Наблюдательница

12

Элена




Я пишу. Пока что это всего лишь фрагменты без логической связи и хронологического порядка, но я пишу, что уже хорошо. Я села за компьютер сразу по возвращении домой, и поначалу процесс шел вяло. Я была слишком сосредоточена на себе, дистанция между мной и текстом казалось непреодолимой. Но потом что-то изменилось. Я втянулась, нашла в себе силы. Пальцы сами порхают над клавиатурой, спеша набрать текст. Я сижу за кухонным столом, жалюзи приспущены, но не полностью, чтобы в комнату проникал вечерний свет. Время летит незаметно.

Когда в дверь звонят, я не сразу понимаю, что это за звук. Никто ни разу ко мне не заходил. Поднимаю глаза и вижу сквозь щель жалюзи человека. Это не сестра. Встаю, выхожу в прихожую, поправляю волосы перед зеркалом. Поскольку я сегодня выходила из дома, я в кои-то веки одета не в халат и могу открыть дверь без страха предстать перед посетителем в неподобающем виде.

На нем красная толстовка, потертые джинсы, на плечах – набитый рюкзак. Он сначала поднимает в приветствии руку, а потом, передумав, протягивает мне. Ладонь влажная, но рукопожатие крепкое.

– Здравствуйте, меня зовут Лео. Лео Сторм.





* * *


Это он, сын пары из дома напротив. Худой как скелет, чуть ниже меня. Но старше, чем я думала. Может, тринадцать или все четырнадцать. Выражение глаз как у взрослого.

– Я забыл ключи от дома, а мамы еще нет. Так что я решил зайти поздороваться. Вы же недавно въехали, да? Надеюсь, я вас не потревожил.

Он повернулся и показал на дом напротив.

– Я живу там, с другой стороны.

Я представляюсь, голос хриплый, отвыкший от разговора. Прокашливаюсь, повторяю. Лео кивнул.

– Вы писательница, да? – спрашивает он и называет мою недавнюю книгу.

Ту самую, которая внезапно стала успешной после трех посредственных. Четвертый роман, как и все прошлые, представлял собой мрачную детективную историю с парой неожиданных сюжетных поворотов. В центре повествования была семья на грани распада. Члены этой семьи проверяли себя и других на прочность, желая знать, на что они способны. Рецензенты бросались такими словами, как «уникальный», «первоклассный». Меня приглашали на телевидение обсуждать кризис традиционной семьи. Книга взлетела в топах бестселлеров. Видимо, она пришлась по вкусу как любителям детективов, так и обычных романов.

Пару месяцев меня даже узнавали в городе, но, слава богу, этот период быстро закончился. Новые книги вышли на рынок, новые писатели заняли место в утренних шоу и на страницах газет.

Свет рампы погас, и я с радостью вернулась к своей роли наблюдателя. Моей любимой привычной роли.

Меня нет в социальных сетях, и моя читательская аудитория определенно не подростки. И все же этот мальчик знает, кто я. Видимо, удивление отразилось на моем лице.

– Я часто зависаю в библиотеке, – поясняет Лео. – Читаю чертовски много. Так что я в теме.

Длинная челка падает на лицо. Он вскидывает голову, и за челкой открывается лоб, покрытый красными и белыми угрями.

– Надеюсь, я вам не помешал. Мы обычно не надоедаем соседям, просто я…

Я смотрю, как он убирает челку со лба, чтобы тут же позволить ей упасть снова. Бессознательная реакция на попадающие в глаза волосы и осознанное желание скрыть прыщи. Меня охватывает необъяснимое чувство.

– Ничего страшного, – говорю я. – Ты не помешал.

– Точно?

– Точно.

Он смотрит вниз на свои ноги в грязных белых кроссовках с плохо завязанными шнурками. Потом выпрямляется и смотрит на меня.

– Я тоже хочу стать писателем. Когда вырасту.

– Да? Как интересно.

Он пишет рассказы и короткие тексты, рассказывает Лео, вроде дневниковых записей. И много читает. Он показывает на рюкзак и объясняет, что там не только учебники, но и книги из библиотеки.

– Мне сложно выбрать, так что беру все подряд.

– Я тоже была такой, – отвечаю я. – Читала пять книг одновременно.

Лео смеется и спрашивает, что мои родители об этом думали. Я объясняю, что моя мама была точно такой же и что это от нее я унаследовала интерес к книгам. Лео опускает глаза, улыбка гаснет.

– Папа считает, что мне надо меньше читать и больше заниматься спортом. А парни в школе вообще не понимают, зачем читать, да еще и по собственной инициативе. Они говорят, что я ботан, который всегда…


Мальчик замолкает на середине фразы, приглаживает рукой челку и поправляет рюкзак.

– Ну мне, пожалуй…

Он говорит медленно, растягивая слова. Я хочу что-то сказать, но не знаю что, и момент упущен. Лео уже уходит.

– Оставляю вас в покое. До свидания, – говорит он.

– Удачи с рассказами. И скажи, если понадобится помощь.

Его зрачки расширяются.

– Правда? Круто! Спасибо!

Мы прощаемся, я закрываю дверь и прислоняюсь к ней спиной.

Зачем я сказала последнюю фразу? Зачем дала обещание, которое не смогу исполнить? Как я могу помочь кому-то, если сама едва держусь? И тут меня осеняет. Он сказал, что у него нет ключей и родителей нет дома. Что он будет делать? Ждать их под дверью? На улице холодно. Уже вечер, а одет он в одну легкую кофту.

Я терзаюсь сомнениями, но, когда берусь за ручку двери, на кухне звонит мобильный. Потом схожу проверю, там ли он, обещаю я себе и иду на кухню. Но стоит мне увидеть имя на дисплее, как я забываю обо всем. Все, включая Лео Сторма, мгновенно стирается из памяти. Одного имени, пяти обычных букв достаточно, чтобы вызвать во мне целую бурю эмоций. Потому что звонит любовь всей моей жизни. Мужчина, с которым я не разговаривала уже пять недель и два дня и по которому скучала каждую секунду. Петер.

Сколько гудков проходит, прежде чем я беру себя в руки? Два? Три? Пять? Не знаю, но когда я дрожащим пальцем нажимаю кнопку ответа, в трубке тихо. Дисплей гаснет, телефон в моей руке холодный и безжизненный.

Я опускаюсь на стул, вытягиваю руки, хватаюсь за столешницу. Я боюсь, что рухну. Рухну со стула, провалюсь сквозь пол вниз, в пустоту.





13




Филип Сторм выходит из дома ранним утром и замирает на пороге. Что-то кладет в портфель и поспешно идет прочь от дома. Те же начищенные ботинки, что и обычно. Прямая осанка, уверенная походка. За столом на кухне остается жена. Она смотрит в окно, на удаляющуюся спину мужа. Но в этом взгляде нет ни тени любви. Что-то есть в том, как она смотрит на него… Я кусаю ноготь и пытаюсь подобрать слова, чтобы выразить эмоции, написанные у нее на лице, но не могу. В голове туман после бессонной ночи. Всю ночь я бродила по дому, сортировала книги, пытаясь успокоить разбушевавшиеся мысли.

Мы договорились с Петером не общаться в те три месяца, что попробуем жить раздельно. Звонить разрешалось только в исключительных случаях. Или если кто-то из нас примет решение о том, что делать в будущем. Быть одному или вместе. Развод или воссоединение. Так прошел месяц. Но вчера Петер позвонил. Если, конечно, он действительно хотел позвонить, а не набрал номер по ошибке и бросил трубку.

Вопросы не давали мне покоя всю ночь. Меня бросало то в жар, то в холод. Я бродила по дому, пока не убедила себя, что это была ошибка, что не стоит так нервничать из-за какого-то пропущенного звонка. Не стоит питать напрасных надежд. Решив так, я погрузилась в тревожный сон без сновидений и проспала всего пару часов. И вот я сижу на кухне в халате со спутанными волосами, неспособная даже завтрак себе приготовить.

На этот раз из дома выходит жена. Вероника. Повернувшись ко мне спиной, она запирает дверь, но ее лицо стоит у меня перед глазами. Я зажмуриваюсь, и картинка становится четче. Я разглядываю каждую деталь так, словно она стоит передо мной. В глазах горит черное пламя, когда она провожает взглядом мужа. Гнев? Ненависть? Я открываю глаза и успеваю увидеть светлое пальто, исчезающее за поворотом. Она уходит, но неприятное ощущение внутри остается.

Я встаю, потягиваюсь, иду к холодильнику, передумываю, возвращаюсь к кухонному столу. Сажусь на стул, стучу пальцами по поверхности стола. Мне нужно чем-то занять себя, но до понедельника новых заказов не поступит. И на переводческом фронте тоже затишье. Я достаю ноутбук, открываю вчерашний текст, но буквы прыгают перед глазами, и желудок скручивается узлом.

Достаю телефон и держу в руке. Если бы только можно было послать Петеру сообщение… Написать о том, что я чувствую.

Без тебя я только оболочка, внутри которой пустота.

Нет! Я швыряю телефон, и он падает на пол. Стекло трескается, но телефон все еще работает. В отличие от меня, где трещина ушла глубоко внутрь.

Я снова встаю, иду в гостиную и начинаю переставлять книги, хотя сейчас день. Обессиленная, я засыпаю и просыпаюсь через пару часов от звонка сестры. По моему голосу слышно, что я спала, когда она позвонила, но я все равно все отрицаю. Вру, что давно уже на ногах, а голос охрип, потому что заболеваю.

Сестра замолкает, словно собираясь с силами перед тем, как сказать нечто важное. Мне кажется, что-то вроде нравоучения или разоблачения. Может, правду о Вальтере и его боулинге. Но потом раздаются голоса людей – сестра работает в офисе, и она прокашливается. Нейтральным тоном сообщает, что купила папе открытку и подписала нашими именами. Обычную открытку, без сердечек и шариков. Если я не возражаю, она отправит ее по пути с работы. Я не возражаю.

Снова сестра делает паузу и, понизив голос, спрашивает:

– Ты что-нибудь сегодня ела, Элена?

Я не успеваю ответить. Кто-то на заднем плане зовет сестру.

– Мне пора на совещание, – поспешно извиняется она. – Поговорим позже.

Я переворачиваюсь на другой бок и чувствую нарастающую тревогу. В пятницу сестра придет сюда. Я сама ее пригласила. Осталось всего три дня. Эта мысль выталкивает меня из постели. Я иду в гостиную и, стоя в дверях, оглядываю коричневые коробки с вещами. Единственный здесь предмет мебели, помимо книжного шкафа – потертый диван, отчего в комнате пусто и неуютно.

Я перехожу на кухню и продолжаю инспекцию. Два стула, шаткий стол, часы – вот и все. Пустые холодные стены. Куда ни глянешь – ни картины, ни цветочка. Сестра будет в ужасе. Я должна убедить ее в том, что со мной все в порядке. Значит, надо что-то с этим всем сделать до ее прихода. Часть меня не понимает, почему меня вообще волнуют такие тривиальные вещи. Другая напоминает, что нужно смотреть в будущее.

Через час, когда я возвращаюсь из цветочного магазина, сестра звонит снова. Я также зашла в местный продуктовый и решила, что для пятничного ужина придется поискать магазин побольше. Но это можно оставить на другой день. Собрав пакеты в одну руку, другой я прижимаю к уху телефон.

– Алло?

– Я хотела сказать еще одну вещь. Это касается…

Теперь вокруг нее тихо. Может, она в переговорной с закрытой дверью, чтобы ей на этот раз не мешали.

– Но я не знаю, как сказать… и по телефону ли…