Невеста для Хана. Книга 1

— Я горжусь тобой…

И он рассмеялся, сжимая ее тонкие пальцы. Его называли каким угодно, но только не хорошим. Он мог бы высмеять эти наивные слова, мог бы их исковеркать, опошлить, испоганить… но не стал. Потому что… потому что, блядь, ему захотелось, чтоб она так считала. Зачем? Он и сам не знал. И… им никогда, и никто не гордился. Восхищались, завидовали, ненавидели, лебезили, но никогда не гордились. Когда Хан побеждал на рингах… он представлял себе, как бы его мама им гордилась. Только она была способна сказать ему «я горжусь тобой», потому что только она любила его…

Потом, когда врач ушел, а она спала под действием транквилизаторов, Хан не отрываясь смотрел на ее лицо и трогал кончиками пальцев ее скулу, изгиб длинной шеи, плечо, руку, тонкую кисть… и думал о том, что внутри него поселилось зверское чувство. Страшное по своей силе, слишком сильное, чтоб с ним справляться. Она дала ему то, что никто и никогда не давал… ощущение нужности. Ему нужно было обладать ею целиком.

Этот наркотик оказался губительно ядовитым. Стоило лишь лизнуть кончиком звериного языка капельку и все. Долбаный, изломанный наркоман. ее удовольствие от его ласк. Неподдельное, настоящее….Видеть как трепещут тонкие веки, испещренные нитками-венами, как закатываются глаза и приоткрывается рот… как твердеют соски, как они наливаются и становятся алого цвета, а у него яйца разрываются. И этот запах возбуждения. Он вынюхал ее тело, как животное, как взбесившийся от похоти кобель изучил запах своей самки, так и он различал любую интонацию ее запаха и когда впервые уловил эти умопомрачительные мускусные оттенки сдурел окончательно.

Она его хотела. По-настоящему. Так как никто никогда не хотел. Этим невозможно обмануть. Он ощущал ее желание пальцами, языком, губами, всем своим существом. Эти спазмы оргазма на своем члене и ее крики от которых его вскидывало в самую высокую адскую бездну неба и швыряло обратно к ней в объятия. Она хотела в нем мужчину. Хотела его самого. Ни денег, ни подарков, ни золота. Она хотела того забитого, изломанного пацана, сидящего в углу и покрытого кровоподтеками… Он еще не смел показаться из своей вонючей дыры. Но поднял голову и всматривался пустыми глазницами в тоненький луч света и медленно тянул к нему скрюченные сломанные пальцы. Хану впервые не хотелось раздробить этому осмелевшему ублюдку все кости.

Когда рано утром, вышел из спальни, чтобы принести ей поесть, отворил дверь и остановился как вкопанный. За дверью оказалась его дочь. Сидит и смотрит, не моргая сквозь него.

— Я пришла к Вере.

— ее зовут Ангаахай.

— Ей больше нравится Вера.





Глава 20




— Возвращайся к себе. Кто тебе разрешил сюда приходить?

Почему мне раньше казалось, что голос Тамерлана жуткий и очень низкий? Сейчас я прислушивалась к тембру и мне нравилось его гортанное звучание. То, как он произносит буквы, как тянет их с характерным акцентом.

— Я принесла ей подарок. Хочу отдать.

Не смотрит на него… как и обычно. А он… я вижу лишь его голую спину и чуть склоненную вперед голову.

— Иди к себе.

— Отдам подарок и пойду.

Алые ленты все еще вплетены в косы только теперь падают ей на плечи.

— Уходи. Ты должна быть наказана.

— Отдам подарок и наказывай.

Я слышала их голоса за приоткрытой дверью, и вся внутренне сжалась в ожидании взрыва, в ожидании, что он сейчас вышвырнет малышку.

— Накажу не сомневайся.

— Дай мне увидеть Веру.

Она стойко перечила ему, и я лишь устало выдохнула, когда дверь открылась настежь и Хан позволил девочке въехать в спальню. Я приподнялась на одном локте, глядя как маленькое кресло подъехало к моей постели и малышка подняла на меня треугольное личико, а потом протянула рисунок.

— Я принесла тебе подарок.

Взяла лист бумаги, устраиваясь на подушке, примащиваясь так чтоб не болело плечо и посмотрела на рисунок. На нем изображена девушка с крыльями, как у ангела и длинными распущенными волосами. От ее крыльев вниз падают красные цветы. Она закрыла лицо руками и словно парит в воздухе. Рисунок нарисован акварельными красками. Эрдэнэ очень талантливая девочка. Я бы не сказала, что этот рисунок нарисовала девятилетняя малышка.

— Красиво. Кто это?

— Это ты.

Я присмотрелась к рисунку внимательней и улыбаясь положила рядом с собой.

— Я ангел?

— Нет. Ты — лебедь.

Склонила голову к плечу и смотрит на меня пытливо, с интересом. У нее такой вид будто ничего не произошло, и она не открывала клетку, не подвергла свою жизнь опасности.

— Почему лебедь?

— Не знаю. Ты похожа на птицу. Нежную, красивую.

— Спасибо.


Я улыбнулась ей и чуть прикрыла глаза, но тут же широко их распахнула, потому что она вдруг спокойно сказала:

— Все равно он сломает тебе крылья и твои перья рассыплются вокруг… я там нарисовала их.

Взяла рисунок и присмотрелась — действительно на земле валялись выдранные перья красного цвета. Я вначале приняла их за цветы. Медленно отложила рисунок, стараясь справиться с сильным сердцебиением.

— Зачем ты это сделала? Зачем открыла клетку?

Девочка пожала худенькими плечами.

— Он любит ее больше, чем меня. Гуляет с ней, заходит в клетку, разговаривает с ней, кормит….Я хотела, чтоб она умерла… или я. Всегда должен оставаться кто-то один. Кого любят больше.

Я невольно подалась вперед и почувствовала, как что-то саднит под ребрами и сохнет в горле так будто я наглоталась песка. Как же ужасно звучит все что она говорит. Такая маленькая и столько боли внутри. Как же мне тебя отогреть?

— Отец и тебя любит. Намного сильнее Киары. Ты видела, как он схватил ружье? Он выбрал тебя!

— Или тебя! — упрямо и пронзительно на меня посмотрела. Карие глаза настолько темные, что ее взгляд кажется не подъемно тяжелым.

— Тебя! Кто я? Никто… а ты его дочь! — поправила ее я и села на постели, чувствуя легкое головокружение, опустила ноги вниз и взяла девочку за руки. Она хотела их одернуть, но я сильно сжала маленькие ладошки.

— Неправда. Тебя. — закричала Эрдэнэ и неожиданно сильно сжала и мои пальцы, — Он всегда выбирает кого угодно, но не меня. Я вечно заперта в этом доме как в тюрьме. У меня нет друзей, нет животных, нет никого.

— А я?

— Ты? — девочка попыталась еще раз высвободить руки, но я не дала. — Ты можешь исчезнуть в любой момент.

— Все мы можем исчезнуть в любой момент. Я бы отдала все на свете, чтобы мои родители в один день вдруг не исчезли, но они попали в аварию, и я никогда не знала их. А у тебя есть отец… Если бы у меня был отец…

— У меня его нет.

Все же вырвала ручки и развернув кресло, отъехала к окну, а я встала с постели и подошла к ней сзади, любуясь длинными, блестящими волосами так ярко контрастирующими с алыми лентами.

— Есть. У тебя он есть. И если ты рядом с ним в этом доме, накормлена, одета, обучена, то ты ему дорога. Если родители не любят своих детей, они отказываются от них, убивают…

— Нет! Он меня ненавидит! Стесняется! Я уродина! Выродок! Безногое мясо! Лучше бы он меня убил, когда я родилась!

Я развернула кресло к себе и посмотрела в бездонные глаза малышки наполненные слезами, опустилась на колени и провела ладонью по ее щеке.

— Но ведь он этого не сделал… он тебя вырастил. Смотри какая ты красивая. Разве красота только в ногах? А глаза — твои похожи на расплавленный шоколад. А волосы? Блестящие, длинные, густые. Может быть твой папа любит тебя и просто не знает, как сказать об этом или показать свою любовь. Твое имя….ты ведь знаешь как оно переводится? Драгоценность. Это папа тебя так назвал.

Она смотрела на меня и по ее смуглым щекам катились слезы, а меня разрывало от жалости.

— Ты ведь тоже его любишь…

Она кивнула, а я подалась вперед и обняла ее одной рукой, привлекая к себе, чувствуя ладонью выпирающие косточки позвоночника.

— Ты говорила ему об этом? Говорила, что любишь его?

Отрицательно качает головой.

— Хочешь мы придумаем как ему об этом сказать?

Отстранила малышку от себя.

— Или подарим ему подарок… Не знаю. На какой-нибудь праздник.

— У… у…не-го, — Эрдэнэ тихо всхлипывала, — не-го день ро-ж-де-ни-я… ссскоро.

Так трогательно. Я бы в жизни не подумала о дне рождения такого человка, как Хан… наверное, потому что тогда надо было представить его ребенком, а мне было сложно это сделать.

— Вот… мы сделаем для него подарок.

Эрдэнэ отрицательно качнула головой.

— Он не разрешит нам общаться.

— Разрешит, — не знаю почему я это сказала с такой уверенностью, но я собиралась выдрать это право с мясом. Или наперекор всем запретам приходить к девочке.

— Я знаю… знаю почему ты все еще здесь?

Вдруг сказала она и тронула мои волосы, пропустила между темными пальчиками.

— Ты красивая.