Наследница Асторгрейна. Книга 1

– Если я устрою потоп, то вряд ли это поможет, – язвительно заметила я.

– За что Двуликий послал мне такое наказание! За какие грехи! В тебе же нет ни капли сочувствия или жалости, и ты упряма, как ослица! – будто плюнула она мне в лицо.

Я отшатнулась. Обидно слышать такие слова от собственной матери, но она права. Упрямство, точнее упорство, отличительная черта моего характера. А еще прямолинейность и острый язык.

– Жалость унижает санхейо! – бросила я в ответ фразу из кодекса нашей несуществующей армии. – Пожалеть можно калеку, посочувствовать вдове, а наша Шайель ни к тем, ни к другим не относится.

С этими словами я развернулась и взбежала по лестнице в свою комнату. Глаза застилали злые слезы.

Вот так всегда, стоит лишь Шайель упасть, удариться или поцарапать пальчик, как вокруг нее тут же начинает виться мать, ну прямо как волчица над своим детенышем. А я? Стоило мне в детстве заплакать, как я тут же слышала злой окрик: "Закрой рот и не реви! Считаю до трех: раз, два…"– и я замолкала, давя в себе боль и слезы, потому что знала, на счет "три" получу по губам.

Раньше я ломала голову: почему? А став постарше решила, что это из-за моей внешности. Шайель копия матери, а я… Даже не знаю, на кого я похожа.

Слишком высокая, выше некоторых эйров, волосы непонятного мышиного цвета, да еще и вьются мелким бесом, а лицо…

Захлопнув за спиной дверь своей спальни, я медленно приблизилась к зеркалу и взглянула правде в глаза: да нет, я не урод, но и особой красоты во мне тоже не найдешь. У всех женщин санхейо лицо – идеальный овал. Глаза большие, круглые, мягкий подбородок, маленький рот. У меня все не так: лицо сердечком, высокие скулы, кожа цвета светлой амбры, узкий подбородок, а глаза вытянуты к вискам. И еще, у санхейо не бывает таких ярких зеленых глаз. Либо карие, либо синие. И в их глазах светится мягкость и покорность, а в моих – мятеж. Трудно быть не такой как все.

Никто не знал, зачем даханнам наши девушки по той простой причине, что еще никто не вернулся оттуда и не рассказал. Но одно было известно точно: даханны и санхейо несовместимы. Нас с детства учили, что никакой связи между нами быть не может, причем учили сами даханны, взявшие в свои руки не только все государственные посты, но и образование. Вот и ширились домыслы, один другого страшней и таинственней. Поговаривали даже, что избранных приносят в жертву, используют в ритуалах, а то и вообще съедают живьем. Даханны в нашем понимании были чудовищами, олицетворенным злом, а бедные эйрины – жертвенными агнцами, идущими на заклание.

И вот теперь одним из этих агнцев стала моя сестра. А я даже не нашла в себе сил поддержать ее. Права была мать, я бездушная сволочь, завистливая и жестокая…



***



Утро ознаменовалось приходом эйры Магролис. Дайна была моей сверстницей, но в отличие от меня имела мужа и троих детей. Выглядела она как идеальная санхейо: невысокая, с округлой женственной фигурой и милыми ямочками на щеках. У нее были голубые глаза и роскошные черные волосы, которые она укладывала короной.

Я как раз хозяйничала на кухне, растапливая очаг, когда заметила движение на улице: кухонное окно выходило как раз к воротам. Я увидела, как Дайна на секунду замешкалась у ограды, а потом решительно толкнула калитку и направилась к нашему дому, неся на руках крошечную двухлетнюю дочь.

– Дайна? – я поспешила выйти ей навстречу. – Что тебя привело?

– Виель! – она будто выдохнула с облегчением и спустила малышку на землю. – Мать дома?

Я пожала плечами:

– Разве ты не знаешь? Еще на рассвете в храм отправилась и Шайель с собой потянула. А зачем она тебе?

Дайна окинула меня напряженным взглядом и, понизив голос, произнесла:

– К вам ведь тоже вчера приходили даханны?

– Ну да… прислали приказ родителям доставить Шайель в Эрливейл. А почему ты спрашиваешь?

– Рини… ее тоже забирают.

От изумления я раскрыла рот и неприлично вытаращилась на подругу.

– Да ты что! Ей же всего тринадцать! Что они с ней делать будут?

– Не знаю, – Дайна всхлипнула и как-то по-детски шмыгнула носом, – мать от горя слегла, отец не знает, за что хвататься… Рини со вчерашнего дня рыдает не переставая, Айюль и Мирах бродят как неприкаянные, а я разрываюсь между двух домов. Просто кошмар какой-то!

Я неловко обняла ее, позволяя уткнуться носом мне в плечо и всласть порыдать. Маленькая девочка разревелась за компанию с матерью и настойчиво дергала меня за подол.

– Так, – решительно оборвала я этот потоп, – идем-ка со мной. Я заварю нам чайку, и мы обо всем спокойно поговорим.





Глава 3





Пока я носилась по кухне как угорелая, готовя завтрак, Дайна заварила нам чай и сунула в руки малышке вчерашний пряник. Наконец, я закончила последние приготовления, рухнула на табурет и перевела взгляд на большие часы с маятником и кукушкой, висевшие над кухонным столом. Половина десятого. Утренняя служба заканчивается в десять, плюс дорога… что ж, у меня есть почти час для того, чтобы спокойно посидеть за чашкой чая.

– Рассказывай.

История Дайны оказалась простой и трагичной, как и сотни других в нашем поселке.

Вчера явились даханны. Они не вошли во двор и даже не спешились, только один, тот, что нес послание, подошел к воротам эйра Рувейниса и постучал. Во дворе в это время играли дети. Увидев закутанного в плащ огромного незнакомца, да еще с маской на лице, они бросились врассыпную, будто стайка мальков. На крики вышел отец.


Даханн лишь назвал его имя, причем, не спрашивая, а утверждая, а потом передал серебристый тубус с багровой печатью. Послание до вечера пылилось на полке: отец боялся его открывать, а мать, едва увидев, потеряла сознание. Но, в конце концов, пришлось это сделать, ведь всем давно было ясно: с даханнами шутки плохи.

Внутри футляра оказался свиток со стандартной формулировкой, такой же, как у нас, лишь имена были изменены. Складывалось ощущение, что эти приказы писались под копирку, но вот подпись и печать императора были настоящими.

Услышав свое имя, младшая сестра Дайны закатила истерику и даже порывалась наложить на себя руки. Старший брат вовремя поймал глупую девчонку, когда та собиралась прыгнуть с балкона в розовые кусты. Хотя, думаю зря, я бы еще и подтолкнула: погибнуть бы не погибла, но вот зад бы исцарапала. В общем, в доме эйра Рувейниса в эту ночь не спал никто, а за ужином, когда мать не смогла подняться из-за стола, послали за Дайной.

Муж Дайны – эйр Магролис – был весьма недоволен сложившимся положением. Мало того, что жена ночевала в доме родителей, так еще и целый день там пропадает, оставив собственных детей на его попечении. Нужно в лес идти, силки расставить, проверить сети в заливе, да мало ли у мужчин забот! Когда жена не явилась к завтраку, он просто привел ей детей и сказал, что идет на охоту с ночевкой.

Рассказывая об этом, Дайна вновь зарыдала, а я не могла подобрать правильных слов, чтобы ее утешить. Ну да, наши мужчины столь ценимы, что с каждым поколением все больше и больше превращаются в эгоистов. Единственный сын в семье, маленький идол для матери и сестер, он и жену такую же ищет, чтобы смотрела на него с восхищением, ловила каждое слово и ни в коем случае не перечила. А если что не так, то можно снять с жены пояс принадлежности и искать другую, более покладистую. Вон их сколько по селу ходит.



Одна проблема: каждый год к даханнам отправлялись те, что только-только входили в брачный возраст, даже не девушки – девочки-подростки. Даханны брали лишь девственниц. Замужние, разведенные и вдовы их не интересовали. Вот и приходилось нашим эйрам жениться на четырнадцатилетних: чуть замешкаешься – и твоей невесте придет серебряный тубус с багровой печатью. А подходит она – не подходит, любит – не любит, это уже дело десятое. Стерпится – слюбится, так, кажется, говорят?

– Шайель тоже вчера плакала, – я еле сдержала тоскливый вздох. Интересно, если бы в свитке стояло мое имя, мама бы тоже расстроилась? Или просто сказала бы, что такова моя судьба, как она это обычно говорит? Жаль, что отец пропал, мне его не хватает…

– Когда вы отправляетесь?

– Завтра, наверное. До Эрливейла два дня пути. Отца нет, придется бросать дом и ехать с ними. Последнее время у матери на уме одни молитвы и пожертвования. Все сбережения сносит в храм, думает, Двуликий вернет нам отца.

Голос сорвался. Я замолчала и подняла лицо вверх, не давая скатиться не прошеным слезам. Дайна сочувственно похлопала меня по руке:

– Не переживай, все образуется.

– Я уже в этом не уверена, – пробормотала я. – Мне кажется, что это фанатизм, а не вера. Можешь себе представить, нам даже ужинать пришлось без хлеба. Она все деньги оставила в храме.

– А Шайель? Она же с матерью ходит.

Я хмыкнула.

– Шайель ребенок. Вздорный, капризный, но ребенок. С тех пор, как пропал отец, мать не спускала с нее глаз, будто боялась, что и она пропадет… А тут этот приказ. Она вчера так плакала… а я даже пожалеть ее не смогла…

Дайна обошла вокруг стола и крепко меня обняла.

– Держись.

Ее малышка, весело болтая ногами, грызла пряник и довольно улыбалась.

Я отстранилась, беря себя в руки после минутной слабости. Тайком вытерла слезы и уже спокойно спросила:

– Ты же не просто поплакаться пришла?

– Нет. Хочу, чтобы Рини вы взяли с собой. Ее сопровождать некому. Да и не на чем. Наша лошадь только вчера ожеребилась, рано ее в повозку запрягать.

– А что же отец?

– Что отец… ты же знаешь, у ткача целый день за станком. Руки болят, спину ломит, но он пока держится. Последнее время зрение стало сдавать, но он не признается. Зарисовывает схемы узоров, учит Мираха… Виель, у него заказ горит! Если за пять дней не сдаст, заказчик снимет тридцать процентов, а нам эти деньги ой как нужны…

– Я поняла.

Я нагнула голову, пряча лицо. Взять Рини с собой? Везти двух взбалмошных девчонок и бормочущую молитвы мать? Такое и врагу не пожелаешь. Сомневаюсь, что я справлюсь с ними по отдельности, не говоря о том, чтобы вместе.

Но отказать подруге тоже не могу. Отец ее – золотой человек, столько раз выручал нас деньгами, когда в межсезонье рыба уходила на нерест к берегам островов, и рыбаки день за днем возвращались с пустыми сетями. Теперь ему нужна помощь. Сопроводить в порт его дочь – самое меньшее, чем я могу отплатить за его доброту.

– Значит, эйр Магролис отказался, – задумчиво пробормотала я.

Дайна покраснела.

– Ви… Не думай о нем плохо. Просто у него сложный характер.

Я лишь головой покачала. Не хочу ссориться с подругой и доказывать ей, что ее благоверный законченный эгоист. Еще решит, что я ей завидую.

– Ладно. Проследи, чтобы Рини была готова завтра с рассветом. Мы заберем ее по дороге.



***



На следующее утро, едва рассвело, с нашего двора выехал легкий кабриолет – одноосная повозка со складывающейся крышей – запряженный единственной в хозяйстве лошадью. Он лет десять пылился в каретном сарае, ведь в наших местах перестали путешествовать, устраивать ярмарки и отмечать праздники. А до ближайшего города отец предпочитал добираться на телеге, говорил, что кабриолет рыбой провоняет, если он в нем будет улов возить. Все надеялся, что удастся продать это чудо каретостроения, когда срочно понадобятся деньги.

Вчера я с самого обеда и до темноты драила его с мылом, отмывала от пыли и грязи, штопала разорванную в нескольких местах парусиновую крышу. А что мне еще оставалось? Ехать в Эрливейл в провонявшей рыбой телеге? Боюсь, я не настолько самоотверженна. Уж лучше потратить несколько часов своего труда, зато потом путешествовать с комфортом.