Невеста для Хана. Книга 1

Да… были и те, кто брали с собой своих женщин и жен. Но у Хана нет своей женщины, а жена…

— Когда ты уезжаешь мне становится очень страшно.

Отвлекла его от мыслей, и он опустил все же глаза на ее нежное лицо в обрамлении тонких золотистых локонов. Потом бросил взгляд на плечо, на котором остались кривые розовые шрамы от когтей Киары. Благодаря Зимбаге раны зажили быстро. Провел по ним кончиками пальцев.

— И чего ты боишься?

— Что ты не вернешься ко мне.

Она его обескураживала. Каждый раз ставила в тупик, отнимала у него дар речи и превращала в немощного идиота, неспособного противостоять маленькой, хрупкой девчонке. Она выдрала из него согласие общаться с Эрдэнэ. Так искусно и ловко заставила его согласиться, что он сам себе не верил.

«Пожалуйста, я хочу с ней общаться. Ей нужно это и мне… я совсем одна в этом доме. Она очень одинока целыми днями только учебники, музыка… Она такая умненькая, талантливая. Я бы приходила к ней раз в день, хотя бы на час. Прошу тебя. Разреши.

— Нет.

— Я здесь ненадолго, а она привыкнет ко мне, а потом….потом ей будет тяжело со мной расставаться, да? Поэтому «нет»? Чтоб не общалась с твоей игрушкой и не привыкла к ней?

Сцапал девчонку за плечи и дернул к себе

— Кто тебе такое сказал?

— А разве это не так? Я ведь никто для тебя. Тридцать дней уже давно прошло, и ты можешь в любой момент избавиться от меня.

Долго смотрел на нее, на прозрачную белую кожу, на золотистые ресницы, на тоненькие венки на веках. Избавиться? Нет, блядь… он уже давно понял, что не сможет от нее не только избавиться, а провести без нее двадцать четыре гребаных часа.

— Ты можешь общаться с Эрдэнэ когда захочешь.

Он никогда не забудет, как в этот момент ее глаза наполнились слезами.

— Значит не никто?

— Ты можешь общаться с Эрдэнэ я сказал.

Обняла его за шею и быстро-быстро покрыла его бородатое лицо поцелуями.

— Спасибо, спасибо, спасибо.

— Перестань!

Отстранил ее от себя, не понимая почему у него разливается какое-то невыносимое тепло внутри.

— Почему? Тебе не нравится, когда я тебя целую.

Смотрит так искренне, так открыто, так невозможно пронзительно, что у него начинает болеть в груди.

— Не нравится? Хорошо я не буду.

Хотела вырваться, но он приподнял ее и ткнулся носом в ее нос.

— Ни хрена. Целуй».

— Возьми меня с собой. Один раз.

Тянет его к себе за рубашку, обнимает за плечи, обволакивает ароматом соблазна. Искушает настолько сильно, что он забывает куда хотел идти, зачем одевался. Подхватил Ангаахай на руки так, что она обхватила тонкими ногами его бедра и волна волос упала ему на лицо, сводя с ума, заставляя член не просто каменеть, а ныть от адского возбуждения.

— Повтори…

— Что повторить, — сильнее обхватывает ногами его бедра и впивается пальцами в его шею, прогибаясь назад, открывая его взгляду грудь, едва прикрытую тонкой тканью и он с рыком впивается в ее сосок жадными губами.

— Возьми меня …, - под ее голосок его пальцы лихорадочно дергают змейку вниз, высвобождая член и на весу насаживают ее на стоящий колом член, под их обоюдный стон. Бляяяядь, как же там узко и горячо, как тесно ее мышцы сдавили его плоть, орошая влагой… Она его хочет. Вот что лишало рассудка и превращало его в обезумевшее животное. Она. Его. Хочет. ее ладони сжимают его лицо, а глаза закатываются, когда Хан легко поднимает ее и насаживает на себя снова, стоя посередине комнаты совершенно одетый, опутанный ею и золотыми волосами, как лебяжьим пухом.

— Взял, — гортанно ей в губы, ловя ее стоны. — чувствуешь… я тебя взял.

Дааа, он возьмет ее с собой. Да… да… да. Черт возьми. Чтоб не разлучаться с ней. Отметит этот проклятый день рождения с навязанной дедом семьей и уедет с Ангаахай на две недели.





Глава 22





Он смотрел в окно, как они съезжаются к его дому. Многочисленные крутые тачки с купленными номерами. Внизу снуют слуги в белых накрахмаленных рубашках, серебряные подносы сверкают в бликах от вывешенных по периметру поместья гирлянд. Последний раз в этом доме были гости после свадьбы с той лживой сукой, чье имя вызывало гадливую дрожь во всем теле. После ее собачьей смерти здесь не было ни единой души, кроме него самого и Эрдэнэ. И не было бы еще тысячу лет.

Когда дед настоял на воссоединении семьи и перемирии Тамерлан оскалился. Единение? Перемирие? С кем? Со стаей шакалов, готовых сожрать друг друга за кусок пожирнее.

— То, что ты называешь семьей на самом деле стая. И каждый из них ждет, когда ты сдохнешь.

— Даже ты? — спросил старик, хитро щуря черные глаза и покручивая иссохшими пальцами набалдашник трости.

— В свое время мне было плевать жив ли ты, так какого хрена мне ждать твоей смерти? — пожал плечами и налил себе дорогой виски двадцатого года.

— Ты главный наследник.

— Я и без твоих золотых побрякушек не особо нуждаюсь, если ты не заметил.

Дед впился в запястье внука, приблизив к нему морщинистое лицо.

— Именно поэтому ты возьмешь все в свои руки и будешь держать эту стаю в когтистом кулаке. Династия должна возродиться. Окрепнуть. У нас много конкурентов. Но вначале выполнишь мои условия!

— Я их выполнил!

— Не до конца. Я жду правнука!

— У тебя уже есть правнучка….

Старик брезгливо поморщился.

— Не смей называть это существо моей правнучкой. Это позор семьи. Аномалия. Сбой системы. ее не должно было быть. Отошли ее отсюда подальше пусть родня со стороны моего двоюродного брата позаботится о ней. Не рыба, ни мясо.

Тамерлан сбросил старческую руку со своего запястья и с трудом сдержался чтоб не оттолкнуть старика так чтоб коляска перевернулась.

— Она — не существо! Я и только я буду решать судьбу своей дочери!

— Не будешь! Если хочешь владеть моей империей! Скрой ее от глаз людских подальше. У Красного Скорпиона не может быть уродов в семье.

Тамерлан глухо зарычал и дернул инвалидное кресло старика.

— Да что ты? Вся твоя семейка сплошные уроды! Если бы ты следил за своим извращенцем сыном, кастрировал его в детстве, то никаких аномалий не было! Но чем ты там был занят? Поиском очередной золотой жилы? Или сам тыкал свой член в своих многочисленных любовниц пока твой сын сраный ублюдок насиловал мою мать? Твою родную дочь!

— Молчать!

— Не затыкай мне рот. Если думаешь, что поймал меня на крючок своим наследством — ошибаешься. Срать я хотел на твои миллионы!

— Не зли меня, Лан! Я порву дарственную и завещание!

— Я сам могу их порвать!

И дед вдруг усмехнулся тонким ртом, похожим на вертикальную прорезь в коре моренного дуба.

— Упрямый, наглый сукин сын! Ну кто лучше тебя сможет держать их всех за яйца? Я жду праздника. Пусть твоя русская хозяйка примет гостей… Она все еще в твоем доме? Или уже спровадил куда-то? Нееет, вижу, как глазки загорелись — еб**шь ее с утра до вечера, да? Мне тоже были по нраву русские блондиночки. Правда я не женился на них…

Хан отошел от окна, подтянул рукава белого свитера и поправил ладонью волосы. Да, на нем был белый свитер и светлые джинсы. Ангаахай сказала, что ей надоело черное и что его смуглой коже невероятно подходит белый цвет.

Утром она разбудила его страстными поцелуями и когда он нехотя открыл глаза — на маленьком столике стоял торт с одной свечой, и она с сияющим видом принялась орать всемирно известную дурацкую песенку и размахивать воздушными шарами. Вначале он опешил. Ничего подобного и более глупого не видел никогда в своей жизни.

— Что это?

— Твой День Рождения!

— И что?

— Как что? Надо веселиться и отмечать. Это же праздник!

Праздник? Ему никогда не отмечали дни рождения. Обычно он и не помнил этой даты. Последний раз мать дарила ему в подарок деревянного солдата, но и тот остался где-то в прошлой жизни в доме деда.

Но это было забавно. То, как она пела, размахивала руками, прыгала, пыталась заставить его кружиться. Мелкая, гибкая, смеющаяся так заразительно, что он и сам начал лыбу давить. А потом Ангаахай кормила его тортом собственного приготовления, измазала его и себя кремом.

— Тебе вкусно?

— О даа, — стонал он и покусывал ее шею.

— Я про торт. Это «Наполеон». Я сама его испекла. Для тебя.

Он жадно ее брал прямо на ковре, усыпанную крошками от торта, сладкую от заварного крема, посреди рассыпавшихся воздушных шаров.