Неоновые росчерки
Часть 155 из 184 Информация о книге
Я же бежала, не останавливаясь. Стас следовал за мной. Корнилов не останавливал меня, не окликал, просто держался рядом, просто был со мной. Я торопилась по следам воспоминаний Никиты. Видений больше не было, я ориентировалась в заснеженном лесу по памяти, перебирая в голове фрагменты эпизодов из жизни Никиты Ожеровского. Прозвучит цинично и жестоко, но нам повезло, что Никита был ранен. И ему тоже. Потому, что именно, когда я обнаружила темно-алые следы крови на снегу, мы со Стасом смогли обнаружить овраг, в который упал на Никита. Я подкралась к его краю, заросшего низкими, но дремучими кустарниками. Опасность была в визуальном эффекте, который создавали сугробы: ложное впечатление, что за ними ещё есть земля, но там был резкий край и внезапный обрыв. Когда я осторожно выглянула из-за сугробов и посмотрела вниз, Стас немедленно, ни говоря ни слова, вцепился в мою правую руку. — Вот он! — закричала я обрадованно и бестактно тыча пальцем вниз, где на дне темнела неподвижная человеческая фигура. — Вижу, — кивнул Стас, — отойди назад, нужно найти безопасный спуск. Овраг был глубокий, на много глубже, чем казался. Из-за торчащих со всех сторон корней деревьев или веток кустарников, он походил на огромную, широко разинутую пасть. Стас быстро отыскал узкую, неприметную тропку, извилистой змейкой спускающейся ко дну оврага. Корнилов велел мне оставаться наверху, но это было выше моих сил. Я чувствовала, что должна оказаться внизу, рядом с раненным Никитой — я была уверена, что он ещё жив и, что ему можно помочь, я могу ему помочь… Когда мы, с величайшей осторожностью, спустились по скользкой и промёрзлой тропе, мы увидели его вблизи. Он лежал на снегу, в глубоких сугробах, зубчатыми горками, поднимающимися вокруг него. Под телом Никиты Ожеровского темнели два вытягивающихся в разные стороны тёмных пятна. По своей форме, разливающиеся на снегу, багровые пятна напоминали распростёртые в разные стороны крылья. На миг мне показалось, что Никита не двигается, что жизнь уже покинула его тело, но при нашем приближении парень заметно дернулся и сделал слабую попытку приподняться. Он поднял голову, взглянул на нас, я встретилась с ним взглядом и ощутила подстегивающий импульс в области сердца. Никита, через силу, что-то беззвучно прошептал мне, но вместо слов, с его губ, плавно стекла узкая струйка крови, похожая на тонкую темную ленту, она обвила подбородок и шею парня, стекая за ворот расстегнутой куртки. — Нет! — зачем-то выкрикнула я и бросилась вперёд. Я упала на колени возле Никиты Ожеровского парня, осторожно и бережно взяла голову парня в свои руки. — Стас нужно вызвать скорую! Пожалуйста! Быстрее!.. Я почувствовала слёзы на глазах. Да, я опять плакала, глядя на умирающего возле меня юношу. Стас остановился рядом, с мрачным сожалением и досадой глядя на умирающего парня. — Ника… — тихо проговорил он. — Ему не помочь… — Откуда ты знаешь?! — вскричала я, слыша в своем резком голосе истерическую панику. — Ты же не врач! — Посмотри на его живот, — кивнул Стас. Я только сейчас увидела, как кошмарная рана зияет и кровавым багрянцем темнеет на животе Никиты. — Я вызову медиков, — Корнилов достал телефон, — но они ничего не успеют, Ника… Я не верила его словам, не хотела верить. Фигура Стаса и всё вокруг расплывалось от моих слёз. Голова Никиты шевельнулась под моими ладонями. Я опустила на него взор и увидела, как окровавленные губы умирающего парня, что-то шепчут мне. Беззвучно, не слышно, из последних сил. Но я смогла разобрать слова, которые силился произнести перед смертью Никита Ожеровский: «Это моя вина». — Нет! — я отчаянно замотала головой. — Нет… — Ника, — мягко произнес Стас и коснулся моего плеча. — Оставь его… — Нет! — повторила я и произнесла, в глаза Никиты, — Я знаю, что ты сделал, но… не ты виновен в смерти брата и родителей. Я видела его воспоминания. Самые страшные, самые мучительные, те самые, что причиняют ему наибольшее страдание. И они были не связаны ни Масками, ни даже с семьёй Никиты. Самым страшным, самым жутким воспоминанием, терзавшим его все это время было убийство Ирины Токмаковой. Убийство матери маленького Клима, именно это тяжелейшее преступление больше всего пугало и угнетало истекавшего кровью, в снегу, юношу. Я, не переставая бессильно и тихо плакать, зачем-то провела ладонью по лбу умирающего Никиты, и в тот же миг я оказалась в других его воспоминаниях. В тех, что предшествовали его побегу лес. В этих кратких и стремительных эпизодах я увидела, как Никита, торопливо шагает обратно к дачному дому. Он ещё не знает, что за кошмар там происходит, не знает, что сейчас, в эти мгновения двое подонков в масках мучают его семью и пытают его старшего брата на глазах у рыдающей матери. Я была рядом, Никита прошел буквально в метре от меня. В этом воспоминании мое присутствии было куда заметнее и реалистичнее, чем в предыдущем. Я оглянулась на дом Ожеровских, снова посмотрела на ничего не подозревающего Никиту. Мои кулаки сжались, с нервирующей досадой глядела на него, как он приближается к дому, где ему через несколько минут убийца в зелёной неоновой маске нанесет ему смертельное ранение, от которого он умрет в холоде и одиночестве, на дне заснеженного оврага. Если бы я могла хоть что-то сделать… Как — то помешать… Я шагнула вперёд и неожиданно для себя, услышала странный, совершенно невероятный звук!.. Скрип… хрустящий скрип снега… Замерев на месте, не веря своим глазами, я опустила взгляд себе под ноги и осторожно убрала правую ногу в сторону. Несколько мгновений я в полнейшем шоке, завороженно глядела на перечерченный линиями протектора след от моего ботинка. След… След от моей обуви! Справившись с шоком, я сообразила, что… я не бестелесна в этом воспоминании Никиты! Он не видит и не слышит меня, но я… я частично материальна здесь… Выходит… Я рывком повернула голову в сторону дома Ожеровских, перевела взгляд на спину бредущего к нему Никиты, и бросилась к забору дома Ожеровских. Я не знала, что получится из того, что я задумала, но я должна была попытаться! Оказавшись у забора дома Ожеровских, я подобрала первый попавшийся мне под руки камень и швырнула его в окно дома. Камень с гулким ударом врезался в окно. Стеклопакет выдержал попадание, хоть и покрылся кривыми белесыми линиями трещин. Никита остановился на пороге и ошарашено уставился на покрытое кривыми трещинами окно. Лицо парня исказило настороженное недоумение. В этот миг в окне мелькнул громадный силуэт и тусклый свет зеленого неона. Кажется Никита что-то заподозрил, потому, что он не спешил подходить к дому. И тут входная дверь его дома распахнулась, и на парня, размахивая ножом, бросился Зелёный убийца. — Беги!!! — заорала я истошно. — Беги!!! И он побежал. Парень, что было сил рванул в сторону леса. Убийца стремился за ним… но бежал он не долго. В отличии от стеклопакета, его голова хуже перенесла попадания камня по черепу. Толстяк пошатнулся, но не упал, на что я надеялась. Я подобрала второй камень, но Зелёный остановился и внимательно посмотрел в мою сторону. На несколько мгновений мне показалось, что он меня видит. Я застыла, охваченная накатившим ужасом. Никита был уже далеко, его фигура в темной куртке стремительно мчалась в сторону леса, который парень отлично знал — они с братом не раз лазали там во время летних каникул. Убийца приблизился ко мне. Я истерично швырнула камень в его сторону и рванула прочь, но обернувшись на бегу, увидела, что Зелёный и не думает меня преследовать. Вместо этого, он рассматривает, брошенный мною и упавший рядом с ним в снег камень. Я видела, что он недоумении и представила себе, как всё это выглядело его глазами: зависший в воздухе камень, внезапно полетел в его сторону и упал у самых ног (чуть — чуть я не попала, аж обидно!). Опомнившись, Зелёный, торопливо бросился в сторону дома Ожеровских, из распахнутых дверей которого звучали громкие биты рэпа, заглушающие крики жертв. Я попятилась назад и в этот миг воспоминание исчезло. Первое, что я увидела — это был Стас. Корнилов стоял с отстраненным шокированным видом, держа в правкой руке мобильник. Из телефона доносился чей-то взволнованный голос: — Уточните состояние раненого! Какова глубина ранения и степень повреждения! Товарищ подполковник, вы слышите меня?! Но Стас, не отвечая, нажал на отбой и спрятал телефон в карман куртки. Взгляд Корнилова был прикован к парню, который, поджав колени, со отпечатком дикого страха на перепачканном и оцарапанном лице, взирал то на меня, то на Стаса.