На краю бездны

Он тащит ее к минивэну, спокойно приговаривая:

– Правило золотое: поступай с другим так же, как хотел бы, чтобы он поступил с тобой. Правило серебряное: не делай другому того, что ты не хотел бы, чтобы он сделал тебе.

Он крепко держит ее за руку и подводит к автомобилю. В салоне очень темно. Она слабо пытается сопротивляться. Но все ее силы ушли на бег по лесу и на последнюю, отчаянную и обманную вспышку надежды. Ветер шуршит листвой у нее за спиной и гладит ее мокрые от слез щеки.

– А я придумал другое золотое правило, – говорит он, силой вталкивая ее внутрь. – Поступай с другими так, как тебе вовсе не хотелось бы, чтобы они поступили с тобой. Делай им зло. Заставляй их страдать. Они этого заслуживают.

Мимо них проезжает легковушка, и минивэн вздрагивает, но к этому моменту она уже находится в салоне. Пока он связывает ее, затыкает рот кляпом и швыряет на воняющий бензином пол, в голове у нее проносится последняя мысль: «А может, он прав? Может, она действительно этого заслуживает?»

– Это он мне приказал, – вдруг, словно оправдываясь, говорит он.





31




– А еще что? – спросил Ван Юнь, руководитель группы распознавания по голосу.

– Распознавание кодов, написанных от руки, – ответила Мойра.

Она много часов провела с DEUS’ом после экстренного утреннего собрания. А после того разбирала, анализировала, сортировала записи многочасовых диалогов и письменно подводила итог дневной работы. Завтра она к ней вернется. И послезавтра тоже… Тестирование DEUS’а, его оценка, корректировка – все это займет недели, а если точнее, то месяцы. Вечером она отправилась к Ван Юню, чтобы выяснить, каким образом DEUS распознавал написанные от руки коды, которые ему предлагали посредством камеры телефона или планшета.

– Распознавание цифр… – повторил Ван Юнь.

Круглое юношеское лицо китайца озарилось улыбкой. Он поднес электронное стило к экрану, экран зажегся, и на нем появились слова «код доступа», «код свертки», «код пула памяти», «второй код свертки»…

– Предложенная архитектура составлена из последовательности внутренних кодов, – сказал он. – Код свертки следует за кодом дискретизации, затем снова код свертки и код дискретизации… А тип кода выхода – софтмакс.

– Дамы и господа, сейчас двадцать один час пятьдесят пять минут. Это последний сигнал. Пожалуйста, поспешите к автобусу, – раздался голос из репродуктора.

Ван Юнь посмотрел на часы.

– Всё, мне пора. Увидимся завтра, Мойра.

– А разве у тебя нет разрешения оставаться? – спросила она.

– Нет, я, в отличие от тебя, не уполномочен, – ответил он, надевая на белую рубашку серый пиджак. Улыбнулся и вышел.

Похоже, Ван Юнь не сожалел, что ее продвижение пошло быстрее, чем его. Может, в менталитете китайцев заложено воспринимать философски и удачи, и поражения… Мойра продолжила работу, пользуясь тишиной, как по утрам, когда приходила раньше всех. Вот поработает до полуночи и вызовет такси: у Мина было соглашение с фирмой, которая предоставляла шоферов его сотрудникам и днем, и ночью. А завтра встанет попозже. Ей хотелось закончить то, что начато.

Однако минут через тридцать захотелось курить. Когда она вышла в кампус, облака стали рассеиваться. Лужайки и деревья заливал лунный свет. Луна, как корабль, ныряла над морем облаков, то исчезая на миг, то снова появляясь. У Мойры вдруг возникло ощущение, что Центр принадлежит только ей. Она оглядела кампус. Ночью все здесь выглядело причудливо и фантастически. У подножия деревьев залегли синие тени, в шорохе листьев слышалось монотонное бормотание, словно кто-то читал непонятные заклинания. Огромная черная сфера, стоящая на траве, казалась космическим кораблем, и на секунду ощущение, что Центр принадлежит ей, сменилось неясной тревогой.

Вытащив из пачки сигарету, она двинулась вперед. Ни души. Кампус, такой оживленный днем, сейчас опустел. Мойра спокойно брела, однако немного напряглась, увидев впереди два блестящих металлических силуэта «Бешеных собак». До них было несколько сотен метров, и она их, похоже, вовсе не интересовала. Мойра с облегчением выдохнула. Ей не особенно хотелось встретиться с этими созданиями в ночной темноте. А так вроде бы риска никакого.

Она поднялась на невысокий, поросший травой холм, оставив позади все здания кампуса, да и сам кампус тоже.

На макушке холма у нее перехватило дыхание: перед ней расстилалось Китайское море и зеленые острова со всеми их деревнями и поселками. Море сверкало внизу, а темные острова казались кусочками угля, плавающими на горизонте. Тихий плеск волн обволакивал ее, легкий ветерок шевелил волосы. Мойра опустила глаза и увидела у подножия холма две лестницы, сбегающие по холму к пляжу в форме полумесяца, что лежал между двух мысов. В лунном свете белый песок казался сахарной пудрой.

Она начала потихоньку спускаться, осторожно ставя ступни: не хватало еще подвернуть себе лодыжку на крутом спуске, где каменных ступеней просто не видно в темноте. Чем ниже она спускалась, тем громче слышался шум прибоя, постепенно перерастая в низкий, глухой грохот. Воздух становился все свежее. Вскоре лестница кончилась, и спортивные туфли Мойры ощутили под собой рыхлый песок. Она подошла ближе к воде, где мокрый песок был плотнее, и пошла вдоль берега. Рядом крикнула какая-то птица… Может, чайка? Впрочем, она в этом не разбиралась. С другой стороны пляжа громоздился скальный отвес, и Мойра устремилась туда, повторяя изгиб песочной полосы. В шуме волн было что-то успокаивающее. Здесь она была одновременно и далеко от Центра, и внутри него. Не было слышно других звуков, кроме мерного рокота моря, похожего на спокойное дыхание огромного спящего существа.

И в этом спокойном уединении отпущенные на волю мысли Мойры принялись блуждать, как им вздумается. Ей вспомнился растерянный, перепуганный Лестер, такой, каким она увидела его в пятницу вечером, и на ум сразу пришла авария, унесшая его жизнь на другой день. Она снова увидела тот страх у него в глазах, который так удивил ее с самой первой встречи и не исчез до последней. А потом память привела ее к молодому полицейскому и к их встрече в баре на Агилар-стрит. И к странному словосочетанию, которое он тогда произнес: «Черный князь боли»… и к девушкам, которых он замучил, изнасиловал и убил в их же собственных домах. Была ли какая-то связь между всем этим? Между криминальным расследованием, тревогами Лестера и его смертью? И вдруг Мойра перестала ощущать себя в безопасности на этом пляже. Все жертвы когда-то работали в Центре, и молодой полицейский полагал, что убийца тоже мог быть его сотрудником. Ну да, конечно… А если кто-нибудь выследит ее здесь, то кто сможет прийти на помощь? Кто ее услышит? Она решила, что пора возвращаться, повернула назад – и остолбенела.

По пляжу к ней медленно и тихо приближалась какая-то темная фигура… Она шла на четырех лапах, и Мойра заметила, что фигура слегка прихрамывает. Она затаила дыхание. Что от нее надо «Бешеной собаке»? Она явно движется именно в ее сторону. Хромое существо все ближе подходило к ней по песку, и кровь застыла в жилах Мойры, а ноги стали тяжелыми и непослушными. «Бешеная собака» мохнатой грудой торчала на пути. Может, ее просто надо обойти? Она что, специально загораживает дорогу? И каковы ее намерения? Может, это просто обычный обход Центра?

Когда между ними оставалось метров пять, собака остановилась и уставилась на нее. Интересно, кто-нибудь еще видит их сейчас, понимает, чего хочет «Бешеная собака»? Ведь должно же выводиться на экран изображение, которое поступает от аппарата, вмонтированного в «собачий» лоб как раз над светящимися глазами? А глаза сейчас горели так ярко, что вид у псины был просто демонический.

Спокойно, старушка, ты просто насмотрелась в детстве фантастических фильмов сомнительного качества, где кто-то кого-то испепеляет взглядом, как факелом… Да брось ты…

Много времени не понадобилось, чтобы тяжелый взгляд псины возымел действие: кожа у Мойры покрылась мурашками. Сейчас ей очень хотелось, чтобы на пляже кто-нибудь появился и отвел бы псину обратно в конуру. Она на пробу сделала шаг вперед, и «Бешеная собака» издала звук, очень похожий на рычание. На угрожающее рычание… Мойра застыла на месте, потом отступила на шаг. Луна осветила пугающую морду «Бешеной собаки», которая тоже сделала шаг и зарычала уже громче.

«Да мать ее собачью направо и налево, – подумала девушка. – Что ей от меня надо?» Она еще немного отступила в сторону моря. Интересно, а в воду «Бешеная собака» войти сможет? И умеет ли она плавать?

– На помощь! – крикнула Мойра. – Помогите!

– Лаан! К ноге! – эхом отозвался чей-то голос.

Она повернулась на голос, который шел от подножия лестницы. К ним быстро приближалась какая-то фигура, явно человеческая.

– Лаан!


Но робот, казалось, не слышал. Или плевал на все приказы. Он наступал, не сводя с Мойры горящего взгляда. Она попятилась, оступилась, потеряла равновесие и с размаху села на песок. И сразу, лихорадочно взрыхлив его ногами, вскочила и сделала еще два шага назад. Мелкие прибрежные волны лизнули ее кроссовки. Робот не сводил с нее горящих глаз и рычал, придвигаясь все ближе и ближе.

В мозгу промелькнула быстрая мысль: «Я же теперь не смогу забыть этот взгляд, он мне в кошмарах будет сниться!»

– Сделайте что-нибудь!

– Не двигайтесь! – встревоженно крикнул голос. Что-то уж слишком встревоженно…

Страх снова обдал ее холодной волной.

«Бешеная собака» шла вперед. Медленно, словно впитывая в себя тревогу, которую внушала, и это явно было не случайно. Мойра снова попятилась. Теперь вода доходила ей до щиколоток, а брызги от волн плескали на икры и бедра. Она ощущала их при каждом всплеске волны. Молодой парень в джинсах и форменной футболке Центра был уже метрах в двух от «Бешеной собаки». Он быстро поднял руку, и Мойра увидела в ней что-то похожее на оружие. Две маленькие светящиеся стрелки вылетели прямо в робота, послышался электрический разряд. Электрошокер. «Бешеная собака» застыла в неподвижности.

– Всё в порядке, – сказал парень. – Можете выйти из воды.

Когда Мойра снова оказалась на пляже, то вдруг поняла, что дрожит и у нее стучат зубы.

– Черт побери, что это было? – резко бросила она; в голосе у нее смешались презрение и гнев.

– Понятия не имею, – растерянно ответил парень. – Не знаю, что на него нашло. Сам ничего не понимаю… – Он поскреб голову под лохматой шевелюрой. – Приношу свои извинения, такого просто не должно было случиться.

«Бешеная собака» не шевелилась и теперь напоминала статую, вкопанную четырьмя лапами в песок.

– Но, черт возьми, ведь случилось же! – крикнула Мойра, обойдя их стороной и направляясь к лестнице.





32




Она открыла глаза и увидела неподвижный силуэт. Поморгала и снова вгляделась. Он стоял перед ней, уже без капюшона, и улыбался. Она сразу его узнала. Раньше надо было об этом подумать. Конечно, это было логично. И ей стало еще страшнее. Ей хотелось заговорить, сказать ему что-то такое, что могло бы разбудить крошечные остатки человечности, которые еще теплились в нем, но обнаружила, что во рту у нее кляп.

Он стоял, не двигаясь, и с улыбкой смотрел на нее. Против света черты его лица было трудно разглядеть: на нее были направлены две мощные лампы, которые слепили и заставляли все время моргать. Ее раздели догола и привязали к стулу. Но голому телу не было холодно. Стояла душная ночь – и особенно душно было в этом тесном, нагретом за день металлическом пространстве, провонявшем пылью, потом и смертью – и пот ручьями струился по ее телу, сбегал с грудей и бедер, заливал затылок, живот, подмышки, склеивал волосы.

Вся в поту, то и дело вздрагивая, она пристально разглядывала его слезящимися, полными ужаса глазами поверх торчащего изо рта кляпа – и заметила, что он надел перчатки. Не обыкновенные, а толстые, широкие, укрепленные перчатки для работы в саду. Он зашел ей за спину и пропал из поля зрения. Она не слышала никаких звуков, кроме его тяжелого дыхания за спиной, и от этого ей стало еще страшнее. Что он там делал? Должно быть, что-то тащил, потому что послышался противный звук скрежета металла о металл. Пронзительный звук, раздиравший барабанные перепонки. Он снова появился в поле зрения, таща по полу минивэна моток колючей проволоки и начиная его понемногу разматывать. Ее охватила паника, сердце вдруг словно разбухло, и ей показалось, что оно вот-вот лопнет. Она принялась извиваться и вертеться на стуле, изо всех сил натягивая клейкую ленту, которой были примотаны ее руки и ноги, и попыталась что-то крикнуть сквозь кляп, но у нее получилось только:

– Ммммггрррммм…

Он поднял голову, и то, что она прочла в его глазах, ужаснуло ее еще больше. Он выпрямился и вытянул руки с развернутой проволокой, покрытой острыми, как бритвы, колючками. Когда эти стальные бритвы вошли ей в тело, терзая, рассекая и вгрызаясь в него, она решила, что сейчас умрет. Сразу… Она раскрыла рот, чтобы закричать, но крик застрял в горле. Плоть разрывалась, раскрывалась… И она потеряла сознание.





* * *


Очнулась она от боли. Каждый нерв будто пронизывал греческий огонь. Жидкость, которая текла по ее груди, была не потом. Слезы застилали ей глаза, но она успела разглядеть, что теперь у него в руках появилось нечто другое: длинная, сверкающая стальная спица, очень тонкая и очень острая. Она снова подняла глаза, чтобы увидеть выражение его лица. Он улыбался всеми своими белоснежными зубами, глаза сверкали пугающим светом. В существе, которое стояло перед ней, уже не оставалось ничего человеческого. Это было просто существо, потерявшая над собой контроль извращенная, взбесившаяся тварь…

И она стала молиться, чтобы умереть как можно скорее.





* * *


Она была в агонии. Сознание теплилось еле живым огоньком, то затухая, то слабо разгораясь вновь. Боль была повсюду. Она еле дышала сквозь кляп, пропитавшийся слюной, рвотой и кровью. Ее тело было одной сплошной раной. Изрезанное, изодранное, синее от кровоподтеков, изрубленное и искусанное. Время от времени тошнота подкатывала к горлу, и она заходилась кашлем. Но больше не стонала и не пыталась ни о чем умолять. На это не было сил.

Он чувствовал себя прекрасно: сновал взад и вперед, вертелся, пританцовывал. А ей хотелось пить. Ей отчаянно хотелось пить. Несмотря ни на что, кровь толчками пробивалась по сосудам, горло горело и болело от сухости. Вдруг он снова появился, и в руках у него была ивовая корзинка. Он сразу поставил корзинку на пол рядом с ней и запустил туда руку в перчатке. Когда он подошел, в руке у него что-то брыкалось и извивалось. Она увидела хвост змеи и маленькие, блестящие круглые глаза. «Ну и хорошо, – пронеслось в ее усталом мозгу, – пусть все скорее кончится…»

Это было единственное, чего ей сейчас хотелось.





33