Неоновые росчерки
Часть 109 из 184 Информация о книге
Понедельник, 23 марта. Он стоял перед пустой кроватью Вацлава Токмакова и молча взирал на смятую постель. Стас одновременно ощущал бурлящую внутри него, вздымающуюся ярость и опустошающее бессилие. Он злился, на себя, за свою беспечность, на персонал больницы, у которых почему-то не оказалось видеозаписей из хирургического отделения, за последние двадцать четыре часа и на полицейских, которые должны были охранять Вацлава. И, конечно же, несмотря на все усилия Стаса, как всегда, «никто ничего не видел и не слышал». Просто их пациент, абсолютно внезапно, заснул и впал в кому. Стас хотел было проверить капельницу, которую поставили Вацлаву, но как оказалось пакет, трубку и иголку уже утилизировали. Но, Корнилов, не смотря на отсутствие улик и возможность изучения капельницы, на предмет посторонних веществ, был уверен в искусственной причине коматозного состояния Вацлава. Хотя бы потому, что никто из тутошних врачей не в состоянии объяснить, из-за чего вдруг центральная нервная система Токмакова перестала должны образом функционировать. Гипотезы и теории у них, конечно были, но четко сформулировать причину такого резкого изменения состоянии здоровья Токмакова они не могли. Тут дверь палаты открылась и внутрь заглянул один из докторов хирургического отделения. — Господин подполковник, — позвал он Стаса, — тут нашелся… сотрудник сервисной службы, которая отвечает за ремонт лифтов в больнице. Он говорит, что почти весь день крутился возле лифта. — На этом этаже? — уточнил Корнилов. Это было бы хорошо: лифт совсем рядом от палаты Токмакова. И если работник ремонтировал его здесь, он не мог не видеть, кто заходит к Вацлаву в палату. — Ну, давай посмотрим на этого работника, — проворчал Стас. Сотрудник сервисной службы — худощавый мужчина с простецким лицом и соломенными волосами — обладал не самой хорошей памятью. Однако, он сумел описать нескольких посетителей палаты Токмакова. И среди них значился «здоровый мужик, с усами», который «кажись был из следственного комитета — так полицейские говорили, которых он из палаты выставил». Стасу не составило труда догадаться о ком идет речь. Датский. Полковник Датский. Но… что это даёт? Родион Датский, конечно, му**ак и урод, но… Стал бы он убивать Вацлава? Стас поразмыслил и решил, что на убийство, если есть серьёзная мотивация, Датчанин вполне себе способен. Но, Корнилову тяжело было себе представить причину, способную толкнуть даже такого человека, как Родион Датский на… убийство. Спланированное хладнокровное убийство. Ради чего? Корнилов отпустил работника сервиса и обдумал его свидетельства. Стоит ли ему начать задавать вопросы СКР и Датчанину, в частности? Пожалуй, пока у него нет на руках ничего кроме домыслов и догадок — нет. И единственный, а точнее единственная, кто сможет ему помочь разобраться в случившемся — это Ника. Корнилов мысленно ругнулся. В последнее время, он слишком часто стал думать о синеглазой девочке, как о способе решения проблем в следствии… Кулаки Стаса с хрустом сжались. Хорош следователь! Ни черта не может без помощи своей помощницы и её видений! Да и Ника не железная, а всего лишь пятнадцатилетняя девочка, но… Сейчас у него нет ни времени, ни возможностей копаться в причинах комы Токмакова самостоятельно. Нужно было действовать и действовать быстро. Нужно было получить максимально полную картину происходящего, пока Маски притихли. А это, зная, на что они способны, очень ненадолго. По правде говоря, Стас не верил, что Вацлав мог «заказать» своих детей… Хотя, нет. Не так. Стас не мог допустить мысли, что даже такой урод, как Вацлав, способен иметь дело с отъявленными ублюдочными садистами вроде этих Масок. Зло происходит, оно существует. Но, как и добро, оно относительно… и у него есть внутренние границы, как бы дико это не звучало. Стас, не теряя времени, направился в сто вторую больницу, где должна была находиться Ника. Корнилов хотел предупредить Лазовскую о своем приезде, но девочка не брала трубку. Стас утихомирил готовое разыграться беспокойство. «С ней всё в порядке — твердил он себе, — с ней всё в порядке! Она ведь в больнице…» Да, в больнице. В такой же, как и та, где лежал Вацлав. Стас чертыхнулся и надавил на педаль газа своего внедорожника. АРСЕНИЙ АРЦЕУЛОВ Понедельник, 23 марта. Сеня ещё с армии твёрдо уяснил один из главных, пожалуй, жизненных принципов: за своих — надо рвать. И далеко не всегда в переносном смысле. В памяти Арцеулова был бессмертен один случай из его службы в ВДВ, где он служил одно время по контракту. …Мрачные пасмурные небеса, моросящий дождь и завывающие, подобно оголодавшим шакалам, пыльные ветра над кривозубыми скалами и горами. Семнадцатая рота отдельного полка ВДВ вошла в один из горных кишлаков. Командир приказал провести обыск в домах местного населения, благодаря чему были изъяты несколько автоматов, гранатомёты и пистолеты. Двенадцать человек арестовали, и местные этого не простили. Десантники не имели привычки грабить или убивать безоружное мирное население, у них были другие цели, принципы и ценности. Но в тот злополучный вечер, когда двое солдат, с которыми Сеня в казармах лично в карты резался, отправились за водой, десант поступился своим принципам. Колодец, к котором направились двое солдат находился на окраине деревне. Там их и нашли дозорные. Два парня, обоим и двадцати не было, лежали рядом, возле колодца, с перерезанными горлами и изуродованными лицами. Командир их роты тогда не церемонился. Допросили нескольких человек, мирно попытались узнать, кто и что видел. Но люди заговорили, только когда командир двух задержанных за хранение оружие поставил к стенке и приказал расстрелять. Только тогда местные чуть ли не хором указали на преступников, осмелившихся напасть на российских десантников. С теми тоже никто не церемонился — война не место для гуманности и дипломатий. Даже для человечности, там редко найдется место. Сеня был одним из тех, кто отправил к праотцам пятерых бородатых бандитов и, хотя тогда его, двадцати однолетнего сержанта это порядком шокировало, он ни разу об этом не пожалел. Стыдился — да, отчасти. Потому что это была казнь. Но ни разу не жалел. И сейчас, когда в его сознании тяжелела угнетающая гневная мысль, что его друг, напарник и сослуживец, Николай, мог погибнуть… Что какая-то преступная мразь посмела даже подумать, что может безнаказанно убить полицейского… Сеня сейчас ощущал такую же мрачную отрешенность, как тогда больше пятнадцати лет назад. Нет, конечно, он не собирался никого стрелять. Но и нежничать он не будет. Те, кто посмел покусится на жизнь Коли — крепко об этом пожалеют. Как и те, кто что-то видел и слышал, но решил промолчать. Последние, по мнению Сени, будут виновны не меньше самих Масок, которые, скорее всего, и пытались убить Домбровского. Перед тем, как выдвинутся на место инцидента Сеня организовал несколько десятков сотрудников Уголовного розыска для проведения масштабной операции. Разумеется, это было оговорено с генералом Савельевым. Арцеулов провёл лаконичный, но емкий инструктаж личного персонала и скомандовал начинать. Замысел Сени был прост и исходил из такого же простого логичного расчета: практически невероятно, чтобы никто из сотрудников стоянки грузовиков ничего не смог заметить или услышать. Как минимум, кому-то что-то могло показаться, послышаться. Как минимум, хоть один да должен был что-то видеть или слышать. По-другому не бывает. И Сеня твёрдо был намерен отыскать этих глазастых, ушастых, но крайне трусливых граждан. На ту самую стоянку грузовиков, где Колю, едва не убили, Сеня нагрянул в компании десятка полицейских автомобилей. Разумеется, и водители, и прочие сотрудники «Континент-сервис» сильно переполошились, когда на территорию стоянки внезапно, с шумом, воем сирен и мигалками, друг за другом, ворвались десять полицейских машин. Сеня видел, по лицам всех работников компании, что ему удалось достичь нужного эффекта — шока и смятения.