Напряжение сходится
Часть 79 из 89 Информация о книге
Брови, нос, форма ушей… Он видел, как изгибалась в начале видео тень под зданием. Он видел душащие девушку тени рук – потому что знал, куда надо смотреть. И, как и положено главе древнего клана, он прекрасно знал проявления Силы Крови практически всех старейших семей на планете. А еще освобожденная Тинтайа не обратилась в полицию – и это служило еще одним доводом к заключению, что расследование, которое удовлетворит клан Аймара, уже завершено. – Мы попытались взять комментарии у великого князя Черниговского, срочно прибывшего в столицу из служебной командировки, – переводил юноша вслед за диктором. Картинка на экране вновь сменилась изображением подкопченной Кремлевской стены, вдоль которой в окружении охраны широким шагом шел невысокий мужчина в черном пальто с поднятым воротником, в роговых очках и с непокрытой головой. Охрана главным образом отталкивала протянутые к князю микрофоны и не давала подойти навалившимся журналистам. – Что за чушь! – отозвался князь на выпаленные репортером подозрения. А охранник, подавшийся в сторону представителя телеканала, решительно оттеснил того в сторону. – Мы проведем конференцию, – успокаивали голосом княжеского порученца взбудораженную жареным фактом журналистскую братию. – Реакция клана и нашего ведомства будет сообщена вам лично и в составе пресс-релиза! Завтра же, в восемнадцать часов. Да, в нашем комплексе на Тверской… Верно, мы его продали… Тогда в конференц-холле на Арбате. Но даже в нервном тоне говорившего не было этого спокойствия. Невозможно быть спокойным, шагая по руинам клановой твердыни – некогда символа несокрушимости и могущества рода. А ныне – просто горы битого кирпича и бетона. – Юноша, – задумчиво произнес Олланта, – а вот этот «Арбат» – это историческая часть города? – Именно так. Самый центр, – с готовностью уточнил он, переводя дух. – Мы намечаем план экскурсии, – переглянувшись с сыном, обаятельно улыбнулся патриарх клана. Глава 26 Еле слышно дребезжал компрессором морозильный ларь у витрины кафе придорожного мотеля. Хлопала входная дверь, впуская холод и водителей – в основном дальнобойщиков, фурами которых была заставлена парковка вдоль магистрали. Хотя их было не то чтобы очень много – половина столиков пустовали. Световой день продолжался, и большие машины старались преодолеть как можно больше километров, чтобы с темнотой замереть у аналогичного заведения, коих множество возле всякой трассы. Под левой ладонью проминался пластик одноразового стаканчика, заполненного горячим кофе из пакетика. В другой руке было мороженое, которое задумчиво вкушалось время от времени, пока изучались материалы и фотографии, разложенные на столе. Когда одна рука замерзала, кофе и мороженое менялись местами. За тысячу семьсот километров, отделявших Москву от Екатеринбурга, это было уже шестое по счету кафе. И шестой раз я смотрел на изображение аккуратного эркера усадьбы из белого кирпича, затерянной где-то под городом-миллионником. Некогда служившее загородным домом оборотистому купцу первой гильдии Зотову, приземистое двухэтажное сооружение, окруженное аллеями из разросшегося кустарника, находилось слишком далеко от границы мегаполиса, чтобы оказаться включенным в архитектурные реестры и список особо охраняемых построек. Тем более что и земля, и строение ныне продолжали быть частными – место проживания нынешнего владельца вело на юг страны, никак не ассоциируясь ни с Черниговскими, ни с негласной тюрьмой для одаренных. Сложно с гарантией сказать, когда там появился блокиратор, а подвалы обзавелись тюрьмами, пыточными и холодными ямами для несговорчивого люда. Время постройки относилось к концу восемнадцатого века – эпохе, когда новости доходили до столицы со скоростью почтовой кареты (если до того в содержимом почтового короба кто-нибудь не покопается и не изымет письмо). То есть все скандалы и происшествия оставались достоянием дальних городов, расследовались местными властями и практически никогда не становились темами для обсуждения властными лицами в Москве. Богатейшие земли Уральских гор находились в личной собственности государя, обрабатывающие производства – в ведении доверенных купцов, охрана и контроль над поставками и сбором налогов возложены на генерал-губернаторов. Но как это бывает на практике, в красивой внешне системе почти сразу же образовалась некая дисгармония, не учтенная столичными организаторами. Попросту денег и доходов у купцов было слишком много. Настолько, что можно не только отправлять в Москву больше запрашиваемого, получая великокняжеское одобрение и благосклонность, но и скупить всю местную власть – вплоть до самих генерал-губернаторов. Им, знаете ли, тоже было гораздо интереснее заработать на безбедную старость и поместье на юго-востоке Франции, чем мерзнуть девять месяцев в году, гоняясь за ватагами разбойников, браконьерами и беглыми с шахт, чтобы выслужить очередную медальку к памятной дате. Вскоре власть и деньги оказались в руках купцов – вовсе не благородных, лишенных Силы и герба, но достаточно наглых, чтобы этого вовсе не стесняться. Часть из них даже начали самостоятельно чеканить золотую и серебряную монету – сырье имелось на собственных производствах, штампы для монетных прессов запросто делали здешние умельцы, и полноводная река денег, которые не были учтены в казначейских записях, тихонечко менялась на службу одаренных наемников и артефакты – даже такие редкие, как блокираторы. Самое дело, чтобы бесследно пропасть недоброжелателям и завистникам, а то и особо честным столичным проверяющим, которые потом окажутся разорванными волками на пьяной охоте. Государь простит: всего-то дел – отправить ему на вагон серебра больше, заодно и попросить побольше кандальных, сославшись на естественную убыль… Так что и эта усадьба вполне могла оказаться одной из тюрем оборотистых купцов, которые попросту не обнаружило следствие – когда особо наглые и дерзкие выходки новых хозяев мира задели кого-то из родовитых и вести об уральских бесчинствах все-таки были донесены до государя. Расследование, грянувшее, как снег на голову, махом разрушило все планы генерал-губернаторов на жаркие юга, до конца жизни сменив их природами Крайнего Севера. Купцов же повесили, обернув все их накопления в пользу казны, а богатейшие особняки выставив на продажу – содержать их императору было дорого и незачем. Впрочем, даже в девятнадцатом веке министерство внутренних дел возглавляли князья Черниговские – так что могли утаить находку для себя, выкупив на имя верного человека. Вернее всего, и утаили. – Я искал это место целенаправленно, – говорил о нем еще на первой остановке Пашка, склонившись над столом и тайком демонстрируя фото. – Еще давно, два года назад. Он отчего-то решил отправиться вместе с нами – вроде как в доказательство того, что это не спланированная его старыми хозяевами ловушка. Будто мало его слова и клятв, или будто я считаю его бесчестным человеком, лишь залог жизни которого может служить гарантией. Странные вещи происходят у людей в головах, но иногда проще соглашаться, продолжая успокаивать и уверять, пока все-таки не проникнется пониманием того, что отношение мое к нему вовсе не изменилось. Я назвал его другом, и так будет до той поры, пока я сам не перестану так считать. – Я все тюрьмы клана старался держать в уме и отслеживать, – чуть нервно поежился он. – Первый раз как попал, за грехи княжича Антона, так понял, что надо что-то делать. Я вопросительно поднял бровь. – Мне же даже бежать оттуда нельзя было, – пояснил Пашка. – Клановая тюрьма, клановое наказание. Надо мной – клятвы. А там скверно, Максим, очень скверно – даже если только на пару дней. Да и люди служат… сложные… Иногда казалось, что-нибудь поднимет их – и разорвут голыми руками, наплевав на ранги и титулы. От того и отношение – особенно к одаренным. В общем, я тамошних надзирателей потом находил и подкармливал. Деньги там, услуги какие… Я ж не заключенный был в тот момент, да еще и свой человек, клановый – потому брали… Объяснялся с ними, что не я это человека сбил, а вину чужую избываю… Иногда и вину-то ложную приписывали, когда я Антона доставал запретами, а он от меня желал отделаться на пару дней. В общем, когда попал еще раз – уже легче было. Нормальный плед вместо дерюги, матрац без клопов, еда полной порцией, сотовый опять же. – А вот про это? – постучал я пальцем по фото, приближая разговор к цели. – Так меня из тюрьмы в тюрьму стали перекидывать, – поежился друг. – Кто-то настучал о моем хорошем содержании, вот и бросали каждый раз в новую. Я тогда месяца три потратил, чтобы создать связи вообще во всех тюрьмах, куда бы ни отправили. А их у клана только в Москве и Подмосковье шесть – своих и ведомственных. Но про эту, – указал он на изображение усадьбы, – уже Антон обмолвился. Я ведь тюрем бояться перестал и его угроз тоже. Отсутствие страха – оно ж сильнее всего чувствуется, когда чужую волю ломаешь. Нет у меня страха – и ему давить больше нечем. Бесится, но слушается. Так он один раз, пьяным, начал угрожать, что до конца жизни зароет меня под Екатеринбургом и никто никогда не найдет. С утра он уже и не вспомнил. А я расследование провел. Кроме фотографий были блеклые выкопировки архитектурных проектов времен постройки. Никаких планов пыточных и витиеватых надписей вроде: «Рубить головы тут», – с тогдашними буквами «ерь» и правилами орфографии. Но даже тогда строители следили за уровнем грунтовых вод и делали фундаменты под потребности клиентов – и ежели хочет он целый подземный этаж под припасы и глубокие погреба под квашеную капусту, то отчего ж не пойти навстречу, ежели оплачено… Проект некогда ушел в архив города, откуда с гарантией был изъят во времена расследования. Но оставалась еще копия самих архитекторов – модного в те времена столичного бюро, которому и заказывали усадьбы с дворцами уральские богатеи. Бюро, что интересно, существовало и по сей день – и уже оттуда проект был оцифрован заинтересованным деньгами клерком и перекинут Пашке, вместе с десятками иных. Не так и сложно, будучи молодым и богатым, выдавать себя во время звонка за того самого молодого и богатого – да вдобавок готовящего курсовой проект по зданиям той эпохи. – Не сразу, но нашлось, – продолжал Пашка. – В клане никто, понятное дело, подсказать не мог. Интересовался исподволь у надежных людей – они о таком даже знать не знают, а в Екатеринбурге у Черниговских пара заводов, да и все. Думаю, для того, чтобы причина была туда лететь. На сами заводы сначала думал, но они уже в черте города оба – цеха под аренду сдают. С одной стороны, проходимость высокая и посторонних людей много. С другой… Ну не думают так аристократы, Максим, – помассировал он себе виски, – им усадьбу тайную подавай, уединение и комфорт. А тут – трубу прорвет, так ползавода могут запросто перекопать. Я потому усадьбу и искал. – Не засекли тебя за поисками? – поинтересовался я. – Я под вассальной клятвой был мало кому интересен, – пожал он плечами. – Антон всякое иногда рассказывал, уже за это могли уничтожить. Но кто-то же должен был его слушать. Да и занимался я поисками не так чтобы долго. Там моего интереса все равно нет – кто туда попадет, уже оттуда не вернется. «А если даже найдут – то привязать найденное место к князьям Черниговским будет ой как сложно…» – добавил я про себя. Слова Пашки подтверждались средствами объективного контроля – Москву в тот день покинуло множество самолетов и вертолетов, но у Артема весьма кстати оставался должник в генералитете служб, ведущих за этим делом тщательный контроль. И тот с радостью согласился на списание этого долга – за небольшое отклонение от должностных инструкций: закрытая информация по номерам бортов, их принадлежности, точке вылета и приземления была оперативно передана нам, получена и обработана. В интересующий нас интервал времени спасательный борт МВД проследовал во Владимир по служебному заданию, но приборы слежения отметили продолжение полета – о чем службе было попросту некому и незачем докладывать. Завершился же полет аккурат в Екатеринбурге. На третий просмотр фотографии были дополнены еще и спутниковыми снимками, а также выкладками уже моих аналитиков, задача которым была поставлена копать только по поверхностным источникам, чтобы не тронуть наверняка расставленные службой безопасности противника сигнальные маячки. Пристальное внимание к иным объектам легко отслеживается, а задача поставлена – выиграть время, пока враг не знает о нашей осведомленности. Иначе Нику просто увезут куда-то еще. Сложно быть в режиме догоняющих, когда у противника – вертолет. Проследовать же за ними по воздуху не представлялось возможным – виной тому последствия особо громкого стука в дверь клановой башни, отразившегося эхом блокировки полетов над Москвой и областью. Да и к цели гораздо лучше подкрадываться, выбрав неприметные автомобили без гербов в номерах, чем объявлять о себе в полный голос, под шум вертолетных лопастей падая на объект с неба. Как бы не оказалось там системы самоподрыва… И еще лучше добираться до цели одному. Максимум – вдвоем. Но никак не в компании из восьми человек на трех машинах. Но соседний столик занимала Аймара Инка, мрачно хлебавшая жидковатый борщ. Она все еще верила, что совсем скоро меня убьют, и очень хотела при этом присутствовать. И меню придорожных кафе вместе с неспокойным сном в автомобильном кресле только усиливали это желание. Рядом с ней сидела Го Дейю, разглядывающая содержимое своей тарелки с видом опытного алхимика, обнаружившего новый сорт ядреной отравы. На ее запястье по-прежнему находился браслет-противоядие, но все же так сильно рисковать она явно не собиралась. За соседним столиком деловито насыщался пюре и котлетами Федор. В меню не было пюре и котлет, но об умении брата устраиваться в жизни я уже говорил. По бокам от него сидела охрана, зорко контролировавшая вход, окна и содержимое тарелки Дейю – потому что… мало ли что. За моим же столом устало поклевывал головой Пашка – он слишком привык за прошедшие годы к ночной жизни, из-за чего был неприлично бодр ночью, будучи за рулем, но сейчас его отчаянно клонило в сон. Кушать он себе не брал, ограничившись бутербродами с кофе на прошлой заправке. К слову, он предлагал это всем, но все отчего-то желали «нормальной еды», которая с удалением от столицы все больше превращалась в «горячая же, что вам не нравится?». Наверняка были отличные заведения, где можно поесть вкусно и за разумные деньги, но в них непременно имелся телевизор, что меня категорически не устраивало. По тем самым причинам, по которым Артем медленно расхаживал с сотовым телефоном вдоль стены, вслушиваясь в вести из Москвы и давая ценные рекомендации. Он, собственно, тоже был тут. Телефон у княжича был особенный – связанный с родным домом так прихотливо, что отследить его не было никакой возможности. Попытки в свое время выяснить, как все это работает, обернулись счетом на крупную сумму за выжженное оборудование. Денег хватало попробовать еще, но они догадались взять обещание больше так не делать. Завершив разговор, Артем с мрачным видом присел за мой стол и положил телефон на столешницу, взяв взамен изрядно подостывший чай. – Иногда я начинаю думать, что сказанное тобой о Нике – бред. Что ты просто заигрался и потерял свою девушку, – выразил он свое неудовольствие между двумя крошечными глотками напитка. – Изначальный план был неплох. Теперь его нет, – покосился я на Пашку, клевавшего носом и вряд ли прислушивавшегося к нашей беседе. – Разве нужно иное доказательство? – А может, она просто женщина? – искренне спросил Артем. – Это, знаешь ли, их природное свойство – рушить планы. И никакой мистики. – В большинстве своем они предсказуемы, – дернул я плечом и покосился на соседний столик. – Например, наша заморская гостья сейчас жаждет мороженое, но знает, что сейчас холодно и оно вредно. Но его ем я, и ее желание обладать пломбиром переходит в тихую ненависть ко мне лично. – Ты скупил весь пломбир в кафе. – Это называется сужение вероятностей будущего. В ином случае она бы купила себе мороженое и, быть может, успокоилась. Но теперь у нее нет иного выхода, кроме раздражения и злости. – Радуйся, тебя ненавидят сейчас очень и очень многие. – Это очень хорошо, – спокойно ответил я и вновь тронул зубами пломбир – под пристальным и раздраженным вниманием Инки. – Как вообще можно планировать в том бардаке, который ты создал? Москва ходит на ушах, на мой номер телефона выходят личности, которые очень неохотно выслушивают, что в гробу я тебя видел. И это хорошо, что я действительно видел тебя в гробу и могу не врать! Детские игры бывают иногда очень полезны – особенно в вампиров, имея в антураже оббитый бархатом гроб, осиновые колья и темный подвал. Вот я тоже могу поклясться, что в гробу видел княжича Шуйского – и кто-то даже поведется. – Какие новости? – меланхолично уточнил я. – С тобой хотят побеседовать в ИСБ. Парой остановок раньше меня хотели объявить в розыск, а до того – вообще на всякий случай объявить врагом народа и установить награду за голову. Но опытные юристы довольно быстро уняли самых горячих, деликатно поправляя слишком яркие призывы и заставляя ссылками на законы переформулировать одиозные выражения. Так «виновник» быстро снизился до «подозреваемого», а там и временно стал «свидетелем». Потому что стоять на пристани и смотреть на ночной Кремль – это еще не есть преступление, уважаемые господа. А на ваших осколках снарядов вообще нацарапано: «Последний довод 4А», – вот и ищите эту «Четверку апокалипсиса» или как еще расшифровывается название этой террористической группы… Хотя как можно сравнивать всадников апокалипсиса с разрушительной силой четвертого «а» класса, в котором тогда учился Федор… – Пусть хотят, – пригубил я кофе и откусил мороженое. – Извини. Что-то еще? Зубы отозвались холодком и ломотой, наверняка вредными, но очень приятными. – К Игорю приходили на телеканал с ордером на обыск. Вооруженный спецназ, приставы, полиция. – Следовало ожидать, – вздохнул я. – С ним все в порядке? – С ним – да, – нахмурился Артем. – С телеканалом тоже. Спецназ он спустил с лестницы, полиция и приставы утерлись княжескими правами. Вещание продолжается. – Это хорошо. – Что именно? То, что твой друг вынужден рисковать своим именем и статусом из-за тебя? – Вынужден? – бросил я оценивающий взгляд. – Это все-таки Игорь, – буркнул Артем. – У него будут проблемы. Информация по Черниговским слишком жесткая. Его не поддержит семья. – Значит, поддержу я. – Для этого ты должен хотя бы остаться в живых. – Активно занят этим. Вон даже местный борщ не ем. – Это все слишком легкомысленно!.. – схватился он за голову. – Ты хоть представляешь реакцию твоего и моего деда, когда им наконец доложат? – Ну, часа два они будут мучительно вспоминать, как же это они снесли Тайницкую башню…. Затем еще час станут отмечать тот факт, что это давно надо было сделать. – А потом?