Немецкий дом

Ева сосредоточенно сняла колоду. Аннегрета взяла кучку карт и определенным образом разложила их. Было видно, что занимается она этим не в первый раз. Ева заметила, что от сестры слегка пахнет потом. Аннегрета была чрезвычайно чистоплотна. Родители считали это расточительством, но она принимала ванну каждый день. И все-таки дух горохового рагу так и не выветрился. Ева с нежностью смотрела, как сестра серьезно раскладывает для нее карты. «Я тебя люблю», – хотела сказать она, но у них о таком не говорили. Кроме того, прозвучало бы как сострадание, сверху вниз. И Ева промолчала. Аннегрета еще раз залезла в пакетик с солеными палочками и с хрустом откусила. Жуя, она смотрела расклад:

– Дама пик сверху слева. Будешь королевой, женой миллионера. Если не завалишь все дело. Вот здесь семерка пик. Значит, ты все еще можешь запороть.

– Это сейчас особенно помогает, Анхен. Где же Юрген? О чем он думает? Он меня любит?

Аннегрета опять собрала карты.

– Помешай. Потом начинай выкладывать по одной. Двенадцатая – Юрген.

Ева мешала колоду так, будто от этого зависела ее жизнь, несколько карт вылетели. Она рассмеялась. Но Аннегрета оставалась серьезной. Потом Ева начала выкладывать карты, считая при этом до двенадцати.

– Почему ты считаешь по-польски?

– А это не считается?

– Да нет, считается, просто странно.

Перед двенадцатой картой Ева помедлила и посмотрела на Аннегрету.

– Знаешь, что действительно странно?

– Вся жизнь во всей ее протяженности?

– Я всегда умела считать по-польски. То есть еще до того, как пошла в школу переводчиков. Может, я в прежней жизни была полькой?

– Кому интересна твоя прежняя жизнь, дорогая моя? Показывай своего Юргена. Ну давай, смелее!

Ева перевернула карту. Это оказалась восьмерка червей. Ева в растерянности уставилась на нее. Аннегрета усмехнулась.

– Ну, сестрица, можешь делать все, что душе угодно, никуда он от тебя не денется!

– Да почему же?

– Масть – черви, сердце, восьмерка означает бесконечность.

– Могут оказаться и наручники, – сказала Ева.

– Так или иначе, но твои дни здесь сочтены. – Аннегрета пожала плечами, опустив взгляд, собрала карты и вдруг погрустнела.

Ева погладила ее по щеке.

– Дай мне тоже палочку.

Аннегрета подняла голову и криво улыбнулась.

Потом они лежали рядом в полумраке, дожевывали последние палочки и смотрели в потолок, на колышущегося Дон-Кихота.

– Помнишь, мы смотрели фильм в кинотеатре? – спросила Ева. – Как этот старик двинулся с копьем на мельницы и его захватило лопастями. Он крутился там на мельничном колесе и кричал. Это было так ужасно, мне просто плохо стало.

– Детям всегда жутко, когда взрослые теряют контроль.

– Аннегрета, взяться мне за этот заказ? Я имею в виду перевод в суде. Это…

– Знаю. Я бы не связывалась. Или ты хочешь поспособствовать распространению страшных сказок?

– Каких сказок? Ты о чем?

Вдруг Аннегрета онемела и словно окаменела. Она встала и, не сказав ни слова, вышла из комнаты. Ева прекрасно все знала. Сейчас пойдет на кухню и налопается до отвала.

В прихожей зазвонил телефон. Ева посмотрела на часы. Половина одиннадцатого. Сердце застучало. Она выскочила из комнаты и добежала до аппарата прежде матери. Это действительно был Юрген.

– Добрый вечер, Ева.

– Добрый вечер. Поздновато для звонка. – Она постаралась, чтобы это прозвучало прохладно, небрежно. Но вышло хрипло.

– У тебя все хорошо?

Ева молчала.

– Извини. Прости меня, пожалуйста. Но ведь это на всю жизнь.

– Я в курсе.

Они помолчали, потом Юрген спросил:


– Пойдем завтра в кино?

– У меня нет времени. Надо подготовиться к работе.

– К работе? Новый заказ?

– Долгая история. Я должна позаботиться о себе. Нельзя же вечно висеть камнем на шее у родителей. Нужно зарабатывать деньги.

– Я заеду за тобой завтра в семь.

Голос звучал строго. Ева положила трубку. Аннегрета, что-то жуя, вышла из кухни со свежим темным пятном на светлом халате и вопросительно посмотрела на Еву. Та в забавном отчаянии пожала плечами, но улыбнулась.

– Вот видишь, карты не врут, – сказала сестра.





* * *


На следующее утро Давид Миллер без поручения прокуратуры, без какого-либо официального разрешения, арендовав на целое месячное жалованье автомобиль, выехал на юг. Он ехал в Хемминген под Штутгартом. Там, согласно данным Ведомства правопорядка, проживал один из главных подсудимых, начальник политического отдела лагеря, чудовище. Давид прочитал все протоколы допросов и обвинения, имеющие к нему отношение, и классифицировал их. Если хоть малая часть прочитанного им являлась правдой, то этот сотрудник торговой фирмы не способен ни на какое человеческое чувство. Уже несколько дней прокуратура пыталась по телефону дозвониться до него. Тщетно. И это накануне процесса.

Давид мчался по заснеженной Южной Германии и чувствовал, что боится не зря, что подсудимый скрылся. Он ехал по полосе обгона, ехал слишком быстро. Ландшафт, холмы, леса, хутора по обе стороны трассы проносились мимо и по сравнению с канадскими просторами казались игрушечными. Один раз его занесло, и пришлось резко затормозить. Он заставил себя снизить скорость. «Если я сейчас разобьюсь на гитлеровском автобане, что ж, в этом будет известная ирония», – подумал он и улыбнулся.

Давид хотел объехать Гейдельберг, но очутился в самом центре города и запутался в лабиринте улиц. Он трижды проехал по мосту и, словно в страшном сне, увидел, как перед ним опять вырастает мощный замок, в то время как он полагал, что едет в правильном направлении. Давид не нашел в дорожном атласе карты города, выругался и хотел уже сдаться этому немецкому городу, но тут на светофоре увидел перед собой машину с французскими номерами. Он поехал за этой неизвестной машиной в надежде, что она выведет его из города. И план удался, после часа бессмысленных плутаний он опять оказался в окружении лесов и полей.

В Хеммингене, маленьком сонном городке, он, опустив стекло, спросил дорогу у осторожно шедшего по снегу прохожего и скоро остановился на улице Танненвег у дома номер двенадцать. Это был аккуратный простой дом на одну семью в рабочем квартале – построен еще до войны, решил Давид. Как и соседние, выкрашен в белый. Вокруг тянулся темный балкон с пустыми ящиками для цветов. Машины перед гаражом не было. Давид вышел из автомобиля и пересек заснеженный палисадник. Таблички с именем он не увидел. Позвонил. За небольшим зарешеченным окошком в двери стояла тишина. Давид подождал и, осмотревшись, позвонил еще раз. В палисаднике перед домом росли безлистые растения. Розовые кусты, укутанные старыми мешками, были похожи на костлявые мумии. Казалось, они только того и ждут, как бы накинуться на него, стоит ему на мгновение утратить бдительность. Давил услышал, как в доме хлопнула дверь. Он еще раз позвонил и на сей раз придержал палец на кнопке звонка. Дверь, закрытая на цепочку, медленно приоткрылась.

– Мужа нет дома.

Давид увидел изящное лицо темноволосой женщины лет шестидесяти, которая смотрела на него миндалевидными мутноватыми глазами. «Увядшая красавица», – подумал Давид.

– А где он?

– Вы кто?

Женщина недоверчиво смотрела на Давида.

– Речь идет о судебном процессе. Мы не можем дозвониться до вашего мужа…

– Вы иностранец?

На мгновение этот вопрос сбил Давида с толку.

– Меня зовут Давид Миллер. Я прохожу стажировку в прокуратуре.

– Тогда понятно, что вы за птица. Послушайте меня, господин Давид, – возмущенно проговорила женщина в щелочку. – То, что вы делаете, просто неприлично! Вся эта ужасная ложь, напраслина, которую вы возводите на моего мужа. Если бы вы знали, как мой муж всегда старался, что он за человек. Лучший на свете отец и лучший муж, какого только можно себе представить. Если бы вы познакомились с ним…

Пока дама распространялась о достоинствах мужа, Давид вспоминал рассказ одной свидетельницы, который они занесли в протокол для обвинения. Работая в лагере секретаршей подсудимого, она видела одного молодого заключенного, которого подсудимый номер четыре несколько часов допрашивал в своем кабинете. «Когда он с ним разделался, все было кончено. Это был уже не человек. Мешок. Кровавый мешок».

– Если вы не скажете, где он находится, мне придется уведомить полицию. Вы ведь не хотите, чтобы его забрала полиция? Как преступника – коим он не является, по вашим словам.

– Он ни в чем не виноват!

– Где он?

Женщина помедлила, затем раздраженно сказала:

– На охоте!





* * *


Двое мужчин медленно едут верхом по скалистому горному ландшафту. Ярко светит солнце, шумят водопады, хищные птицы с криком кружат в воздухе. На одном замшевый костюм с бахромой. Они похожи на старину Разящая рука и его закадычного друга Виннету. Друзья едут молча, они начеку, все время осматриваются. Потому что где-то наверху, в расселинах скал, подстерегают враги, которые только того и ждут, как бы сразить их метким выстрелом.