На крутом вираже

– Что, уже? – спросил он, не открывая глаз.

– Да, товарищ полковник, вы сами просили вас разбудить, когда капитан приедет, – раздался голос Мироненко. – А они с врачом только что приехали. Я капитану тут вкратце рассказал, что у нас ночью произошло. У него к вам много вопросов. И врач хочет вас срочно посмотреть, если надо, сделать перевязку.

– Это хорошо, что у человека много вопросов, – уже вполне бодро произнес Лев. – Сейчас, лейтенант, я только умоюсь, оденусь и буду готов отвечать на любые вопросы и подвергаться медицинским процедурам. Хоть пресс-конференцию с операцией устраивай. А еще мне нужно будет сделать несколько звонков и отдать пару распоряжений. Да, а криминалист из Краснодара еще не приехал?

– Нет, его пока нет, – ответил лейтенант. – А врач дожидается в коридоре.

– Что ж, врач пускай входит, – кивнул Лев.

Спустя минуту в комнату вошел молодой человек в белом халате, с довольно сердитым видом. Он бросил взгляд на пропитавшуюся кровью повязку на руке полковника и, покачав головой, напустился на него:

– Вы что, воспаление хотите заработать? Руку потерять? Вам срочно нужно сделать перевязку, сделать два укола. И вообще требуется покой.

– На уколы и перевязку согласен, на покой нет, – возразил Гуров. – Какой покой, когда убийца бродит на свободе? Я в вашем распоряжении, доктор, а потом меня ждут дела.

Все с тем же сердитым выражением лица врач перевязал его, осмотрел рану, сделал несколько уколов, после чего ушел. А Лев оделся и вышел в гостиную, где увидел капитана Коптелова.

– Здравия желаю, товарищ полковник! – сказал капитан. – Я вижу, ночь у вас прошла бурно. Мне лейтенант кое-что рассказал, но какие-то вопросы после его рассказа остались. И самый главный – если убийца не Аркадий Ширейко, то кто же тогда? И почему вы так уверенно заявляете, что Аркадий здесь ни при чем?

– Какой ты, капитан, любознательный, – усмехнулся Лев, – все тебе расскажи. Так и быть, я все объясню, но не сейчас. Сейчас мне срочно нужно побеседовать со свидетельницей Ксенией Селезневой. – Повернувшись к Мироненко, он спросил: – Она еще не вставала? Не выходила?

– Нет, не выходила, – ответил лейтенант.

– Есть, конечно, опасность разбудить девушку, – вздохнул Лев. – Но, с другой стороны, время уже почти девять, так что можно, наверное, и постучать.

Он поднялся на второй этаж и решительно постучал в дверь Ксении. «Входите, открыто», – ответила она. Гуров вошел и увидел, что дочь Селезнева сидит в кресле, а рядом лежат снятые наушники.

– Вам повезло, что я их сняла, – сказала Ксения, кивая на наушники, – а то бы ваш стук не услышала. Как только проснулась, села музыку слушать.

– Вы что же, без музыки совсем жить не можете? – спросил Гуров. – Вчера я слышал, как из-за вашей двери музыка звучала, сегодня с утра тоже…

– Нет, нельзя сказать, что я такой уж меломан, – ответила девушка. – Но если я расстроена, то нет ничего лучше, чтобы успокоиться, чем сидеть и слушать.

– Значит, в последние дни вы сильно расстроены?

– А как вы думаете? Гибнут люди, которые жили рядом с тобой. Не могу сказать, что охранник Борис или водитель Павел были для меня дорогими людьми, но вот Настю я хорошо знала и любила. И эти преступления продолжаются! Я слышала, что вы арестовали Аркадия, собираетесь увезти его в город, в тюрьму…

– Нет, эти сведения уже устарели, – заверил ее Гуров. – Аркадий сидит у себя в комнате, никто его не собирается везти в тюрьму. Хотя это не значит, что у меня нет к нему вопросов. Но сейчас у меня есть вопросы к вам. В частности, относительно Аркадия. Могу я их задать?

– Да, конечно.

– Вчера Аркадий заявил мне, что у вас с ним очень близкие отношения. Что речь даже идет о женитьбе. Это правда?

– Он сам вам так сказал? – прошептала Ксения. Было видно, что девушка буквально потрясена.

– Да, вчера днем. Сейчас я уточню его слова. Слово «женитьба» не было произнесено, не было и слова «любовь». Я постараюсь как можно точнее передать слова господина Ширейко. Он выразился так: «Между нами существуют такие отношения… особые отношения…» И позже сказал: «Это вопрос мучительный для нас обоих». Вот я и хочу спросить: между вами действительно существуют «особые отношения», как выразился Аркадий?

– Вовсе нет! С чего он это взял? – воскликнула Ксения, вскочив на ноги. От прежней расслабленности, вялости не осталось и следа. – Да, мы много времени проводим вместе, купаемся, играем в теннис. Но и все! С Аркадием интересно общаться. Из всех людей, которые здесь собрались, он наиболее разносторонний, у него много интересов. Он разбирается в людях, делает любопытные наблюдения. Но чтобы у нас были какие-то особые отношения… Что он себе вообразил?!

– Что ж, я рад, что вы так точно и откровенно ответили на этот вопрос, – проговорил Гуров. – Теперь я задам вопрос более простой. Скажите, позавчера вечером – в тот вечер, когда погибла Настя, – вы ведь выходили из столовой во время ужина?

– Да, я вышла подышать воздухом, – ответила девушка. – В какой-то момент за столом стало скучно, мне надоели разговоры о финансовой политике, о фьючерсах и биржевых торгах. А Анатолий Олегович только об этом и говорит. Вот я и вышла.

– Аркадий сказал, что вы вышли вместе, чтобы пообщаться…

– Да, он меня догнал во дворе. Не скажу, чтобы я была очень этому рада. Я бы и одна неплохо провела время.

– Но все же получилось, что вышли вы вместе. А вернулись тоже вместе?

– Нет, вовсе нет. Я походила вокруг дома минут десять. Разговор у нас с Аркадием как-то не клеился. По-моему, ему не о чем было со мной говорить. Я ему даже попеняла – зачем нужно было меня догонять, если говорить не о чем.

– И что он ответил?

– Что-то неопределенное пробурчал. Тогда я развернулась и вошла в дом. А он остался на улице.

– И вы вернулись за стол?

– Да. Я вернулась, когда раздавали десерт. Тут начался разговор о новых выставках в Москве, и мне стало интересно. В общем, всем было интересно, кроме мамы. Хотя она интересуется искусством, на этот раз почему-то не участвовала в разговоре и даже вышла из столовой.

Это было нечто совершенно новое! Гуров во все глаза смотрел на Ксению.

– Инесса Максимовна выходила из столовой? Вы первая, кто это заявляет. И сама госпожа Селезнева, когда я с ней беседовал, утверждала, что никуда не выходила.

– Охотно верю, что никто не говорил. Потому что никто, кроме меня, этого не заметил. Как только начался разговор о выставках, мама встала и подошла к шкафу с посудой – вроде как хотела взять другое блюдце. Потом перешла еще к одному шкафу. И все это молча. То есть она еще находилась в столовой, но ее как бы и не было. А затем, все так же молча, она выскользнула из столовой, и никто не обратил на это внимания. Это заметила только я, и лишь потому, что сидела лицом к двери.


– И как долго она отсутствовала?

– Совсем недолго. Мне кажется, минуты три или четыре. Вернулась и все так же молча села на свое место.

– Очень интересно… – протянул Лев. – И вы готовы повторить эти показания, если вас спросят… ну, в другой обстановке?

– Вы хотите сказать – в полиции? Да, конечно, я могу повторить. А разве это так важно, выходил кто-то или не выходил?

– Пока не знаю, но это может оказаться важным, – кивнул он и поднялся. – Что ж, вы сообщили мне много весьма интересного, я вам признателен. Надеюсь, я вас не сильно расстроил, и вам не придется долго слушать музыку после моего ухода, чтобы успокоиться.

Гуров вышел из комнаты Ксении, размышляя над ее словами. Значит, Инесса Селезнева тоже лгала ему на допросе, когда заявляла, что не выходила во время ужина, который закончился смертью горничной. Она лгала так же, как и Аркадий Ширейко, который нагородил целую гору лжи. Зачем они лгали? И означает ли эта обоюдная ложь, что эти два человека находятся в сговоре?

Он настолько задумался, что едва не столкнулся с человеком, стоявшим возле лестницы. Лишь тогда Лев опомнился, поднял глаза и увидел перед собой… все ту же Инессу Максимовну Селезневу. Хозяйка дома была одета в нарядное платье и держала в руках сумочку из крокодиловой кожи.

– Вы куда-то собрались, Инесса Максимовна? – спросил он.

– Как я рада, полковник, что ваша рана оказалась неопасной! – воскликнула Инесса Селезнева, словно не услышав вопроса. – Вы на ногах, вы заняты делом! Это замечательно! Но, кажется, вы меня о чем-то спросили?

– Я хотел узнать, куда вы собрались.

– Да, конечно! Ведь вы нас, кажется, просили никуда не выходить. Но вы же понимаете, что создалось совершенно ненормальное положение. В доме нет ни водителя, ни охранника. Да еще и горничная неопытная, все время делает ошибки. Это просто ужасно! Какая-то черная полоса, а не жизнь! Вот я и решила поехать в Геленджик, нанять водителя и охранника. Возможно, вы это разрешите? Если нужно, пусть со мной едет полицейский, сопровождает меня. Я не против. Так вы разрешите мне такую поездку?

– Нанять водителя и охранника… – медленно повторил Гуров слова хозяйки дома. – Да, вам это необходимо… Но на чем вы поедете? Ведь уже две ваши машины разбиты…

– Ну, у нас еще осталась «Ауди», и есть старенькая «Тойота». Конечно, этой машине уже пять лет, но ездить на ней еще можно.

– А вы не боитесь, что и с этой машиной может случиться авария?

– Конечно, боюсь! – всплеснула руками Инесса Максимовна. – Но что же делать? И вообще, в жизни столько опасностей, если всего бояться, то и из дома не выйдешь.

– Тут вы правы, – согласился Лев. – Хорошо, езжайте.

– Весьма вам признательна! Вы очень, очень отзывчивый человек!

Миновав Гурова, она стала спускаться по лестнице.

– Инесса Максимовна! – окликнул ее Лев. – Кажется, на улице сегодня совершенно летняя погода, а вы надели платье с длинными рукавами. Не боитесь, что вам в нем будет жарко?

Хозяйка дома остановилась, обернулась к нему:

– Летняя, говорите? Но я не боюсь жары. Как-нибудь переживу. Для нас, женщин, важно выглядеть привлекательно. Вопросы удобства отходят на второй план. Мужчинам этого не понять! – И она направилась к выходу.





Глава 26




Гуров не спеша последовал за ней и увидел, как она открыла гараж, и спустя несколько минут оттуда выехала белоснежная «Тойота». Ворота бесшумно открылись, машина выехала за ограду и скрылась из глаз. Тут из-за угла дома вышли два человека. Это был капитан Коптелов, а рядом шел незнакомый мужчина лет тридцати. На ходу он что-то негромко рассказывал капитану. Когда они подошли к Гурову, Коптелов сказал:

– Вот, Лев Иванович, знакомьтесь: лучший эксперт в области криминалистики в нашем регионе, Денис Иванович Воробьев. А это… это знаменитый Лев Иванович Гуров, – обернувшись к Воробьеву, добавил он.

Сыщик и криминалист пожали друг другу руки, и Гуров спросил:

– Как я понимаю, ты показывал эксперту те самые кусты, через которые позавчера якобы продирался Аркадий. И каков результат осмотра?

– Могу сказать коротко: нулевой, – ответил эксперт. – Я обследовал не только тот участок, который указал капитан, но и другие участки – почти половину аллеи осмотрел. И могу с уверенностью утверждать: нигде на ветках не осталось даже следов какой-либо ткани. И кусты все целы, ни одна веточка не сломана. Так что ваш фигурант лжет. Никто в этом месте не продирался через кусты. Официальное заключение, как документ, пришлю вам сегодня к вечеру.

– Спасибо, Денис Иванович, – поблагодарил Лев. – Вы очень нам помогли, внесли ясность в вопрос.

– Ну, если я больше не нужен, я поехал, – сказал Воробьев.

Он сел в потрепанную «Гранту» и выехал за ворота. Проводив его взглядом, Коптелов повернулся к Гурову и сказал:

– Ну что, вы и после этого заключения будете утверждать, что Аркадий Ширейко невиновен? Каких еще доказательств его вины нам надо? Теперь ясно, что все его показания – сплошная «липа». Мне кажется, мы можем смело предъявить ему обвинение в убийстве. Даже в нескольких убийствах! А тот факт, что он отрицает свою вину, ничего не значит. Сами знаете, мало кто из убийц раскаивается и признается в содеянном. Такое только в книжках случается.

– Ты прав, капитан, почти во всем прав, – ответил Гуров. – Но есть одно обстоятельство, которое перечеркивает обвинения против Ширейко. По крайней мере, обвинение в сегодняшнем ночном нападении на меня.

В этот момент дверь дома открылась, и во двор вышел лейтенант Мироненко. Услышав последние слова полковника, он произнес:

– Вы уже намекали, что существует какой-то факт, говорящий в пользу Ширейко. Обещали рассказать, что это за факт, но не сказали. Может, сейчас расскажете?