Найдите Ребекку

— Да, герр рапортфюрер, деликатная и важная одновременно.

— Именно так. Это — один из крематориев, откуда вы будете забирать и репатриировать имущество. Есть еще три, и, вероятно, скоро станет еще больше. Похоже, у нас бесконечно много работы. — Кристофер повел Фридриха обратно к машине. — Ваш офис — последний в этом ряду, но со временем это может измениться.

Водитель поприветствовал Фридриха и раскрыл перед ним дверь. Кристофер заметил, что у него трясутся руки, и спрятал их в карманы. Сердце колотилось в груди, и он ударился головой о крышу машины, пока залезал. Фридрих, похоже, этого не заметил. Поездка на другой конец линии бараков заняла всего несколько секунд, и Фридрих болтал всю дорогу — что-то об ответственности и чести, но Кристофер его больше не слушал.

Машина остановилась в конце линии. Возможно, пешком получилось бы быстрее. Продолжая говорить на ходу, Фридрих поспешил к деревянной двери с большим стеклянным окном. Кристофер открыл ее перед ним. В комнате было еще три человека, они подняли взгляд. Фридрих провел его через помещение к двери частного кабинета. Стены занимали книжные полки с документами и папками, окно выходило на унылый дворик снаружи. Пустой деревянный стол с телефоном да стопкой бумаг в углу, за ним — большой сейф.

— Это будет ваш кабинет, хотя большую часть времени вы будете проводить в бараках и в крематории. — Они вернулись в помещение, где сидели другие работники. — Позвольте представить вам ваших помощников.

Трое мужчин встали.

— Это Карл Флик.

Дородный мужчина в очках сделал шаг вперед и пожал Кристоферу руку холодной, влажной ладонью.

— Это Вольфганг Брайтнер.

Брайтнер, маленький мужчина с большим носом, тоже шагнул вперед и с улыбкой поприветствовал Кристофера.

— А это Тони Мюллер. — Ему пожал руку высокий, серьезный мужчина.

— Добро пожаловать, герр оберштурмфюрер. Мы очень рады, что будем с вами работать, — сказал Мюллер. — Уверен, у вас много прекрасных задумок о том, как реорганизовать здесь отчетность.

— Да, — ответил Кристофер, с облегчением заметив, что его голос не дрожит. — Похоже, сегодня довольно спокойный день, так что нам нужно подготовиться к следующей поставке. Когда ее ожидать, герр рапортфюрер?

— Думаю, завтра, — ответил Фридрих, посмотрев на часы. — Мне пора. В конце рабочего дня люди покажут вам ваше жилье. Добро пожаловать в Аушвиц, герр Зелер.

Фридрих закрыл за собой дверь, и Кристофер оглядел своих новых коллег, своих подчиненных. Все они уже снова сели за столы и склонились над бумагами. Кристофер извинился, пошел в уборную в конце коридора и закрылся в самой дальней кабинке. Он просидел на унитазе, прижимая колени к груди, довольно долго.

Отсчитав десять минут, он вернулся в свой кабинет. Взял стопку бумаг в углу стола, разложил их перед собой и принялся читать. Судя по расчетам, через лагерь проходило огромное количество людей. Каждую неделю прибывало по много тысяч, но для работы на местных фабриках требовалось лишь около тридцати тысяч работников. В бараках основного лагеря могло разместиться только несколько тысяч. Кристофер никак не мог понять. Цифры не сходились. В столе лежали книги с суммами, «репатриированными» обратно в рейх, книги по рейхсмаркам, долларам, фунтам, лирам, песетам, франкам, русским рублям и по всем валютам, о которых он когда-либо слышал. Через лагерь текла река денег, и он должен был контролировать ее курс.

После работы коллеги отвели его в столовую. Порции были большие, и еда, в отличие от тренировочного лагеря СС, оказалась довольно неплохой. Он делил комнату с другим молодым офицером из лагерной охраны, Францем Ламом, дружелюбным молодым унтерштурмфюрером из Регенсбурга. Лам попытался уговорить его пойти погулять, познакомиться с другими членами СС, посмотреть на кинотеатр, театр или даже бордель, доступный охранникам.

— Да ладно тебе. Пойдем, выпьем. Если ты будешь рано ложиться перед каждой новой партией, то никогда с нами не погуляешь.

— Иди. Просто у меня сегодня первый день. Завтра вечером я со всеми познакомлюсь, обещаю.

Лам вернулся в три часа ночи, споткнулся о стол, стоявший посреди комнаты, и заснул там, где упал. Через несколько секунд комнату заполнил его храп. Кристофер не отреагировал — он не спал, один в темноте, и раздумывал, как найдет Ребекку в этом хаосе и смерти.





Глава 2




— Герр Зелер, пора просыпаться. Новая партия скоро будет здесь. Мы должны прибыть на станцию через полчаса, — сказал Флик.

От недосыпа у Кристофера отяжелели веки. Лам уже ушел, его запасная униформа висела на двери шкафа. На манжетах виднелись маленькие пятна крови. Кристофера передернуло, но он чувствовал, что за ним наблюдает Флик. Он встал и переоделся в униформу. Посмотрел на себя в зеркало, глубоко вздохнул, наблюдая, как расширяется и сжимается грудь. Поправил воротничок и вышел в коридор. Дожидавшийся Флик кивнул и вывел его на слабое утреннее солнце. Он протянул Кристоферу бумаги. На верхнем листе были написаны черным цифры на день. Прибывала новая партия из Лодзи. На документе стояла цифра 1200.

— Поляки, — сказал Флик. — Должны быть в прекрасном состоянии. Дорога совсем короткая. Вы уже бывали на селекции?

— На такой — нет.

— Мы просто стоим сзади и следим, чтобы позаботились о багаже. Его будет разгружать зондеркоманда. Ничего сложного. — Флик посмотрел на Кристофера сквозь толстые стекла очков: — Не беспокойтесь. Они знают, что у вас сегодня первый день. Это будет очень просто. Наша работа начнется потом.

— Да, спасибо, я уверен, что справлюсь. — Он протянул Флику документы и сложил руки за спиной.

Станция выглядела почти так же, как и любая другая, со знаками и расписанием, висящим на стене у платформы. В станционном здании было темно, и дверь была заперта. Возле платформы собрались и другие члены СС, некоторые из них — в белых пальто. Истощенные заключенные, куда более худые и слабые, чем он видел вчера, бегали вокруг, толкая трапы и закатывая на место телеги. Одному из них было так тяжело, что он почти касался телеги грудью, когда толкал ее. Кристофера изумляло, насколько быстро двигались изможденные узники. Эсэсовцы были повсюду. Большинство из них орало на заключенных, какофония криков смешивалась с лаем собак, которые, казалось, вот-вот сорвутся с поводков. Пришел поезд. Он ехал вдоль платформы. Кристофер посчитал вагоны. Цифры не сходились. Как тысяча двести человек может уместиться в таком маленьком поезде, предназначенном для перевозки скота? Когда поезд остановился, двери открылись, и крики эсэсовцев усилились, заглушив все звуки, кроме лая и рычания собак. Заключенные-евреи побежали открывать скотовозки и помогали людям сойти с поезда. Из вагонов вылезали растерянные мужчины и женщины, осматривались и бежали направо или налево. Их лица были измучены, губы плотно сжаты. Их сразу перехватывали эсэсовцы. Дети и старики падали на гравий. Одного старика пришлось выносить на руках. Несколько женщин держали на руках младенцев. Выходивших из вагонов людей выстраивали в две линии — мужчин в одну, женщин и детей в другую.

Вагоны опустели за несколько минут. Слышались плач женщин, разлученных с детьми, страшный собачий лай и неумолкающие крики эсэсовцев на немецком и польском. Кристофер глубоко вздохнул, не поддаваясь порыву закрыть лицо руками. Флик неподвижно стоял с ним рядом. Казалось, он скучает. Эсэсовцы зашли в поезд, подняв пистолеты. Из вагонов выбрасывали мертвые тела. Они падали на землю, словно мешки с палками, хрустя костями, и на коричневую грязь текла кровь. Прозвучал очередной выстрел, и наружу выкинули тело молодой девушки. У Кристофера внутри все похолодело, подкралась беспомощная паника. Эсэсовцы продолжали орать на людей, хотя селекция уже закончилась. Сформировалось две шеренги — молодых, здоровых на вид людей и остальных, стариков и детей. Молодых людей была одна или две сотни, и их увели прочь, в сторону лагеря. Остальных, не меньше тысячи, согнали в кучу, и крики эсэсовцев начали стихать.

Кристофер повернулся к Флику:

— Как часто приходят такие поставки?

— По-разному. Иногда несколько раз в неделю, иногда — несколько раз за день. Тогда начинается настоящая работа. Однажды…

Кристофер больше не слушал — его внимание привлек один человек. Он подошел ближе, совершенно не обращая внимания на Флика, не обращая внимания на остальных людей, дожидавшихся, пока их уведут. Он увидел женщину средних лет в ярком голубом платке, который казался неуместным в подобной обстановке. Она крепко прижимала к груди ребенка. Она плакала, но ребенок молчал. Брайтнер и Мюллер просматривали чемоданы, переброшенные заключенными из вагонов в телеги. Кристофер махнул Флику и направился в сторону Мюллера и Брайтнера. Эсэсовцы стали заметно спокойнее, встав по бокам колонны людей, которые ждали приказа. Но в глазах у пленников по-прежнему был ужас, и собаки были готовы рвануть вперед, если кто-нибудь выйдет из шеренги. Колонна двинулась в сторону Аушвица.

Позади прозвучал еще один выстрел, и Кристофер резко повернулся. Несколько эсэсовцев просматривали оставленные кучи одежды.


— Вот, пожалуйста, всегда хоть один, — сказал солдат, отбросив пальто и раскрыв дрожащего маленького мальчика, плакавшего по матери. Кристофер двинулся к нему, чтобы отвести к колонне. Эсэсовец вскинул винтовку и выстрелил ребенку прямо в лицо. Кристофер окаменел. Эсэсовец закинул винтовку, за ноги вытащил мальчика из кучи одежды и оставил его безжизненное тельце перед вагонами, вместе с остальными трупами. Кристофер с изумлением посмотрел на остальных охранников, ожидая какой-то реакции. Но они даже не обратили внимания на произошедшее. Кристофер пошел к Мюллеру и Брайтнеру. Он остановился в нескольких метрах, на безопасном расстоянии, чтобы они не смогли увидеть у него в глазах эмоций. Они поприветствовали его взглядами.

Они ждут приказа, сказал себе Кристофер, так прикажи им.

— За десять минут все эти чемоданы должны быть собраны и погружены, и одежда тоже. Хорошо? Остальные заключенные сами несут свои вещи в лагерь?

Мюллер искоса глянул на Брайтнера, а потом снова посмотрел на Кристофера:

— Нет, все чемоданы складываются здесь. Остальные вещи мы соберем, когда заключенные переоденутся для дезинфекции.

Кристофер пытался успокоиться, замедлить пульс. Колонны ушли.

— Герр оберштурмфюрер, возможно, вам следует направиться в раздевалки. Думаю, их ведут в третью, — сказал Мюллер.

— Разумеется. Герр Брайтнер, пожалуйста, пойдемте со мной. Думаю, доставку и уборку того, что осталось здесь, я могу поручить вам, герр Мюллер.

— Да, герр оберштурмфюрер, мы управимся в течение часа.

Кристофер не ответил. Брайтнер направился к поджидающей их машине. Кристофер сел на пассажирское сиденье, Брайтнер — за руль. Брайтнер следовал за колонной людей, идущих в Биркенау. Кристофер снова на долю секунды увидел женщину в голубом платке, но потом она смешалась с толпой.

Эсэсовцы уже ждали их с зондеркомандой — ее члены, сами заключенные, выстроились на краю двора. Здание, которое ему вчера показал Фридрих, возвышалось у них за спиной. У всех эсэсовцев были в руках дубинки. Чуть поодаль стояли офицеры, в том числе Фридрих. Вновь прибывшие дошли до двора. Большинство было в темной одежде, и все — с желтыми звездами Давида. Охранники в башнях, выходящих во двор, направили пулеметы на толпу.

— Герр оберштурмфюрер, познакомьтесь с главой зондеркоманды. Они будут исполнять ваши приказы. — Кристофер пошел за Брайтнером через двор, где люди собрались в большую толпу, говорящую на польском и идише. Настроение у заключенных значительно улучшилось благодаря поведению эсэсовцев, которые здесь вели себя с ними вежливо и спокойно, на их лицах сияли улыбки, а некоторые даже переговаривались и шутили с заключенными. Они спокойно направляли людей по двору, как полицейские. Один эсэсовец похлопал пожилого мужчину по спине и помог пройти. Люди переговаривались между собой. Они по-прежнему казались взволнованными и подозрительными. Фридрих и другие офицеры исчезли. Брайтнер подвел его к зондеркоманде, в нее входило около дюжины человек. Во главе строя стоял высокий красивый мужчина.

— Это Ян Шульц, глава зондеркоманды, работающей в крематории, — пояснил Брайтнер. Кристофер помнил, что руку протягивать не следует. — Эти люди разберут вещи, оставленные заключенными, и передадут их нам.

— Прекрасно, — сказал Кристофер, рассматривая строй мужчин, смотрящих вперед. У большинства были ссадины на лицах. — Работайте на совесть, и вам воздастся, — добавил он.

У него за спиной кто-то заговорил с людьми. Толпа умолкла. Все взгляды обратились на Фридриха, который, с двумя другими офицерами, стоял теперь на плоском багажнике фургона.

— Вы прибыли сюда, в Аушвиц-Биркенау, как важные элементы военного механизма рейха, — начал Фридрих. — Вы приехали сюда работать. Ваша работа почти так же важна, как труд отважных солдат, которые каждый день рискуют на фронте своими жизнями. Все, кто хочет работать, будут в безопасности и сыты. — Фридрих обратился к толпе по-немецки, и, хотя большинство понимало его, внизу стоял член зондеркоманды и переводил все на польский.

Офицер, стоявший слева от Фридриха, продолжил речь:

— Ваш путь сюда был довольно утомительным. Вы нужны этому лагерю и рейху. Прежде всего, мы хотим убедиться, что вы здоровы и готовы работать. Поэтому мы попросим вас принять душ и пройти дезинфекцию. Это очень важно ради вашего же здоровья и благополучия. Нельзя допустить, чтобы среди наших работников гуляли инфекции. — Люди в толпе улыбались и крепче прижимали к себе детей, переступая с ноги на ногу. На их лица возвращалась жизнь, недоверие разрушил свет надежды. Офицер продолжил: — После душа каждого ждет тарелка горячего супа.

Выступил вперед и заговорил третий офицер. Он указал на мужчину, стоявшего в переднем ряду:

— Вы, да-да, вы, какая у вас профессия?

Мужчина оказался плотником.

— О, прекрасно, плотники нам нужны, — ответил офицер. — Вы будете нам очень полезны. А вы чем занимаетесь?

— Я врач, — ответил другой мужчина.

— Отлично, в лагерной больнице очень нужны доктора. — Он умолк и оглядел толпу. — Если здесь есть еще врачи или медсестры, пожалуйста, сообщите мне об этом после душа, и я направлю вас туда, где особенно нуждаются в ваших умениях.

Фридрих снова выступил вперед.

— Нам нужны врачи, стоматологи, медсестры, механики, водопроводчики, электрики и любые мастера. Но неквалифицированные работники тоже нужны. У всех будет хорошо оплачиваемая работа. Рейху нужны все в нашей борьбе с угрозой большевизма. А теперь, пожалуйста, пройдите в раздевалку, вас направят охранники. Внутри повесьте одежду на пронумерованный крючок и обязательно запомните цифру. У нас всего одно помещение раздевалки, оно используется для обоих полов — прошу прощения за эту ситуацию, мы работаем над тем, чтобы ее исправить.

Обнадеженные люди с улыбками направились ко входу в здание с плоской крышей, в раздевалку. Кристофер снова увидел женщину в голубом платке. У нее был скорбный, покорный вид, совсем не как у остальных.

Когда все зашли внутрь, за ними последовала зондеркоманда и Кристофер. Люди раздевались и складывали одежду в аккуратные стопки, оставляя их под пронумерованными крючками, где висели пальто и куртки. Члены зондеркоманды повторяли указания, которые офицеры давали с машины, на этот раз на их родном языке. Люди подчинялись без сопротивления и возражений. Кристофер прошел вдоль рядов раздевающихся. Потом вышел на улицу, не желая смущать заключенных своим присутствием. Его охватило облегчение. Селекция была кошмаром, убийства людей в поезде — неописуемым ужасом, но это хотя бы закончилось, подумал он, выходя на почти совсем опустевший двор.

Оказавшись во дворе, Кристофер глубоко вздохнул. Потом заметил эсэсовцев на крыше здания. Офицеры ушли. Оставшиеся люди несли металлические канистры, на них были противогазы. У Кристофера в жилах похолодела кровь. Они не могут, не теперь, не после тех слов. Он поборол желание забежать обратно внутрь, предупредить узников. Теперь он уже ничего не сделает. Того, что скоро случится, не изменить. Его охватил ужас. Он огляделся, чтобы убедиться, что его никто не видит. Эсэсовцы продолжали привычное дело, в противогазах они напоминали насекомых, жужжащих на крыше, словно трутни. Они снимали крышки с узких металлических труб на крыше крематория и выливали туда содержимое канистр. Потом послышались крики — хор сотен отдельных голосов не могли сдержать слои кирпича и бетона. Во двор вернулись грузовики. Водители завели моторы, набирая обороты в надежде заглушить вопли. Но Кристофер все равно их слышал.

Мимо него с улыбкой прошел эсэсовец.

— Наверное, вода слишком горячая, — заметил он. — Евреям не нравится.

Эсэсовец пошел дальше, но Кристофер не мог сдвинуться с места. Ему понадобилось столько усилий, чтобы сдержаться, что онемело все тело. Он чувствовал униформу, словно вторую кожу, и провел ладонями по рукавам. Он опустил голову к груди, фуражка упала. Крики продолжались, но начали стихать. Он пытался думать о Джерси, о Ребекке, об их первой встрече, о чем угодно, лишь бы не об этом. Он задавался вопросом, не опоздал ли, не погибла ли она, как эти люди. Если она умерла, что ему делать здесь, в этом месте?





Глава 3





Остров Джерси, июнь 1924