На краю бездны

Регина Лим развернула свое кресло к экранам, которые сразу отразились в стеклах ее очков. Глаза ее сверкнули, но вовсе не от экранного света.

– Что там такое? – спросила Туве Йохансен.

Она стояла за спиной Регины в полумраке бункера, держа в руке дымящийся бумажный стаканчик.

Не удостоив ее ответом, начальница службы безопасности дважды что-то коротко набрала на клавиатуре, оба раза дождавшись результата. Потом надела большие наушники и что-то прослушала. Туве, наклонившись, посмотрела ей через плечо. На экране появилась кривая программы распознавания по голосу, а внизу – надпись: «Мойра Шевалье 174532», дата и время записи. Норвежка заметила огонек, сверкнувший в глазах начальницы службы безопасности, когда та сняла наушники и обернулась к ней.

– Мойра только что набрала тот же номер, что и Лестер в пятницу…

– А что за номер?

– Один из ресторанов среднего городского горизонта.

Туве попыталась проследить логику рассуждений Регины.

– Ну и что с того? Лестер мог ей посоветовать этот ресторан… Мойра ведь взяла выходной. В последнее время она работала, как подорванная. Должно быть, ей захотелось сменить обстановку…

Регина промолчала. Туве вопросительно взглянула на нее.

– Это не простой ресторан.

Регина снова что-то набрала на клавиатуре, обозначила точку на появившемся плане и указала пальцем на название ресторана на углу Пил-стрит и Элджин-стрит: «Циннамон».

– Владелец ресторана – бывший гонконгский полицейский… – сказала она и добавила, помолчав: – Ты купила что-нибудь на ужин?





35




На бетонном полу, заляпанном маслом, как на жертвеннике, были разложены разные предметы или то, что от них осталось: крылья, капот, бампер, кулачковый вал, бортовая панель, коробка скоростей, аккумулятор, амортизаторы, сиденья, глушитель, бензобак… Почти все детали изуродованы. От самого автомобиля остался только приплюснутый искореженный остов, который лежал на краю ямы, свидетельствуя о силе удара. Бесформенная груда металла, запачканная кровью и мозговым веществом, засыпанная обломками костей, летевшими в разные стороны, когда металлическая западня давила и терзала попавшее в нее человеческое тело. Жуткое свидетельство грандиозной мясорубки, погребальный балет столкновений, вечный алфавит необузданности, царящей на дорогах. Вокруг этой мешанины из металла и пластика суетились техники в комбинезонах, с лампами в руках. Они ничего не ремонтировали; они изучали, отчищали, разбирали по деталькам… На стенах гаража Чань мельком заметил прикнопленные записные книжки и календари.

Один из техников вылез из ямы, подошел к Чаню и подвел его к застекленной камере. Внутри на металлическом столе были разложены элементы электроники автомобиля и стояли несколько включенных компьютеров. Человек в маске, закрывавшей нижнюю половину лица, склонился над столом, пытаясь присоединить какую-то деталь к компьютеру. Он услышал стук двери и крутанул свое кресло в сторону вошедших.

– Ну что? – спросил Чань.

Техник стащил с лица маску.

– Ничего. Мы тут возимся больше суток, а до сих пор ничего не нашли. К тому же некоторые детали очень повреждены… – Он снял латексные перчатки. – Чтобы узнать больше, надо бы проанализировать данные. Ясно одно: они систематически куда-то передаются, и, несомненно, на компьютеры Мина. Будет здорово, если в них тоже удастся заглянуть…

Чань кивнул: он был с этим абсолютно согласен.

В кармане у него завибрировал мобильник. Звонил Реймонд, бывший сотрудник Отдела по борьбе с организованной преступностью и триадами, OCTB.

– Она позвонила, – сказал Реймонд, – и зарезервировала столик на двоих.

– На какое время?

– На восемь вечера.





* * *


«Циннамон». Вывеска отбрасывала красноватый отсвет на пологий спуск шоссе. Застекленные двери первого этажа выходили одновременно на Элджин-стрит и на Пил-стрит. Ночь стояла жаркая, и двери были открыты настежь, впуская в зал воздух вместе с уличным шумом.

Реймонд Тан-Квок-бун стоял за стойкой. Он был так невелик ростом, что из-за стойки виднелись только грудь, плечи и большая голова. Росту в сыщике было метр пятьдесят, а весу сорок кило. В OCTB его прозвали «карликовым кроликом». Зато никто не мог сравниться с Реймондом Таном в искусстве незаметно пролезать в самые невероятные места. Даже отъявленные параноики из триад не обращали внимания на такого крошечного человечка. Отсюда и его второе прозвище: «бомбардировщик-невидимка».

– Привет, Реймонд, – сказал Чань.

– Привет.

– Она здесь?

Реймонд поднял глаза и отрицательно качнул головой. Тогда Чань направился к узкой лестнице, ведущей на террасу. Он дал Мойре фору: пришел на пятнадцать минут позже. Она точно должна быть здесь… Инспектор начал нервничать. А вдруг она передумала?


Поднявшись на второй этаж, он направился к маленькой, не больше балкона, террасе, окруженной жилыми помещениями. Немного зелени, и дюжина столиков, из которых занят был только один. Чань замер. За столиком сидели две женщины. Одну из них он узнал сразу. Она появлялась на видео вместе с Керри Лоу. Работает у Мина, зовут Туве Йохансен… Он не успел отвернуться, она подняла глаза, и их взгляды встретились. Знает она или нет, кто он такой? Ему показалось, что она его узнала. Чань быстро спустился вниз и вышел на жаркий вечерний воздух. Обе женщины устроились на самом углу двух улиц, и место это было идеальным, чтобы сразу увидеть подходящую Мойру. Дьявол!.. Он не мог рисковать и предупредить ее по телефону – это означало бы выдать ее. Но если эти двое здесь, то, значит, она уже спалилась. Чань устроился прямо под террасой, поглядывая то налево, то направо. Надо перехватить Мойру раньше, чем ее увидят эти дамы.





* * *


Мойра сошла с автобуса на Куинс-роуд-сентрал и на эскалаторах доехала до Кокрейн-стрит. С эскалаторов сошла на уровне Элджин-стрит и пешком дошла до Пил-стрит, миновав невзрачные витрины ресторанов с дерзкими названиями «Фошон» или «Кафе де Пари». На той же скромной улице располагались «Антипасто», «Пеккато», «Пампас» и «Бушон».

По мере того как она приближалась к назначенному месту, в ней нарастала тревога. Уже был виден перекресток двух нужных улиц, оставалось чуть спуститься. Еще три шага – и Мойра вдруг застыла на месте. Потом быстро метнулась в сторону, ко входу в ресторан. Сердце отчаянно колотилось. Наверху, на террасе второго этажа, она только что увидела Регину Лим и Туве Йохансен.





* * *


Прошло уже два часа, а Мойра так и не появилась. Наверное, передумала… Может, увидела двух дам на террасе и исчезла в ночи? Боялась последствий своего поступка? Может, уже берет обратный билет до Парижа? Чань уже битых два часа топтался на мощенном плиткой пятачке, ноги у него совсем одеревенели. Время от времени инспектор разминался маленькими шагами, не отходя далеко, как птица в клетке. Вдруг он заметил, что обе дамы спускаются с террасы, и успел отвернуться лицом к стене раньше, чем попал в поле их зрения. Спустя две минуты полицейский уже провожал их глазами, когда они уходили по Пил-стрит. Что им было известно? Может быть, Мойра в опасности? Он ее совсем не знал, но все же ему хотелось, чтобы она пришла. Наверное, потому, что она ему понравилась, и потому, что оба они были одинаково одиноки.

Идиот несчастный. Ты решил, что она на тебя похожа, а ведь ты ничего о ней не знаешь. Знаешь только, что она хорошенькая и умная, а ты одинок… Вот в чем все дело.

Чань встряхнулся, вернулся, чтобы попрощаться с Реймондом, и вышел в теплую темноту. Он медленно прошел по Пил-стрит, свернул направо к Стаунтон-стрит, потом налево к Шелли-стрит. Торопиться было некуда, и Чань шел не спеша. Метрах в десяти от дома в его кармане завибрировал телефон. Инспектор взглянул на экран: звонила суперинтендант.

– Ждем вас в главном офисе. Немедленно.

– Что случилось?

На том конце провода помолчали. Потом раздалось:

– Он опять взялся за свое.





* * *


Прежде всего ему пришлось отойти в сторонку: он не смог преодолеть рвотный спазм. Какое-то время пришлось простоять на краю набережной, согнувшись пополам, под крики чаек и рев машин на хайвее Цинн-Ша, среди запахов тухлой рыбы и пятен соляры, болтающихся метрах в пяти от берега. Только потом он пробрался мимо высоких стенок контейнеров и вернулся в тот, что был открыт и ярко освещен.

Потрескивали вспышки фотоаппаратов, перекрикивались голоса, слепили прожектора… Со всех сторон неслись крики, свистки, переговоры по громкой связи «уоки-токи»[45]. Все сновали туда-сюда, и эта суета чем-то напоминала ажиотаж, царящий в залах маджонга[46]. Сотрудники лаборатории, в комбинезонах с капюшонами, стоя или на коленях, осуществляли выемку вещдоков. Один из них снимал все на видеокамеру HD. Чань подумал, что он сам, едва заглянув в контейнер, уже на все нагляделся до тошноты.

Он отметил про себя, что жертва впервые была изнасилована и замучена не в собственной квартире, а в контейнере Западного терминала № 8 в порту Коулуна. Пейзаж тут был беспокойный: тысячи контейнеров выстроились в неровные ряды, как разноцветные костяшки домино, над ними высились подъемные краны, а фоном служил виадук Цин-Ша, висящий в ночной темноте и сверкающий отсветами десятков фар. Откуда и каким образом мог попасть в эту зону порта убийца, оставалось открытым вопросом. Портовые склады растянулись на несколько гектаров между Цинн-И и Лай-Чи-Кок и были обнесены решетчатой оградой, а въездов было всего несколько. Надо будет проверить каждый из них. Конечно, здесь, так далеко от въезда, укрытый стенами контейнеров от посторонних глаз и ушей, он чувствовал себя спокойно. Но зачем было забираться сюда? И как ему удалось вскрыть контейнер? И кому этот контейнер принадлежит?

«Мину», – сразу же подумал Чань. Он готов был поспорить, что и этот контейнер, и те, что стоят рядом с ним, принадлежат Мину.





* * *


Убийца добавил еще одну деталь. И какую деталь… Прежде чем снова войти в контейнер, Чань набрал в легкие побольше воздуха. Она сидела в центре, в ослепительном свете прожекторов, привязанная к стулу. Голая. Бледная. Казалось, что вся эта суматоха ее не касается. Она была мертва, это верно, но в то же время словно и жива, словно вот-вот проснется, откроет глаза и спросит, что тут происходит. Но это он так думал. Для всех остальных она была просто большим куском мяса.

На фотографиях с предыдущих случаев в тело жертвы были воткнуты длинные стальные стержни, похожие на спицы. Они торчали в глазах, в ушах, в висках, в носу, в трахее и в грудях. Во многих местах убийца прижигал ей тело. Но на этот раз он нашел новый способ причинить ей боль: обмотал ее колючей проволокой, причем особенной – не той, что колет, а той, что режет, потому что она составлена из десятков небольших кусочков бритвенных лезвий, близко закрепленных друг возле друга. Такая проволока наносит раны гораздо более глубокие, чем обыкновенная, и используется в тюрьмах и для ограды военных лагерей. Наверное, девушка запаниковала, как конь, которого заманили в ловушку, и начала сопротивляться и дергаться, потому что лезвия глубоко вонзались в кожу, раздирая и терзая ее, особенно в области груди, рук и бедер – иногда до самой кости.

К тому же изо рта у девушки торчала змея.

Стоявший рядом Элайджа наблюдал это зрелище спокойно, и на его лице не отражалось никаких эмоций. Ни печали, ни недоверия. Он смотрел на помещение как на прилавок мясника – каковым он, по сути, и являлся.

«И это наш мир, – подумал Чань, – и в таком мире мы живем…» Он вышел и побрел наугад между рядами контейнеров. Их высокие металлические стенки вызывали в сознании образ осажденной крепости. Чань глубоко вдыхал вечерний воздух, и сердце его понемногу начало успокаиваться.

страх

грязь

отвращение

ужас

омерзение