Не оставляй меня
Часть 49 из 67 Информация о книге
Джона поигрывал вилкой, его взгляд метнулся к Тео, а затем опустился на тарелку. – Итак, Эме Такамура – куратор галереи… Она говорит, что Дейл Чихули попытается придти на открытие моей инсталляции. Рука Беверли метнулась к груди. – Неужели? Милый, это замечательная новость. – Замечательно, – сказал Генри, – молодец, сынок. Джона откинулся на спинку стула. – Ну, подождите, он же не сказал, что придет. Только то, что он попытается. – И все-таки, он же подумает об этом, – сказал Генри, – это значит, что он обратил внимание на твою работу. – Наверное, – сказал Джона. – Это чертовски круто, – сказал Тео, – лучше бы ему явиться. Будет полным идиотом, если не придет. В кои-то веки его речь не была предостерегающей. Братья обменялись еще одним напряженным взглядом, и я поймала себя на том, что улыбаюсь, словно стала переводчиком их невысказанных разговоров. – У Тео хорошие новости, – сказал Джона. – Одного из его клиентов собираются сфотографировать для журнала Inked. Его укажут как автора дизайна. Едва заметная улыбка мелькнула на губах Тео. – Это замечательно, – сказала Беверли. – Загрязнение тела, вот что это такое, – сказал Генри. Джона с силой поставил пустую бутылку на стол. – Господи, папа. Я откинулась на спинку стула, борясь с желанием прикрыть татуировки на голых руках. – Что? – сказал Генри. – Никто не является большим поклонником талантов моих сыновей, чем я. Тео исключительный художник, но у меня в голове не укладывается, как можно всю жизнь рисовать на других людях. – Потому что это искусство, – ответил Тео. – Это искусство, которое люди носят на себе. И когда я открою свою мастерскую, я буду законным владельцем бизнеса. – Это большой риск, – ответил Генри. – Нам обязательно говорить об этом сейчас? – спросил Джона. Когда Флетчеры сердито посмотрели друг на друга, я подумала, что Генри далеко не так страшен, как мой отец, но его неодобрение Тео оставило тот же неприятный привкус во рту. – Не каждый парень, который умеет рисовать, может быть татуировщиком, – сказала я в тишине, – это особый навык, способность воспринимать видение человека и превращать его в реальность. И вы абсолютно правы, это риск. Художник должен написать картину на теле идеально с первого раза, потому что второго раза не бывает. Джона может переработать стекло и начать все сначала. У Тео есть только один выстрел. Никакой второй попытки. Я чувствовала, что все взгляды устремлены на меня, но я смотрела только на Тео, который смотрел так же, как и всегда, словно не мог поверить, что я настоящая. – Очевидно, я пристрастна, – сказал я, проводя рукой по своей руке, – но я не считаю это загрязнением тела. Это самовыражение. Например, каждая из моих татуировок что-то значит. И процесс нанесения татуировки – это такая же часть всего, как и ее наличие. Из-за доверия художнику и сотрудничества с ним. Молчание становилось глубоким. Я пожала плечами и сделала глоток фальшивого пива. – Просто вставляю свои пять копеек. Генри заерзал на стуле. – Я полагаю, это еще одно мнение. Казалось, все разом выдохнули. Рука Джоны нашла мою под столом, и он сжал ее. Беверли встала, собирая тарелки. – Кто хочет десерт? Глава 33. Кейси Было уже почти одиннадцать, когда мы распрощались. Беверли притянула меня к себе и крепко обняла. – Я так рада, что познакомилась с тобой. Приходите с Джоной в следующее воскресенье. Каждое воскресенье. Ты можешь? Я кивнула, тая в ее объятиях. – Мне бы этого хотелось. Она отпустила меня и повернулась к Джоне. – Увидимся на следующей неделе, дорогой? – Конечно, – сказал он. Он поцеловал ее в щеку, и она погладила его. Она внезапно замерла, ее пристальный взгляд запоминал каждую деталь его лица. Я отвернулась, мои глаза защипало. Я почувствовал, а как что-то изменилось в моей душе, когда я оказалась в этот момент между матерью и сыном. Всю дорогу до дома я не могла придумать, что сказать. Слова не помогут запечатлеть этот момент. Они могут даже все испортить… – То, что ты сказала Тео, было потрясающе, – сказал Джона. – Это была правда. – Но это было что-то новое. Папа так суров к Тео, и он глух к тому, что я все время его защищаю. Ему нужен был свежий взгляд. – Я боялась, что переступила черту. – Нисколько. – Я слышала слабые отголоски моего отца в твоем. Не пойми меня неправильно, ваш папа совсем не похож на моего. Просто я знаю, что чувствует Тео. – Чувствует, что он всегда недостаточно хорош. – По меньшей мере. Неужели он действительно хочет открыть свой собственный тату-салон? – Да, но если он не отдаст большую сумму наличными в качестве первоначального взноса, ему понадобится поручитель по кредиту. Это огромная точка соприкосновения между ним и папой. Моим родителям пришлось взять второй ипотечный кредит, чтобы покрыть мои больничные счета, потому что моя страховка закончилась очень быстро. – О. – Тео, конечно, никогда бы на это не пожаловался. Просто наши родители всегда стопроцентно поддерживали меня, а его гораздо… гораздо меньше. Баланс нарушен ужасно. Джона заехал на стоянку возле моей квартиры и припарковался. – Должно быть, ему очень тяжело, – сказала я. Джона провел костяшками пальцев по моей щеке. – Мне кажется, сегодня ты его немного покорила. И моим родителям ты понравилась. Я знал, что так и будет. – Это был хороший вечер, – сказала я. Отстегнув ремень безопасности, я забралась к нему на колени, оседлав его, – давай завершим его на ура. – В прямом или переносном смысле? – пробормотал Джона, его руки скользнули по моим бедрам, когда наши губы встретились. – И так, и так, – наши поцелуи стали более горячими, даже когда проезжающая машина осветила салон машины, и руль впился мне в поясницу. – Это не так просто, как кажется в фильмах, – сказал Джона, тяжело дыша, – может, поменяем локацию? Я кивнула. – Пойдем наверх, – сказала я и добавила хриплым южным голосом: – Уложи меня в постель или потеряешь навсегда. Джона нахмурился. – «Жар тела»? – «Лучший стрелок». – Почти угадал. В моей спальне юмор Джоны улетучился, и Джона загорелся. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой желанной. Его поцелуи превратились в кровоподтеки, его руки сорвали с меня одежду. Его зрачки были расширены, теперь глаза были темно-карие, почти черные. Я сорвала с него рубашку, нащупала молнию на джинсах. – Оставь это, – сказал он, теребя мои чулки, которые выглядывали из-под высоких ботинок, – и колье тоже. Раскаленный трепет пронзил меня от его грубо озвученной просьбы.