможным, если я останусь жить здесь, в этом центре. Поэтому… Боже, даже думать об этом тяжело… поэтому – я должна расстаться с этим местом. Навсегда.

Я с пульсирующей болью и невероятным волнением прихожу к Роуз и сообщаю, что хочу, чтобы меня перевели в другой центр реабилитации, который находится в Миннеаполисе. Я не скрываю от Роуз ни единой своей мысли, говорю все как есть, что мне здесь невыносимо тяжело находиться, тут все напоминает о Карли и Эдриане. Это место причиняет мне много страданий.

К моему огромному удивлению, Роуз даже не стала возражать.

– Я прекрасно понимаю тебя, Вирджиния. Я свяжусь с центром Миннеаполиса сегодня же.

– Спасибо вам, Роуз.

Роуз встает изо стола, подходит ко мне и обнимает.

– Ты мне уже стала такой родной… – шепотом говорит она. – Ты точно уверена в своем решении? Ты даже готова расстаться со своими друзьями?

– Друзья всегда будут со мной.

Вскоре Роуз успешно договаривается о моем переезде. Как только я об этом узнаю, тут же рассказываю ребятам. Их реакция была вполне ожидаема – они в шоке.

– Ты можешь назвать хотя бы одну адекватную причину своего отъезда? – спрашивает Брис.

– Я не могу пока вам ничего сказать. Я надеюсь, вы меня поймете.

– Да уж, – опустив глаза вниз, говорит Том, – так грустно, что наша дружная компания постепенно разрушается. Сначала Карли… теперь ты.

Я в полной мере ощущаю свою вину перед ними, мне даже нечего ответить Томасу, я лишь молчу, а затем решаю быстро перевести тему.

– Андреа, а ты чего молчишь? – спрашиваю я.

– А что ты хочешь от меня услышать? Решила уехать? Пожалуйста! Уезжай, тебя никто не держит, о тебе даже потом никто не вспомнит. – Андреа выплескивает все свои бушующие эмоции, плачет. Я кидаюсь к ней.

– Андреа…

– Я наконец-то нашла настоящую подругу, а теперь ты уезжаешь, – сквозь слезы говорит она.

– Но мы ведь все равно останемся друзьями.

– Ага, знаю я такую дружбу. Сначала будешь звонить часто, потом только по праздникам, а затем и вовсе перестанешь.

Я вспоминаю Лив, которая поступила со мной так же. Постепенно вычеркнула меня из своей жизни, как ненужный объект.

– Я клянусь, Андреа, я никогда не забуду про тебя и про всех вас. Вы моя семья.

Внезапно в комнату заявляется Эдриан. Я знала, что этого разговора не избежать, но от этого мне все равно не легче. Что ему сказать? Как расстаться с ним так, чтобы он навсегда покинул меня, забыл и начал жить нормально? Я должна вести себя с ним сейчас настолько мерзко и отвратительно, насколько я смогу себе это позволить. Он должен отвернуться от меня.

– Ребята, не могли бы вы оставить нас с Джиной наедине?

Спустя мгновение в комнате остаемся только мы вдвоем.

– Ты ничего не хочешь мне сказать?

– Я так устала уже от этих разговоров. Я решила уехать, и на этом точка. Мне тяжело здесь находиться.

– А как же я? Ты могла хотя бы поставить меня об этом в известность?

– Если бы я тебе заранее обо всем рассказала, ты бы меня остановил, а я этого не хочу.

– Хорошо, тогда я уеду с тобой, – решительно заявляет Эдриан.

– Нет. В этом нет необходимости. Я думаю, тебе уже следовало бы догадаться о том, что мы расстаемся. Все кончено, Эдриан, – говорю я и чувствую, как внутри аж все съеживается от дикой боли и грязной лжи, что льется из моих уст.

Эдриан опешил. Я замечаю, как он бледнеет.

– Джина, я не понимаю, что с тобой происходит. Я тебя не узнаю.