Неоновые росчерки
Часть 154 из 184 Информация о книге
Я уже готова была подняться выше, на второй этаж, когда почувствовала осязаемый взгляд на своей спине. Замерев на ступенях, я мгновение собиралась с духом, чтобы обернуться. Я не знала, в каком виде передо мной в очередной раз предстанет Лик воспоминания — так, про себя, я называла воспоминания являющиеся в облике своих владельцев. Когда я была младше, я дрожала от страха при их виде и была уверена, что вижу настоящих призраков. Очень скоро я поняла, что в отличии от не доказанных явлений в виде привидений и призраков, скопления большого количества Воспоминаний иногда, порой очень даже часто, может представать в облике человека (реже животных), которому они принадлежали. От привидений такие скопления пережитых эмоций и чувств, отличаются тем, что являются неосязаемой, бестелесной, но не менее материальной частью любой личности, которая их испытывает или испытывала. Все, что мы переживаем на протяжении всей нашей жизни, все впечатления, все чувства, эмоции, душевные терзания и просто виды настроения — всё это остаётся с нами, формирует нас и влияет на наше дальнейшее будущее. А когда человек умирает, тело отправляется под землю, душа — в Рай, а Воспоминания, нередко обречены блуждать среди живых, медленно тая и иссякая среди безразличного к ним мира. Я обернулась. И без особого удивления встретилась взглядом с воспоминаниями матери братьев Ожеровских. Они пришли в её облике. Женщина стояла в нескольких метрах от меня, молча, с какой-то немного печальной полуулыбкой на губах, она с сожалением глядела на меня. «Зачем ты здесь?» Я вздрогнула, когда мягкий, преисполненный тихой горечи, голос женщины прозвучал в моей голове. «Я хочу помочь — подумала я, глядя в глаза воспоминаниям матери Ожеровских» Из видений, я узнала, что её зовут Ева. Михаил и Никита были похожи на неё, взглядом и некоторыми чертами лиц. «Уже поздно — прозвучал наполненный грустным смирением ответ». «Для Никиты — нет, — возразила я» Она подошла ближе, с любопытством склонила голову к плечу. Я неотрывно, взволнованно дыша, смотрела в глаза воспоминаниям Евы Ожеровской. «Зачем тебе это, обычно всем уже всё равно… — в её словах проскользнула едва заметная обвиняющая нотка». Я не стала врать «Будут другие, — я едва заметно взглядом указала на подвешенные вверх тела, — ваш сын, мог бы помочь помешать вашим же убийцам сотворить подобное с другими» Воспоминания Евы молчали. «Это не всё, что движет тобой, — вдруг произнесла она, — я вижу твои чувства… Ты переживаешь… за него… За Никиту… за моего сына… Почему?» Заданный в конце вопрос прозвучал со странной растерянностью. Я не знала, что ей ответить. «Не хочу, чтобы он умирал… Он достоин жить» «Он сотворил ужасную вещь…» «Я знаю — торопливо проговорила я». «Нет, — покачала головой Ева, — ты знаешь, не всё. Это из-за него они пришли» Я впилась пытливым взглядом в глаза матери братьев. «Маски… Эти убийцы, пришли из-за Никиты?» Это звучало странно. Чем он мог их прогневать? Стас рассказал мне про детей Токмакова и о том, что все жертвы Масок были рождены от него, но Никита и Михаил вряд ли к ним относятся. Я не понимала… «Чтобы не сделал ваш сын, — с воодушевлением проговорила я, — он не заслужил подобного. Он совсем немного старше меня, у него ещё вся жизнь впереди! Я не хочу, чтобы он умирал! Мы сможем помочь ему!.. Пожалуйста!..» «Помочь выжить, чтобы он сел в тюрьму? — печально и размеренно спросила Ева — Ему лучше будет… туда, куда уходят все… Ему будет лучше со мной». «Он не сядет в тюрьму, — вздохнула я, — чтобы он ни сделал… Виновным во всем признали другого человека, потому вашего сына и отпустили». «Это не отменяет того кошмарного поступка, который он совершил, — ответила Ева и покачала головой, — он убил человека» Я на миг замолчала, пытаясь понять, о чем она говорит, а потом я вспомнила о жертвах в доме Вацлава Токмакова. Я прокрутила в голове события того дня, вспомнила тех, кто погиб от рук юных террористов. Значит, Никита каким-то образом непосредственно причастен к убийству Самсона и Ирины Токмаковых. «Ваш сын, — проговорила я, всё ещё думая об Ирине, — мог бы остаться жить и искупить содеянное» «Разве можно искупить убийство?» «Люди нередко совершаю тяжкие поступки, совершенно непреднамеренно. И им не легче, чем родственникам жертвы. Точно так же их жизнь делиться на «до» и «после». И то, что «после» наполнено тяжелым и болезненным чувством вины. У всех по-разному, но суть одна — каждый из них, не прекращает думать о том дне, о той минуте и о том, что если бы они поступили иначе, все были бы живы…» Я подошла к ней ближе, проникновенно глядя ей в глаза. Мне очень хотелось её переубедить и оставить Никиту в этом мире, здесь, с нами, дать ему время и шанс. «Ваш сын, не исключение, — продолжала я, — вы уверенны, что хотите этого? Чтобы он ушел, даже не попытавшись искупить свой проступок?» «Ты не ответила на вопрос: каким образом возможно искупить убийство?» «Например, спасением, — тут же ответила я, — простой помощью людям, не важно как… Было бы раскаяние да желание, а способы найдутся!» Она отвела взор, Воспоминания Евы явно задумались о моих словах. «В твоих словах есть истина, — наконец оценила она, — и я вижу, что ты искренна, девушка с синими глазами. Хорошо…» Она прошла мимо меня, и я последовала за ней. Воспоминания Евы провели меня к задней двери дома, ведущий в сад. Она оглянулась на меня и открыла дверь. В открывшемся дверном проеме я увидела, наконец, то, что искала — воспоминания Никиты. Младший брат Михаила Ожеровского, согнувшись, зажимая рану на животе, изо всех сил бежал к лесу, прочь от дома. А следом за ним мчался один из Масок. Я посмотрела на Еву, её олицетворение подбадривающе кивнуло мне, и я стремительно выскочила за дверь, через порог, вслед за воспоминаниями Никиты. На улице я увидела полную картину… Он пришел позже. По счастливой, для себя, случайности, Никита, незадолго до появления Масок, выскочил из дома в ближайший магазин — отец послала его прикупить герметическую пену, чтобы заделать пробоину в подвале. Когда Никита вернулся, он попытался помешать убийцам совершить то, что они задумали, но убийца в зеленой маске набросился на него, сильно ранил и бросился в погоню за истекающим кровью парнем. Я видела рану Никиты, видела, как кровь обильно растекалась по его одежде, пробиваясь через пальцы рук, которыми он судорожно и тщетно зажимал рану. По воспоминаниям парня, я поняла, что он может быть ещё жив. Я быстро достала телефон и позвонила Стасу — возвращаться или кричать через весь дом, было нелогично. — Да? — раздался голос Корнилова. — Нашла что — то? — Никита Ожеровский может быть жив, — коротко бросила я, — он в лесу, что за садом Ожеровских. — Понял, подожди меня. Когда Стас присоединился ко мне, мы поспешили в сторону леса. Я торопливо шла впереди, то и дело срываясь на бег. Стасу приходилось одёргивать меня, но Волнение и неугомонное стремление помочь Никите, увидеть его, найти и узнать, что с ним, неустанно гнали меня вперед. Я так летела вперед, что запнувшись чуть не нырнула головой в сугроб. — Ника, осторожнее! — окликнул меня Стас. — Они могут быть ещё там! — Нет! — откликнулась я. Я знала, что Масок нет в лесу — я бы увидела их воспоминания, это вне всякого сомнения. А сейчас я, мимолетными обрывками, наблюдала только эпизоды из памяти Никиты. Я видела, как парень, спотыкаясь, сбивчиво дыша, со страхом в расширенных глазах, рвется вперед, в чащу леса, через промерзшие сугробы и гущу переплетающихся ветвей. А за ним по пятам, злобно и шумно дыша, проламываясь через ветки кустарников и размахивая окровавленным мачете, мчится Зелёный. Толстяк так рвался догнать парня, с такой неистовой злобой и жаждой убийства преследовал его, что несколько раз сильно ударился головой о растущие низко ветви. Вот только его это почти не останавливало, а Никита, хоть и отчаянно рвался вперёд, всё-таки истекал кровью, на глазах стремительно слабея. Я видела, что парень уже не мог бежать, его силы, его жизнь, с обилием крови вытекали из него, оставляя слабеющее тело. Воспоминания Никиты оборвались и прекратились, когда я увидела, как он, молча падает и катиться вниз, по оврагу.