Не дареный подарок. Морра

— Морра!

Занятие на вечер нашло меня само: Атави в компании трех одногруппников спешила ко мне по коридору.

— Пошли с нами.

— А… куда?

— В город. Завтра выходные, будем праздновать, — подал голос Тэваль.

— Праздновать наступление выходных?

Мой скептический настрой не смог смутить жаждущих праздника студентов.

— Не будем забывать, что сегодня еще и стипендия пришла, — снисходительно улыбнулся Тэваль.

— Вот уж да, это повод, — закатила глаза я. Идти не очень хотелось, но делать все равно было нечего. — Ладно, я с вами.

В конце концов, Илис мне только с Наей в город выходить запретил, о других он ничего не говорил.

Не знала я еще тогда, на что подписалась. Это только вскользь, со стороны такие отмечания выглядели веселыми и действительно праздничными. На самом деле все оказалось не так радужно.

В теплой и чистой таверне, куда меня притащили подкованные в этом деле однокурсники, было довольно уютно. Улыбчивая подавальщица быстро принесла заказ, не забыв пузатый кувшин, из которого тонко пахло ягодами.

Пока я с аппетитом поедала принесенные ребрышки, остальные в предвкушении разливали брагу. Ко мне придвинули полную до краев стопку, требовательно глядя в глаза.

Я, как рагра ученая и уже один раз в попойке участвовавшая, попыталась откосить, но Атави — не Ная, она зорко следила за каждым моим движением и очень неодобрительно шипела, когда я, отрываясь от коллектива, пыталась поставить на стол едва ли на треть опустошенную емкость.

Приходилось пить.

К концу второго кувшина я уже не заставляла вливать в себя крепленое пойло с легким ягодным послевкусием, оно вливалось само.

На третьем кувшине кто-то предложил пойти в старый парк, покататься на льду. Если учесть, что лед там можно было найти только в фонтанах, предложение выглядело странным, но мы его отчего-то поддержали. Пьяный энтузиазм — поистине страшная вещь.

Как мы добирались до парка, я не помнила, и, наверное, хорошо. Если судить по моему заснеженному виду, по дороге я раза четыре точно побывала в сугробе. Хотя вид такой же присыпанной снегом Атави наталкивал на подозрительные мысли о том, что в сугробы я не падала, что меня в них роняли.

Приобняв за плечи, Тэваль горячо дышал мне в волосы.

— Скажи мне, Морра, умеешь ли ты кататься на коньках?

— Неа.

— А хочешь — научу? — предложил он, утягивая меня к фонтану.

— У тебя есть коньки?

Мысли разбегались, одновременно хотелось немного полежать и куда-то бежать.

— Нету, — признался Тэваль грустно и тут же взбодрился: — Но мы так, без них попробуем.

Одернув на мне курточку, он перебросил на слегка хрустнувший лед сначала меня, а потом забрался сам. Атави чуть позади втолковывала кому-то, что она в состоянии понять, чего ей хочется. Сейчас ей хотелось по пояс в снегу скакать под деревом, в надежде дотянуться до большой сосульки, завлекательно свисавшей с толстой ветки.

— Давай.

Мне протянули руки, предлагая за себя ухватиться. Ноги разъезжались, и я охотно повисла на своем нежданном учителе. Тэваль пошатнулся, едва не свалившись на лед.

— Забыл сказать, — вдруг улыбнулся он, — я на коньках стоял четыре раза в жизни. И каждый раз не обходился без травм.

— Э…

Выпустив из рук ненадежную, как оказалось, опору и пообещав ему травмы и в этот раз, я — добрых пятнадцать минут гоняла ржущего — студента по льду, слушая его возмущенный хруст. Самым обидным было то, что я умудрилась упасть раз десять, в то время как Тэваль уверенно держался на ногах. Четыре раза на коньках сыграли свое дело: достать его я так и не — смогла.

Разочаровалась в жизни и отказалась развлекать парня и дальше. Через бортик, обратно на твердую и, что самое главное, не скользкую дорожку я выбиралась с чувством неутоленного праведного негодования.

Атави прижимала к груди вожделенную сосульку, остальные студенты лениво развалились на скамейке, с философскими выражениями лиц разглядывая небо. Тэваль продолжал нарезать круги по льду.

Когда мы только пришли, вспугнув одинокую ворону, здесь никого не было, но стоило выбраться из фонтана, как кто-то помог мне подняться на ноги, больно сжимая запястья.

Мужчина. Незнакомый, угрюмый, с тяжелым взглядом карих до красноватого оттенка глаз и тонкими нитями белых шрамов, хорошо различимыми на смуглой коже. Длинные, черные волосы скрывали уши и острые скулы, теряясь в складках шерстяного шарфа. Подбитый волком плащ скрадывал фигуру.

Руки без перчаток, холодные и слишком жесткие, крепко держали мои запястья.

— Пойдем со мной, — велел он, пытаясь увлечь за собой по узкой, плохо утоптанной тропинке.


— Простите, но мне запретили ходить с незнакомыми людьми…

— Кто же?

— Моя склонная к необоснованной агрессии совесть, — честно призналась я, представив, как бы скривился Илис, услышав такое описание себя любимого.

— Не важно. Идем, — меня снова потянули к тропинке.

Я попыталась вырваться, возмущенно косясь на одногруппников. Никто и не заметил, что я оказалась в столь неприятной ситуации.

— Отпусти ребенка, — раздался вкрадчивый голос за спиной.

Шагов я не слышала и вздрогнула, когда на плечи легли затянутые в перчатки ладони. Не имея понятия, откуда здесь взялся Кадай, я все равно была просто счастлива его видеть. Едва ли раньше я хоть раз так же ему радовалась.

— Не стоит, — сухо сказал мужик, — на меня это не действует.

Кадай за спиной напрягся, крепче сжимая мои плечи.

— Нечисть?

Мужик усмехнулся, подтверждая подозрение аспида.

— Кто?

— А ты догадайся, — предложил этот неприятный тип.

Кадай хмыкнул и обратился ко мне:

— Я как только тебя в сугробе на Глинной улице увидел, понял, что не к добру это. Не ошибся, как видишь.

Незнакомая, но явно враждебно настроенная нечисть нахмурилась.

— Просто отдай ее мне и уходи.

— Не могу, — грустно вздохнул Кадай, — я к ней привязался.

Карие глаза чуть выцвели, красный оттенок стал заметнее, черный зрачок зло затлел. Я почувствовала, как сердце сжимается от страха.

— Кадай, это был он. Там, в подвале, точно он.

— Людоед? — хмыкнул аспид.

— Тебе ли меня осуждать? — огрызнулся мужик. — Сам каким образом силу в этом теле открыл?

— Чего? — обернулась я к побледневшему — Кадаю.

— Не слушай его.

— Расскажи ей, — усмехнулся этот тип, потянув меня на себя.

Аспид даже не думал отпускать, и несколько секунд меня просто тянули в разные стороны, обмениваясь напряженными взглядами.

— Это не твое дело.

— Не ты ли меня людоедом назвал? — нехорошо оскалился мужик, опустив взгляд на меня. — Скажи-ка, знаешь ли ты, как нечисть в человеческом теле может открыть в себе силу?

Я отрицательно покачала головой, затаив дыхание и ожидая продолжения.

— О, это достаточно просто, — оскал стал шире, кровожаднее, что ли, — всего лишь одно сердце мага, вырванное из груди, может решить эту проблему.

— Что?

Кадай резко дернул меня назад, но этот странный тип и не думал расслабляться, продолжая сжимать мои руки с болезненной силой.

— Еще теплое, совсем недавно бьющееся сердце мага, с не успевшим разрушиться центральным узлом магических нитей, поможет снять ограничения, наложенные на тело нечисти после превращения в человека. — В его глазах плескалось кровавое море. — Сердце нужно просто съесть. Разумеется, человеческие зубы не предназначены для того, чтобы рвать сердечные мышцы, но если есть желание, то справиться можно.

Меня передернуло от сказанного, закаменевший за спиной аспид чуть вздрогнул, сильнее вцепившись в меня.

— Там, в подвале, вы этот барьер снимали?

Руки аспида, лежавшие на плечах, дарили спокойствие, и я даже не дрожала почти, глядя в глаза этому существу.

— Нет, первое сердце я съел почти восемь лет назад, — поморщился он, поглядывая на студентов, так до сих пор и не обративших на нас внимание. — Но, знаешь, попробовав однажды, уже сложно остановиться.

— Вот именно потому хищников-людоедов во все времена убивали, — хрипло заметил — Кадай.