Некоторые вопросы теории катастроф
Часть 64 из 110 Информация о книге
Глава 32. «Соль земли», Фланнери О’Коннор [481] Выступающий, словно залитая лаком челка, козырек над окном столовой притормозил мой полет к земле. Правда, я ободрала левый бок о стену дома и кусты рододендронов, куда приземлилась, однако встала и отряхнулась, в целом вполне бодро. Теперь мне требовалась машина (если пробраться в прихожую за ключами, я рисковала столкнуться с папой). В голову приходило только одно: мне поможет Ларсон с автозаправки. Через двадцать пять минут я ввалилась в магазинчик. – Смотрите, кто пришел! – загремело по громкой связи. – Я уж думал, ты машину купила, а меня разлюбила. Ларсон скрестил руки на груди и подмигнул мне из-за бронированного стекла. На нем была черная футболка с обрезанными рукавами и надписью: «Кот! Кот!» К стойке с батарейками прислонилась новая подружка: худющая, как штакетина, блондинка в коротком красном платье. Она жевала картофельные чипсы. – Сеньорита, я по тебе скучал! – объявил Ларсон. – Привет! – Я подошла к окошечку. – Почему не приходишь меня навестить? Ты разбиваешь мне corazon![482] Блондинка смотрела на меня скептически, слизывая соль с пальцев. – Как дела в школе? – поинтересовался Ларсон. – Нормально, – сказала я. Он кивнул и показал мне раскрытую книгу: «Изучаем испанский» (Берлиц, 2000). – Вот, я тоже учиться решил. Хочу взять штурмом зарубежную киноиндустрию. Если здесь сидеть, надо пробиваться с нуля. Конкурентов немерено. А за границей ты – большая рыбина в маленьком пруду. Я надумал в Испанию. Слышал, у них актеры нарасхват… – Помогите мне, пожалуйста! – выпалила я. – Можно мне… еще раз одолжить грузовик? Через три-четыре часа верну, обещаю! Это очень важно. – Вот они, девушки… Приходят, только если что-то надо. Опять с папулей поссорилась? Можешь не рассказывать – я и так вижу. – Нет, не в этом дело. Кое-что случилось в школе. Слышали, учительница погибла? Ханна Шнайдер. – Покончила с собой, – с полным ртом изрекла Штакетина. – Ага! – Ларсон кивнул. – Я все думал об этом. Как там папка-то твой? Мужики горюют не так, как женщины. Мой перед тем, как свалил, встречался с Тиной из парикмахерской. Недели не прошло, как мачеха умерла от рака мозга, а он уже эту Тину пригласил на свиданье. Я на него наорал, а он мне объяснил, что разные люди по-разному переживают утрату, надо это уважать. Так что, если твой папка опять с кем-нибудь встречаться начнет, ты его не суди. Он, конечно, горюет про себя. Сюда разные люди заходят, а я сразу вижу, где настоящая любовь, а где так себе актеришка роль бубнит… – Это вы о ком? – Да о папке твоем. – О моем папе? – Он переживает, наверное. – Почему? – растерялась я. – Ну как – если твоя девушка вдруг взяла и померла… – Его девушка?! – А то. – Ханна Шнайдер? Теперь уже он на меня уставился в растерянности. – Они же были едва знакомы… Едва слова вылетели у меня изо рта, они вдруг закачались и рассыпались, как пустая обертка от соломинки для коктейля, если на нее попадет вода. Ларсон смотрел неуверенно. Видно, почувствовал, что ляпнул что-то не то, и теперь не знал, продолжать или дать задний ход. – С чего вы взяли, что они – пара? – спросила я. – С того, как они смотрели друг на друга. – Ларсон подался вперед, чуть не стукнувшись лбом о стекло. – Один раз она сюда зашла, а он ждал в машине. Она мне улыбнулась, купила «Тамс». Другой раз они расплатились за бензин кредитной картой, не выходя из машины. Но я разглядел. А потом раз – ее фотография в газете. Красивая, такую не забудешь. – А это точно была не… женщина с желто-оранжевыми волосами? – А, эту я тоже видел. Голубые глаза с сумасшедшинкой. Нет, про которую я говорил – точно та, из газеты. Брюнетка. С виду нездешняя. – И сколько раз вы их видели? – Два. Может, три. – Я… Мне надо… – Я сама испугалась собственного голоса. Он выходил толчками, комками. – Извините, – выговорила я. Магазин вдруг стал давить на меня. Я резко отвернулась – не могла смотреть Ларсону в лицо. В глазах все расплывалось (а может, сила земного притяжения вдруг стала действовать как-то по-другому). Я задела рукой витрину с поздравительными открытками, потом налетела на Штакетину – та покинула свой пост около батареек, чтобы налить себе горячего кофе в кружку размером со среднего младенца. Нас обеих залило кипятком. Штакетина взвыла, что у нее ноги ошпарило, но я не стала извиняться, а кинулась дальше, опрокинув по дороге стойку с цепочками для очков и автомобильными освежителями воздуха в виде ангелочков. Звякнул колокольчик у двери, и наконец-то в лицо мне пахнуло ночным воздухом. Кажется, Ларсон что-то кричал вдогонку – «ты подумай сначала, готова ли узнать правду», – а может, это были гудки машин, еле успевавших меня объехать, или просто мои собственные слова, промелькнувшие в голове. Глава 33. «Процесс», Франц Кафка Папу я нашла в библиотеке. Он не удивился, меня увидев, – на моей памяти папа вообще никогда не удивлялся, разве только однажды, когда наклонился погладить шоколадного пуделя июньской букашки Филлис Миксер, а тот вдруг взвился в воздух и чуть не отхватил папе нос. Я стояла в дверях, смотрела на него и не могла заговорить. Папа убрал очки для чтения в футляр, как женщина убирает в шкатулку жемчужное ожерелье. – Как я понимаю, ты не стала смотреть «Унесенных ветром»? – Давно ты встречаешься с Ханной Шнайдер? Папа нахмурился: – Встречаюсь? – Только не ври. Тебя видели с ней. – Я хотела еще кое-что добавить, но не сумела. – Радость моя! – Он всматривался в меня, словно я была интересной концепцией разрешения конфликтов, написанной на классной доске. – Ненавижу тебя, – сказала я дрожащим голосом. – Прошу прощения? – Ненавижу!!! – Боже, – протянул он с улыбкой. – Какой интересный поворот! Смешной немного. – Ничего смешного! Ты сам смешон! Я швырнула в него первую попавшуюся книгу с полки. Папа заслонился рукой, и книга отлетела в сторону. Это был «Портрет художника в юности» (Джойс, 1916). Я схватила следующую книгу – «Выступления президентов США на инаугурации» (юбилейное издание в честь двухсотлетия США). – Возьми себя в руки, черт побери! – Ты врун! Ты макака! – заорала я, швыряя в него и эту книгу. – Ненавижу! Он опять успел заслониться. – Мало того что выкрики «Ненавижу!» не соответствуют действительности, – хладнокровно заметил папа, – они еще и… Я швырнула «Повесть о двух городах» (Диккенс, 1859), целясь в голову. Папа отбил. Я сгребла еще книг, сколько могла удержать в руках, словно обезумевшая от голода беженка, которой позволили взять в столовой столько еды, сколько она унесет. Кажется, мне попались «Деятельная жизнь» (Рузвельт, 1900), «Листья травы» (Уитмен, 1891), «По эту сторону рая» (Фицджеральд, 1920), тяжеленный зеленый том в твердом переплете – «Описание Англии» (Гаррисон, 1577). Все это я отправила в полет, как очередь из пулемета. Большинство снарядов папа отразил, хотя «Англия» стукнула его по колену. – Урод больной! Негодяй! – Я швырнула в него «Лолиту» (Набоков, 1955). – Чтоб ты сдох в мучениях! Отбивая книги руками и даже ногами, папа не вскочил и не сделал попытки меня остановить. – Возьми себя в руки, – повторил он. – Прекрати драматизировать. Мы с тобой не в мини-сериале… Я швырнула ему в живот «Суть дела» (Грин, 1948), а в лицо – «Здравый смысл» (Пейн, 1776). – Непременно нужно устраивать сцену? Я бросила в него «Четыре текста о Сократе» (Уэст, 1998) и схватилась за «Потерянный рай» (Мильтон, 1667). – Это редкое издание, – предупредил папа. – Так пусть оно тебя и прикончит!