Неоновые росчерки
Часть 164 из 184 Информация о книге
— Спасибо, — я оценила ироничную шутку Корнилова. — Меня больше волнуют вот эти два персонажа, — он указал на Сводного и Колдунью. — У них единственных лица полностью закрашены черным маркером. — Полагаю, — осмелилась я высказать предположение, — эти двое, как раз те, кто нам нужен. — Скорее всего, — кивнул Стас и внимательно рассматривая рисунки. — Любопытно, что он назвал Колдуньей того, кто «приказывает» Великану отдавать указания Трёхголовому Змею… То есть это женщина. — И учитывая, то, что Маски попытались убить всех Ожеровских, а сейчас, очень вероятно ищут Прохора Мечникова, мне на ум приходит только одна «Очень Злая Колдунья»… У которой есть все мотивы мстить террористам. — Я понял, о ком ты, — кивнул Стас и добавил. — Я с тобой согласен. Но, всё что мы пока имеем — это очень вероятные догадки. Не более. Истинная картина может радикально отличаться от того, что мы имеем. Например, если твоя гипотеза верна, то тогда у одного человека должен был быть мотив желать смерти внебрачных детей Токмакова… — На счета которых Вацлав переводил крупные суммы денег, — вставила я взволнованно и торопливо. — Денег, совместно заработанных с… — Жанной Микадзе, — договорил за меня Стас и ошарашенно покачал головой. — Чтоб её… Неужели всё так просто? — Самые зловещие и коварные замыслы, на деле нередко оказываются простыми, как теорема Пифагора, — вздохнула я. — При Сене только это не ляпни — он в школе ненавидел геометрию, — хмуро ответил Стас, попутно что-то обдумывая. Я ждала, хотя это было невыносимо. Потому что теперь, после рисунков Марка и закономерных логических выводов из моих видений и последних событий, очевидный ответ напрашивался сам собой! Это Микадзе!.. Не знаю, как, каким образом, но теперь я уверенна, что это она! Она всё задумала! Это она использует Маски, чтобы расправиться с внебрачными детьми Вацлава! Это она жаждет мести за смерть дочери! И из-за того, что всех, кроме Меллина отпустили, она натравила на них своих ручных убийц. Своего… Своего Трёхглавого Змея. Меня обуревало такое восторженное, неудержимое и пламенное волнение, что я не выдержала и выложила Стасу, всё что думала. Корнилов выслушал меня с задумчивым видом. — Звучит всё логично, но нужны весомые доказательства. Мы не можем арестовать судью из Конституционного суда Российской федерации на основании твоих видений и рисунков сумасшедшего серийного убийцы. Я так и поникла. Охватившее меня тревожное рвение, резко угасло. Да, Стас прав. Все наши доводы, пока что, позволяют лишь подозревать Микадзе. А что предъявить ей обвинение нужно, что — то посерьёзнее. — У меня есть идея, — осторожно и задумчиво проговорил Стас, — подожди здесь. СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ Среда, 25 марта. Ночь. Он чувствовала, понимал и осознавал: Ника права. Стасу даже стало стыдно, что ответ лежал на такой видимой поверхности, чуть ли не под носом, а он не подумал связать Жанну, которая была подельницей своего зятя, с убийствами детей Вацлава. И не сразу подумал о ней, когда Ника рассказала о своих видениях, где Ева Ожеровская сказала, что Маски пришли их убивать из-за того, что сделал Никита Ожеровский. Воспоминания Евы Ожеровской прямо сказали: «Он убил человека!» Да, было непонятно, кого именно — Самсона Токмакова или Ирину? Но, это и не важно! И тот, и другая имеют самое прямое отношение к Жанне Микадзе. Вряд ли она так любила Самсона, что готова была уничтожить его убийц, но желать мучительной смерти убийцам собственной дочери… Вполне вероятно ожидать подобного от Жанны Микадзе. Стас и ожидал, но, чёрт побери, не думал, что она может зайти дальше, чем фабрикация ложных улик, с целью посадить малолетних бандитов или, даже, подброшенные наркотики. Как же он ошибался… Это его просчёт, его ошибка. Которую, срочно нужно исправлять. Если Жанна почует, что её вот-вот прижмут, она обложиться такой глухой обороной, что её ни один прокурор и обвинитель не усадят за решетку. Кто лучше, способен противостоять системе юриспруденции и юстиции, чем судья, человек знающий эту самую систему изнутри? Стас мысленно ругал себя, что не надавил на Никиту и не заставил рассказать в деталях, всё что он натворил. Но, чудом оставшийся в живых Никита Ожеровский, пребывал в таком шоке и потрясении, что только Ника и то с трудом, смогла добиться от него хот каких-то свидетельств. А сам Стас находился под таким впечатлением от того, что произошло у него на глазах, что, на некоторое время впал в смятение. Ника вернула, вместо почти умершего от раны Никиты, вернула из прошлого, из его же воспоминаний, целого и невредимого парня! Если бы Стас не был закален предыдущими «чудесами», которые вытворяла Ника, он бы наверняка свихнулся. Хорошо, если Никита Ожеровский не спятит от всех, свалившихся на него событий. Корнилов вошел в допросную к Панкрату. — Ну, чё перетёр с коллегами про меня? — заухмылялся Рындин. — Поднимайся, — велел Стас. — Чего? — Вставай, сказал! — повысил голос Стас. Рындин послушно поднялся, и Корнилов, взяв того за локоть, выволок его из допросной. — Начальник, чё за произвол, ты воротишь?! — Панкрат предпринимал слабые попытки качать права, но Стас решительно отволок его к допросной, в которой находился Марк Карташев. Стас поставил Панкрата перед зеркалом Гезела, с его прозрачной стороны и указал на Марка, который сидел на полу и с увлечением рисовал. — Смотри, — приказал Корнилов. Но в этом не было нужды. Панкрат Рындин так и замер, глядя на сына и не в силах издать и звука. Стас увидел, как из другой двери, в допросную, к Марку прошла Ника. Она принесла новые листы бумаги и конфеты. Перемазанный шоколадом, но счастливый Марк, в теле тридцати пятилетнего мужчины, захлопал в ладоши, громко засмеялся и восторженно подпрыгнул на месте. Ника, отвечая Марку вполне искренней улыбкой, вручила ему новые листы, и они уселись рисовать. — Начальник… — слабым и хрипнущим голосом проговорил Панкрат. — Это чё… Что с моим сыном? — Трудно объяснить, — признался Стас. — Но, сейчас, этому Марку, всего четыре года. — Чего ты сказал?! — Что слышал. Сейчас, перед тобой Марк, твой сын, который не помнит и не знает, что ты сделал. Стас увидел, как при этих словах изменилось лицо и взгляд Рындина. Ни на лице, ни во взгляде старика не осталось и намека на самодовольное и злобастое бахвальство. Нет, теперь перед Стасом стоял осунувшийся, бессильный и дряхлый старик, с невыносимым ощущением чувства вины и едва теплившейся на душе надеждой. Корнилов решил «добить» его для пущего эффекта. — Этот Марк не боится и не испытывает ненависти к тебе, за то, что ты убил его мать. Этот Марк, несмышленый и робкий, маленький четырёхлетний мальчик, который по-прежнему любит тебя, как своего отца… И если ты не расскажешь мне всю правду, Панкрат, боюсь твой сыночек окажется среди самых опасных заключенных… И они будут знать, за что он сидит. Плечи Панкрата затряслись, старик со злостью, бессильно всхлипнул, с влажным хлюпаньем шмыгнул носом. — Ну, ты и сволочь, начальник… — Кто бы говорил, — ответил Стас. Происходящая ситуация была ему противна. Он ненавидел себя сейчас за то, что делал. Корнилов осознавал насколько омерзителен способ, к котором он сейчас прибегнул, чтобы выжать нужные показания из Панкрата Рындина. — Х*р, с тобой! — яростно выдохнул Рындин. — Я всё выложу, только жизнью мне своей паршивой поклянись, что он, такой… Губы Панкрата затряслись от сдерживаемых эмоций. — Что он, мой сын, в таком состоянии… он не окажется за решеткой! Стас пару секунд смотрел в глаза старика, а затем тихо, но веско произнес: — Клянусь. ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ Среда, 25 марта. Ночь. Он заплакал, когда я сказала, что мне нужно ненадолго уйти. И, возможно многие бы отругали меня за это, но меня пробрала тоскливая жалость, глядя на заливающегося слезами Марка Карташева. Он был таким одиноким, таким беспомощным и… и при этом виновный в таких кошмарных кровавых преступлениях!.. Я… Я не знала, как мне реагировать. Жалеть его? Ненавидеть? Сочувствовать? Радоваться, что он отправиться за решетку — психиатрическая больница усиленного наблюдения в структуре ФСИН совсем не лучше тюрьмы. Я не знала… Стас спросил меня могу ли я поприсутствовать с ним на разговоре с Панкратом. Разумеется, я мгновенно согласилась.