Некоторые вопросы теории катастроф

– О, ваш отец работал в полиции? Восхитительно!

– И его отец тоже. Несколько поколений.

– Я считаю, напрасно молодежь не идет работать в органы. Одаренные дети выбирают престижную профессию, а разве это им приносит счастье? Ох, вряд ли! Нам нужны умные люди, крепкие. Чтобы голова соображала.

– И я то же самое говорю!

– Да что вы?

– У моего давнего друга сын переехал в Брайсон-Сити. Работал банкиром, ненавидел свою работу. Вернулся, я его взял к себе. Говорит, никогда в жизни не был так счастлив. Но тут особый человек должен быть. Тут не всякий…

– Конечно не всякий! – подхватил папа.

– Мой двоюродный брат не выдержал. Нервы подвели.

– Могу себе представить!

– Я сразу вижу, продержится или нет.

– Серьезно?

– Конечно. Одного взял, из округа Слудер. У нас все считали, отличный парень. А я – нет. По глазам увидел – не то. Через два месяца он удрал с женой одного хорошего человека из нашего следственного отдела.

– Не угадаешь ведь, – вздохнул папа, глядя на часы. – Я бы рад еще поговорить, но…

– Э-э…

– Доктор здесь, говорят, очень хороший. Он считает, что Синь лучше вернуться поскорее домой и отдыхать, пока не восстановится голос. Будем очень ждать новостей об остальных ребятах! Уверен, мы в надежных руках.

– Спасибо.

Коксли тоже встал, и они с папой обменялись рукопожатием.

– Это вам спасибо! Если будут еще вопросы, звоните. У вас ведь есть наш номер телефона?

– Э-э… Есть.

– Замечательно! Если мы чем-нибудь сможем помочь, только дайте знать.

– Конечно. Всего вам хорошего!

– И вам всего наилучшего, Марлоу!

Инспектор толком не успел понять, что происходит, – даже я не успела толком понять, что происходит, а инспектор Коксли уже ушел.





Глава 24. «Сто лет одиночества», Габриэль Гарсиа Маркес




Если ты испытал тяжелое впечатление – нечаянно увидел мертвеца, – внутри у тебя происходит непоправимый сбой. Маленькая техническая неполадка где-нибудь в мозгу или в нервной системе.

Кого миновала такая неприятность, попробуйте представить себе вот что: самая быстрая птица в мире, сокол-сапсан (Falco peregrinus) во всем своем великолепии мчится с небес к ничего не подозревающему голубю на скорости более двухсот пятидесяти миль в час, и вдруг, за пару секунд до того, как закогтить добычу, сокол чувствует головокружение, сбивается с курса, входит в штопор, «противник заходит с юга», «бинго, Скиталец убит»[403], еле-еле выравнивается, набирает высоту и, ошеломленный, планирует на ближайшее дерево – осмотреться и прийти в себя. Сокол цел и невредим, но весь остаток жизни (общей продолжительностью от двенадцати до пятнадцати лет) он уже не сможет больше пикировать настолько же стремительно и безоглядно, как все прочие сапсаны. Центр равновесия у него чуточку сбит, и это уже навсегда.

С точки зрения биологии для такой, пусть крохотной, но невосполнимой ущербности нет никаких оснований. Рассмотрим случай муравья-древоточца: наткнувшись на мертвого сородича, он даст ему полежать спокойно от пятнадцати до тридцати секунд, а потом вытащит безжизненное тело из гнезда и выбросит в общую кучу отходов, состоящую из песка и пыли (см. «Все мои дети. Откровенные признания муравьиной царицы», Стронг, 1989, стр. 21). Млекопитающие тоже воспринимают смерть весьма обыденно. Тигрица до последнего защищает своих детенышей от постороннего самца, но после того, как они убиты, «встряхнувшись, без колебаний спаривается с ним» (см. «Прайд», Стивенс-Харт, 1992, стр. 112). Приматы умеют горевать, – «нет скорби глубже, чем горе шимпанзе», утверждает Джим Гарри в своей книге «Создатели орудий» (1980), – но скорбят они только о ближайших родственниках. Известны случаи, когда самцы шимпанзе без всякой видимой причины убивали не только соперников, но и детенышей, и больных или слабых членов своей или чужой стаи, а иногда и поедали их (стр. 108).

А я не могла, как ни старалась, подражать хладнокровию животного царства. У меня началась бессонница. Не та милая романтическая бессонница, когда влюбленная девушка всю ночь напролет ждет не дождется утра и тайной встречи с возлюбленным в укромной беседке, а мучительная, липкая бессонница, когда вертишься в постели и подушка постепенно обретает твердость деревянной доски, а простыни, промокнув от пота, хлюпают, как болотистая почва в национальном парке Эверглейдс во Флориде.

В первую ночь после больницы ни Ханну, ни Джейд с компанией еще не нашли. Дождь бесконечно барабанил по окнам, а я смотрела в потолок, испытывая непривычное ощущение в груди – как будто там пусто и вот-вот что-то проломится, как старый асфальт на дороге. В голову лезли тупиковые мысли. Самая настырная – мечта кинопродюсера: всепоглощающее, хотя совершенно бесполезное желание смыть к чертям последние сорок восемь часов своей жизни, уволить режиссера (потому что он явно не соображает, что делает) и переснять весь фильм заново, основательно подправив сценарий и пригласив на главные роли других актеров. Было противно, что я тут сижу в уюте и безопасности, в шерстяных носках и синей фланелевой пижаме, купленной в детском отделе универмага «Стикли». Противна даже чашка чая «Апельсиновый цвет», которую папа поставил на самый угол прикроватного столика (чашка с надписью «Хороша ложка к обеду» торчала на столике, как волдырь на ровном месте). Я стыдилась своего чудесного спасения, как стыдятся беззубого дальнего родственника, который брызгает слюной при разговоре. Я не хотела быть единственной выжившей, как Отто Франк, как Анастасия, как Кудряшка, как Тревор Рис-Джонс[404]. Я хотела вместе с нашими переживать все несчастья.

В таком состоянии душевного раздрая неудивительно, что я на все десять дней весенних каникул поддалась мрачной болезненной влюбленности, которая не приносила мне ни капли счастья.

Моя равнодушная и ветреная возлюбленная – двуполое двухголовое существо, известное под именем «Программа местных новостей, Новости-13». Я смотрела ее три раза в день («Утренние новости» в пять, «Новости» в час дня и «Вечерние новости» в 23:00), но все двадцать четыре часа в сутки голова моя была заполнена ее рассказами, ее пиджаками с подплечниками, ее шуточками и рекламными паузами (не говоря уже о вечном закате на заднем плане). Я не могла есть, даже и не пыталась уснуть, не отсмотрев дополнительные выпуски в 6:30, 9:00, в полдень и в 12:30.

Как и всякий роман, отношения наши начались с больших надежд.

– А теперь – местные новости, – сказала Черри Джеффрис, вся в розовом, точно баночка таблеток от изжоги, с карими глазами и скупой улыбкой, как будто поперек лица натянули аптечную резинку. Шапка густых белокурых волос плотно сидела на голове, как колпачок на шариковой ручке. – Этот детский сад называется «Солнышко», но Департамент общественной безопасности желает, чтобы солнышко поскорее закатилось, поскольку уже не раз поступали жалобы на жестокое обращение с детьми в данном учреждении.

– Владельцы ресторанов протестуют против решения муниципалитета об очередном повышении налогов, – прочирикал Норвел Оуэн.


Единственная приметная особенность Норвела – типично мужская плешь, по форме напоминающая узор швов на бейсбольном мяче. Также примечателен был его галстук с узором из устриц, мидий и прочих моллюсков.

– И наконец, сегодня мы поговорим о том, как можно развлечься в нашем городе в этот субботний вечер. Все это и многое другое вы услышите в сегодняшнем выпуске новостей.

Над плечом Черри, словно внезапное озарение, вспыхнул зеленый квадрат с надписью: «ПОИСК».

– Но вначале наша главная тема! – объявила Черри. – Продолжаются поиски пятерых школьников и учительницы, пропавших в национальном парке «Грейт-Смоки-Маунтинс». Администрацию заповедника оповестили о случившемся сегодня утром, после того как житель округа Янси обнаружил неподалеку от шоссе четыреста сорок один шестую школьницу. Девочка целую ночь провела в лесу под открытым небом. Ее доставили в местную больницу и позднее выписали. Врачи говорят, что ее состояние стабильно. Шериф округа Слудер рассказал следующее: школьники приехали в заповедник в пятницу вечером, чтобы провести здесь выходные, однако затем они потерялись. Поисковым группам приходится работать в условиях ухудшенной видимости из-за дождя, ветра и сильной облачности. По крайней мере, температура остается выше точки замерзания, поэтому рейнджеры заповедника и полиция округа Слудер надеются, что детей и учительницу удастся спасти. Мы всей душой сочувствуем семьям пропавших и желаем успеха поисковым группам!

Черри взглянула на лежащий перед ней на синем пластиковом столе чистый листок бумаги и вновь устремила взгляд в камеру.

– В Западном коневодческом центре Северной Каролины прибавление – прибыл новый пони. Сотрудники центра гарцуют от радости!

– Само собой, это не обычный пони! – подхватил Норвел. – Маккензи – представитель породы фалабелла, в холке чуть больше двух футов. Сотрудники центра сообщают, что эта разновидность миниатюрных лошадок, вывезенная из Аргентины, – одна из редчайших в мире. Желающие могут посетить центр и полюбоваться на малыша Маккензи!

– Это происходит каждый год, – опять вступила Черри. – И успех события зависит от вас!

– Далее в нашей программе: подробности акции по сбору донорской крови «Подари жизнь».

К утру воскресенья мое внезапное увлечение переросло в одержимость. И дело не только в том, что я ждала и никак не могла дождаться желанной новости – что спасатели всех нашли, что Ханна жива и здорова, а мне все померещилось со страху (как известно, страх обладает сильными галлюциногенными свойствами). Чем-то они умели зацепить зрителя, эти Черри и Норвел (я их про себя называла Чернобыль). Меня они зацепили настолько, что я, дожидаясь их второго выпуска – «Стоктонский бизнес-ланч» в 12:30, – готова была вытерпеть шесть часов разных ток-шоу (вот пример глубокомысленной темы: «От лягушонка до принца. Как мужчине сменить образ») и рекламы моющих средств с несчастными домохозяйками, у которых куча перепачканных детей и ни на что не хватает времени.

Черри старалась и все-таки не могла сдержать торжествующую улыбку, объявляя, что сегодня она будет единолично вести дневной выпуск.

– Сегодня за бизнес-ланчем у нас к столу экстренная новость! – объявила она и нахмурилась, перебирая чистые листы бумаги, хоть и видно было, что ей невероятно нравится занимать весь синий стол целиком, а не только правую половину.

Белый кант по проймам, накладным карманам и обшлагам темно-синего костюма очерчивал ее стройную фигурку, как белые линии очерчивают внезапный поворот на неосвещенной дороге. Черри моргнула, глядя в камеру, и сделала серьезное лицо.

– Женщина из округа Карлтон найдена мертвой сегодня в ходе спасательной операции в национальном парке «Грейт-Смоки-Маунтинс». Напоминаю, поиски пятерых пропавших школьников и учительницы ведутся со вчерашнего дня. У нас на связи корреспондент канала «Новости-тринадцать» Стэн Ституэлл, он сейчас находится в спасательном центре. Стэн, что говорят полицейские?

На экране появился Стэн Ституэлл. Он стоял посреди парковки. На заднем плане виднелась машина «скорой помощи». Будь Стэн вином, его аромат не назвали бы «насыщенным и глубоким»; он был бы «во фруктовой гамме, с выраженным кислотным составом и легкой вишневой ноткой». Пряди темных волос свисали ему на лоб, как мокрые шнурки от ботинок.

– Черри, полиция округа Слудер пока не обнародовала своих выводов, однако нам рассказали, что личность погибшей установлена: это Ханна Луиза Шнайдер, сорокачетырехлетняя учительница известной школы «Сент-Голуэй» в Западном Стоктоне. Поиски в заповеднике продолжаются уже более двадцати четырех часов. Нам не сообщают, в каком состоянии обнаружено тело. Всего несколько минут назад прибыли сотрудники следственных органов. Их цель – определить, идет ли речь о преступлении.

– Стэн, а что известно о судьбе пятерых школьников?

– Поиски продолжаются, невзирая на неблагоприятные погодные условия: дождь, ветер и густой туман. Час назад спасателям удалось поднять в воздух вертолет национальной гвардии, но из-за плохой видимости пришлось посадить его снова. Тем не менее за последние два часа к спасателям присоединились более двадцати пяти добровольцев. И, как видите, здесь у меня за спиной работники Красного Креста и медики из Университета Теннесси готовы оказать первую помощь и накормить пострадавших. Делается все возможное, чтобы ребята благополучно вернулись домой.

– Спасибо, Стэн! – сказала Черри. – «Новости-тринадцать» будут держать зрителей в курсе дальнейших событий.

Она снова глянула в пустой листок.

– А теперь следующий сюжет – мелочи жизни, настолько привычные, что мы о них даже не задумываемся. В рубрике «Здоровье» рассказ о том, как много времени и денег уходит на разработки совсем небольшого предмета, который мы используем дважды в день по рекомендации стоматологов. Мэри Грабб познакомит нас с историей зубной щетки.

Я досмотрела выпуск новостей до конца. О нашей поездке в горы больше не сказали ни слова. Я поймала себя на том, что невольно подмечаю Привычные Мелочи в облике Черри: как она быстро-быстро водит глазами по бегущей строке телесуфлера, как мгновенно переключается с выражения Сдержанной Печали (ограбление художественного салона) на Глубокую Скорбь (гибель ребенка на пожаре) или Проникновенное Раздумье о Проблемах Общественной Жизни (массовая драка в Маренго между участниками соревнований по мотокроссу и владельцами автотрейлеров) – словно комбинации меняет в примерочной универмага. (Сигналом к переключению, видимо, служил очередной взгляд в пустой лист бумаги на столе, вмиг стирающий предыдущее выражение, как стирается рисунок в детской игрушке «Волшебный экран».)

В понедельник я выползла из кровати в 6:30 утра, чтобы успеть к выпуску «Утренней побудки». Черри с маниакальным упорством перетягивала внимание на себя, оттесняя Норвела на задний план, будто ненужный довесок, аппендикс, лишний пакетик с солью, который в заведениях фастфуда вечно не докладывают в пакет с едой навынос. Если вообразить Норвела с пышной шевелюрой песочного цвета (вместо лысины), то можно поверить, что когда-то он был деловым и энергичным – возможно, даже напористым. Просто однажды он оказался в неподходящем месте в неподходящее время, как тот дрезденский храм в византийском стиле 13 февраля 1945 года. Черри затмила его, умело используя такие приемы, как «Визуальные эффекты в виде крупных пластмассовых серег», «Захват авансцены с помощью накрашенных глаз, подведенных сильнее, чем у трансвестита», не говоря уже об «Искусстве косвенной кастрации» (например: «Кстати, о младенцах. Норвел расскажет об открытии в округе Янси новых ясель по системе Монтессори»). В итоге от Норвела остались жалкие ошметки. Он проговаривал свою порцию новостей (о малозначащих событиях вроде выступления мэра или повседневной жизни коневодческой фермы) ломким голосом женщины, сидящей на строгой диете из ананасов и творога и дошедшей до полного истощения, так что позвонки на спине выпирают, словно гребень.

Я понимала, что Черри – опасная женщина и влюбляться в нее рискованно.

Понимала, но ничего с собой поделать не могла.



– Сегодня, на третий день поисков в национальном парке «Грейт-Смоки-Маунтинс», спасатели обнаружили живыми пятерых школьников! – сообщила Черри. – Напоминаем, что вчера была найдена мертвой учительница, Ханна Луиза Шнайдер. Корреспондент программы «Новости-тринадцать» Стэн Ституэлл ведет прямой репортаж, находясь возле окружной больницы. Стэн, какие новости?

– Черри, здесь все плакали от счастья, когда спасатели доставили в больницу пятерых школьников, пропавших в субботу. Сегодня с утра дождь прекратился и туман поредел. Специально обученные собаки взяли след возле популярной туристической стоянки «Сахарная Голова» и, преодолев более двенадцати миль, привели спасателей к детям. По сообщению полиции, школьники заблудились, пытаясь выбраться из заповедника самостоятельно. У одного мальчика сломана нога, в остальном, как уверяют медики, состояние детей стабильно. Полчаса назад они поступили в приемный покой неотложной помощи, который вы видите позади меня. Врачи обрабатывают мелкие ссадины и другие легкие травмы.

– Стэн, это замечательная новость! Что говорят полицейские о причинах смерти учительницы?

– Черри, полиция округа Слудер пока воздерживается от каких-либо комментариев по поводу погибшей. Нам сообщили только, что ведется следствие, однако никакой информации оглашено не будет, пока коронер не даст свое заключение. Это должно произойти на следующей неделе. Пока все радуются, что дети спасены. Ожидают, что их уже сегодня выпишут из больницы.

– Великолепно, Стэн! Дорогие зрители, смотрите программу «Новости-тринадцать», мы обязательно поделимся с вами любой новой информацией о трагедии в горном заповеднике.

Черри посмотрела на листок бумаги и снова в камеру.

Теперь заговорил Норвел, часто-часто моргая:

– Что это – маленькое, черненькое, без чего не следует выходить из дома? Ответ вы узнаете из нашей следующей рубрики – «Технические вопросы».

Я досмотрела весь выпуск новостей. Наконец Черри прощебетала: «Хорошего вам дня!» – и камера отъехала назад, словно мечущаяся по телестудии муха. Судя по торжествующей улыбке, Черри надеялась, что трагедия в горном заповеднике станет для нее «Пятнадцатью минутами славы» (которые, если повезет, превратятся в полчаса). Иначе говоря, билетом первого класса (с откидными сиденьями и шампанским перед взлетом). Наверное, перед ней уже открывались заманчивые перспективы, словно уходящая вдаль автострада: «Ток-шоу Черри Джеффрис. Открой душу!»; «Че-Дже» – элегантная одежда для серьезных деловых блондинок («Это уже не оксюморон!»), «Птица Черри» – аромат от Черри Джеффрис для активных женщин – и статья в «Ю-Эс-Эй Тудэй»: «Опра[405], подвинься, дай дорогу Черри!»

Взревел мотор – пошла реклама автомобиля. Я заметила, что за спиной у меня стоит папа с тяжелой кожаной сумкой на плече, набитой папками и газетами; он собирался в университет. Первый папин семинар – «Урегулирование конфликтов в развивающихся странах» – начинался в девять утра.

– Может, не стоило бы так много смотреть телевизор, – заметил папа.

– А чем заняться, – вяло спросила я.