Несущий огонь
Часть 40 из 47 Информация о книге
Он вперил в меня круглые глаза: – Я миротворец, господин! Блаженны миротворцы! Я объяснил лорду Домналлу, что не могу держать меч – я ведь епископ! Я помогу скоттам, но не буду убивать для них. Господи избави! – Да, и если бы ты дрался вместе с кораблями Эйнара, лорд Этельхельм узнал бы о твоей измене моему кузену, – предположил я. – Верно, господин, – подтвердил он. Мне подумалось, что если Иеремия и безумец, то безумец ловкий, хитрый и изворотливый, как змея. Ему удалось убедить и скоттов, и моего кузена, что он на их стороне, и поэтому получил возможность отстроить монастырь на Линдисфарене, кто бы из них ни победил. – Ты на самом деле веришь, что мой двоюродный брат исполнит свое обещание? Или что скотты позволят тебе построить монастырь на их земле? Никому из них нельзя доверять! Он посмотрел на меня, в глазах его стояли слезы. – Господь хочет, чтобы я построил обитель, лорд! Он обращается ко мне, он требует, он ждет от меня этого! – Тогда ты должен ее построить, – с чувством сказал я. – Архиепископ это понимает! И поэтому послал тебе сообщение. – Сообщение? – жадно переспросил он. – Он шлет тебе свое благословение и заверяет, что ежедневно молится о твоем успехе. Обещает поддержать твои труды на Линдисфарене и послать тебе сокровища, причем какие сокровища! Но только если ты поможешь мне. Я прижал его ладонь к кресту в рукояти Вздоха Змея: – Своей душой клянусь в том, что если я стану повелителем Беббанбурга, то ты станешь аббатом, епископом и правителем Линдисфарены. Клянусь тебе в этом во имя отца… – Моего отца, – торопливо поправил он. – Во имя отца твоего, и брата, и… – Еще одного, – снова перебил Иеремия. – Не стоит упоминать имя этого другого, – возбужденно пояснил он. – Потому как это вызывает у Бога ревность. Он сам мне сказал. – Ревность? Иеремия решительно кивнул: – Понимаешь, тот, другой, он ведь святой. – Слово «святой» он произнес с нажимом. – Тогда как отец мой и брат тоже должны быть святыми, даже еще святее, но это не так. И это очень неправильно! – Неправильно, – охотно согласился я. – Поэтому отец просил меня никогда не упоминать имени того, другого. Никогда. – А еще твой отец велел тебе доверять мне. На удар сердца мне показалось, что я зашел в своем обмане слишком далеко: Иеремия не ответил, только хмурился, таращась на меня. Потом плотно зажмурил глаза и пробормотал что-то нечленораздельное. Помолчал, явно прислушиваясь, кивнул, снова буркнул что-то, открыл глаза и посмотрел на меня с неподдельной радостью: – Я только что спросил Его, господин, и Он говорит, что я могу доверять тебе! Хвала Ему! – Воистину хвала Ему, – согласился я, по-прежнему держа руку епископа. – А теперь расскажи мне все, что я хочу знать. И там, в старой церкви Гируума, в этой пропахшей дымом ночи, он поведал мне все. Часть четвертая. Возвращение в Беббанбург Глава одиннадцатая – Лучше бы перерезал его поганую глотку, – буркнул Финан утром, а вернее, поздней ночью, потому что я поднял людей, когда еще царила глубокая тьма. Костры, на которых давеча коптили на берегу рыбу, ярко запылали, когда мои люди подкинули в них плавника. При их свете воины шлепали по отмели, грузя брони и оружие на корабли. Другие костры горели выше по склону, окружая главный дом с пиршественным залом, в котором я поместил под замок мужчин, женщин и детей из числа подданных Иеремии. Охраняли их семеро моих дружинников, еще двое надзирали за Иеремией, который выклянчил разрешение провести ночь в своем наполненном реликвиями соборе. – Господин, я буду молиться, – просил он. – Молиться за твой успех. – Молиться! – фыркнул Финан. – Ты бы лучше разрешил мне перерезать ему его поганую глотку. – Он безумец, а не злодей. – Он хитер и изворотлив, это твои собственные слова. – Иеремия верит в чудеса, – объяснил я. Дагфинр Датчанин каким-то образом прослышал про христианские чудеса и убедил себя, что пригвожденный Бог даст ему силу творить их, если только он соберет достаточное количество реликвий. Вот так появился на свет Иеремия. Вину за неспособность обратить воду в шелковичный эль или исцелять слепых он приписывал тому печальному факту, что ему не дано владеть Линдисфареной. – Это место силы, – твердил он мне. – На острове небо соединяется с землей! Священное место. – Он собирается построить на Линдисфарене новый собор, – сообщил я Финану. – После чего будет править всей Британией. – Король Иеремия? – бросил Финан презрительно. – Не король – Папа Иеремия, и его королевство будет называться Царствием Небесным. В нем все будут жить в мире, не зная болезней, бедности, неурожая. – Иеремия доверился мне, поведал о своих амбициях, захлебываясь от возбуждения. – Там не будет лордов, – продолжал я. – Не будет крепостей, лев возляжет с агнцем, мечи перекуют на орала. Там не будет расти жалящая крапива, а мужчина получит право брать столько жен, сколько захочет. – Господь милосердный, это все? – Еще Бог объявил ему, что все чудеса начнутся на Линдисфарене, поэтому именно там он построит свой новый Иерусалим. Иеремия хочет переименовать Линдисфарену – ей суждено называться Блаженным островом. – Блаженна моя задница, – проворчал Финан. – А мне отведена роль Преосвященного и Высочайшего Защитника Блаженного острова. – Зачем понадобился ему защитник, если все будут жить в мире? – По его словам, дьявол будет бродить вокруг, аки лев рыкающий, норовя пожрать кого-нибудь из народа. – А разве льву не полагается спать с агнцем? И кстати, что это за лев такой? – Дьявол в обличье зверя. Финан расхохотался и покачал головой: – И ты пообещал отдать этому идиоту развалины монастыря? – Я не вправе это решать, они принадлежат Церкви. Зато могу передать ему землю на острове. А если он заодно заберет и церковные земли, не буду его останавливать. – Церкви это не понравится. – До того, понравится это Церкви или нет, мне дела как до крысиного помета, – язвительно отрезал я. – А Иеремия безвреден. – Он предаст тебя, – предупредил ирландец. – Как предал всех остальных. По какой-то причине мой друг проникся неприязнью к епископу, и это было взаимно. Не потому ли, размышлял я, что чувства Финана, как христианина, оскорблены заблуждениями чокнутого епископа? Мне не составляло труда представить мнение христиан, что Иеремия издевается над ними, но уверенности у меня не было. Я пришел к мысли, что он искренен, даже если безумен, а вот Финану просто не терпелось перерезать ему глотку. А мне не хотелось портить ему глотку или любую другую часть тела. Мне нравился Иеремия. Он был в самом деле безумен и глубоко заблуждался, а еще хитер, что доказал своими маневрами между Этельхельмом, скоттами и моим кузеном. Но вся его ложь и обманы совершались ради того самого чудесного царства. Епископ верил, что пригвожденный Бог на его стороне, а мне не хотелось оскорблять этого Бога или какого-либо другого, особенно в день, когда предстоит битва, о которой я мечтал всю свою жизнь. Поэтому я пообещал ему землю на Линдисфарене, а потом разрешил благословить себя. Его тонкие пальцы стискивали мне голову, пока он упрашивал пригвожденного Бога даровать мне победу. Иеремия даже порывался плыть с нами. – Я могу призвать ангелов отца моего, чтобы они сражались за тебя, – пообещал он. Мне с трудом удалось отговориться, что его молитвы будут не менее действенны, если прозвучат в его собственном соборе. – Пусть он живет, – проворчал Финан, – но не оставляй его здесь! – Ну что может он натворить? – Ты просто уплывешь и оставишь его тут? – А как иначе? – Не доверяю я мерзавцу. – Ну что может он натворить? – повторил я. – Предупредить Беббанбург о нашем прибытии ему не по силам. Для этого нужен быстрый корабль, а у него никакого нет. – Это же кудесник. Вдруг он летать умеет? – Он жалкий, безвредный идиот, – возразил я, после чего отправил Свитуна отзывать стражу, наблюдающую за Иеремией и его людьми в древнем монастыре. Пришло время отправляться. Иеремия воистину был жалкий, безвредный идиот, но не такой ли дурак и я сам? Я шел с кучкой людей брать неприступную крепость, где меня поджидали мой кузен, Эйнар Белый и шотландцы. Мы отплыли на север. Четыре корабля. «Эдит», «Ханна», «Стиорра» и «Гудс Модер» покинули Гируум в темноте. Я теперь шел на «Гудс Модер», оставив Гербрухта за кормчего на «Эдит». Мы двигались вниз по реке к морю, и плеск по воде был самым громким шумом в ту тихую ночь. При каждом погружении весла черная река вспыхивала мириадами сверкающих огоньков, а на поднятых лопастях капли горели, как жемчуга морской богини Ран. Это сияние я счел за знак ее расположения. Туман полосами прилипал к реке, но пробивающегося через тонкие облака лунного света хватало, чтобы мы различали темные берега Тинана. В путь мы тронулись при низкой воде, но пока шли к морю, начался прилив. Какое-то время течение было против нас, но, едва обогнув мыс, мы повернули на север, и теперь оно нам помогало. К исходу дня нам еще предстояло побороться с течением, но я надеялся, что к тому времени ветер наполнит наши паруса.