Ничей ее монстр

— Да, Захар.

Я набрала в легкие побольше воздуха, стиснула руки в кулаки и впилась ногтями в ладони. Если сейчас прогонит это конец. Это… это апокалипсис. Я ведь этого не переживу. Я не выдержу.

— Ты свободен. Проследи чтоб нам никто не мешал.

Едва за Макаром закрылась дверь. Барский снова развернулся ко мне и начал медленно расстегивать ремень на штанах…

— Поплачешь для меня, девочка?





ГЛАВА 15




И меня бросает в дрожь от движения его пальцев на ремне, от того, как сдергивает его из штанов и складывает петлей, зажимая в кулак. И меня прошибает болезненным, ненормальным возбуждением, а перед глазами картинки, перед глазами кадрами этот же ремень и я, лежащая голым животом на капоте, посереди дороги и дождь хлещет по лицу. И мне кажется все мои нервные окончания сейчас натянуты до предела, до натяжения с треском на грани разрыва. Я вся наполнена кипящим и пульсирующим адреналином и дикая радость смешивается с самым настоящим первобытным страхом. Предвкушение и лихорадка. Ожидание и трепет. Я лечу-лечу-лечу на огромной скорости в пропасть его отрешенного взгляда… Как же я истосковалась по этим глазам, как же хочу прижаться к ним губами.

— Ко мне подойди!

Тихая команда и протягивает руку. Я подхожу на негнущихся ногах, вся наполненная дрожью, и он резко разворачивает меня спиной к себе, зажимает локтем за шею. Как удавкой. Обездвиживая совершенно.

— Дрожь. Мне нравится чувствовать дрожь. Боишься меня?

Повел петлей ремня по моему лицу. Боюсь? Да, очень боюсь, что я опять впала в зверскую зависимость от этого человека, боюсь, что он порвет мне душу, раздерет на куски то, что от нее осталось.

— Знаешь, что я буду с тобой делать? Представляешь во что ввязалась, маленькая сучка? Я знаю, что маленькая. Он всегда приводит мне маленьких и грязных дряней, готовых за деньги терпеть что угодно. Они не учитывают одного — все вы одинаковые и безвкусные. И ты… ничем от них не отличаешься!

Вызывает на разговор, хочет заставить сорваться, испугаться. Ищет повод вышвырнуть меня из своей комнаты. Нет! Я слишком хотела его касаний, слишком долго представляла его пальцы на своем теле. Я вытерплю, Захар Барский. Я поиграю с тобой в эту игру. Может я сумасшедшая, но ты от меня теперь так просто не избавишься.

Дергает топ наверх обнажая мою грудь, цепляя холодной пряжкой и без того напряженные до боли соски и легкая судорога зарождающегося безумия пронизывает все тело.

— Не знал бы что ты шлюшка повелся бы на это дыхание и сопение. Но мне нравится, как ты молча сопишь. Покорная, покладистая, маленькая девочка играет для меня возбуждение. И пока что весьма неплохо.

От звука его голоса закатываются глаза и рыдание подступает к горлу. Я жадно впитываю в себя каждое слово, словно пересохшая губка. Пусть говорит что угодно, только говорит.



И вдруг так же резко хватает сзади за волосы и толкает вперед животом на стол. И я за секунду дохожу до дикого невменяемого состояния того возбуждения, которое захлестывало меня с ним всегда. Накрывало до такой степени, что я теряла голову и становилась такой же до жути озверевшей, как и он. Я никогда не думала, что это ощущение может вернуться, что оно не испарилось за пять лет не растворилось в моей ненависти к нему.

Ладонь Барского прошлась по моей спине, придавливая меня сильнее к столу, задрала юбку вверх, ощупала ягодицы, прикрытые трусиками и сильно дернул их вверх, сдирая с меня и заставляя взвиться от того, как ткань впилась в плоть и причинила легкую боль. Раздвинул коленом мне ноги, и я тут же почувствовала его пальцы складках плоти. Чтобы не застонать впилась зубами в губы и закатила глаза, сжимая руки в кулаки. Пальцы мучительно поглаживают, поднимаясь вверх и спускаясь вниз, исследуя, проверяя.

— Возбудилась… — похоже на вопрос или на утверждение, проник кончиком пальца и потер у самого входа, словно проверяя насколько я мокрая. И едва я приоткрыла рот, захлебываясь немым стоном ощутила, как ремень опустился на ягодицы и дернулась от резкой боли, но вторая рука Барского впилась в мои волосы на затылке и вдавила мою голову в стол, не давая пошевелиться.

— Больно? Оооо, да, тебе очень больно! Ни звука! Не то выдеру до мяса!

И еще один удар, заставляя мотать головой и дергаться, чтобы избавиться от удерживающей руки и от боли, но она вспыхивает и вспыхивает, заставляя слезы выступить на глазах. Да, это уже было много лет назад. Но тогда я рыдала от боли и обиды, а сейчас рыдаю от всего что потеряла, от всего что вернуть стало возможно вот этим суррогатом, обманом… И я готова дать ему все это добровольно, готова впустить в свое тело, готова беззвучно умолять разорвать на части. Полнейшая власть монстра над жертвой, которая окончательно обезумела и любит своего убийцу даже несмотря на причиняемую боль. Ягодицы еще жжет от ударов, а его рука в моих волосах ослабила хватку, он наощупь ищет мое лицо, убирает с него волосы и трогает мокрые от слез щеки, размазывает их, растирает по моим скулам, и я тут же чувствую, как пальцы другой руки раздвигают складки плоти, поглаживая напряженный клитор.

— Девочка плачет. Девочка заслужила ласку. Девочка молчит и плачет… моя девочка… моя маленькая девочка.

Кажется, он говорит сам с собой, а я закрываю глаза позволяя себе наслаждаться этой лаской после дикой волны боли, чувствуя, как умелые пальцы сжимают закаменевший узелок, как властно потирают его. И резко проникает пальцами внутрь, заставляют взвиться и тихо всхлипнуть, сжаться всем телом, прогибаясь в пояснице, позволяя войти глубже. И я чувствую это проникновение стенками лона, чувствую бешеное трение внутри по изголодавшейся плоти. С трудом сдерживаясь, чтобы не стонать, глотая стоны, впиваясь ногтями в стол и прокусывая губы до крови.

— Дааа, вот так. Уже близко. Для меня… даааа… Хорошая малышка, послушная. Тебе нравится, да? Нравитсяяя…

Выскользнул наружу и на дикой скорости растирает клитор настолько быстро, что у меня от его слов и от похоти сыплются искры из глаз, прогибаюсь еще больше, истекая ему на пальцы влагой, пьянея от каждого движения сильнее и сильнее. Безумное трение становится невыносимым, именно невыносимым и от удовольствия я мечусь на столе, чувствую, как большой палец его другой руки гладит мокрую щеку, невольно втягиваю его в рот. Чтоб не кричать, чтобы впиться в него зубами и жадно сосать, пока в меня долбятся его пальцы, все резче и быстрее, по нарастающей, дергаясь в стальном обруче, вращая бедрами то ли от желания избавиться от пытки, то ли продлить пока не ощущаю финального резкого сжатия клитора и теряя реальность трусь о его руку, зажимая зубами его палец в самый острый момент наслаждения, ощущая мощную волну, словно сорвавшую с меня кожу, со скрежетом ногтями по столешнице, дергаясь от каждого спазма, закатив глаза. Запредельное удовольствие, настолько яркое и ослепительное. Только он творил со мной такое, только его рукам под силу выдрать из меня этот дикий оргазм. Даже мои собственные не могли этого сделать…

Не дает отдышаться, хватает за волосы, поднимает рывком со стола, разворачивая к себе лицом. Я вижу его потерянные глаза, они что-то ищут, но не находят… но они уже не пусты. Они сверкают похотью, голодом и злостью. Одновременно. Я вижу эту злость в расширенных зрачках и в стиснутых челюстях. И не знаю, что его так злит.

Какой же он… какой же он мужчина в этот момент. Слепой, в какой-то мере сломанный и в тоже время, источающий такую животную силу и магнетизм, что меня пронизывает электрическими разрядами при взгляде на это бледное лицо, с заостренными чертами и легкой гримасой боли-возбуждения на них. Он даже не представляет какой мощной силой обладает и какой абсолютной властью над моим телом.

И не представляет, как я дико по нему соскучилась и меня скручивает какое-то животное, отчаянное желание касаться его, целовать, ласкать, вдыхать его запах. Осмелела и взяла его руку, которой брал меня, поднесла к своему лицу. Напрягся, насторожился и брови сошлись на переносице.

А я не выдержала и прижалась губами к запястью, к пальцам, которые пахли мною, моим безумием, моим оргазмом, который я испытала впервые за эти годы. Покрыла поцелуями его пальцы. Выдернул руку резко. Так резко что я чуть не пошатнулась. Показалось, что сейчас ударит меня за эту ласку. Он даже замахнулся, но стиснул пальцы в кулак и опустил. На его лице ярость и недоумение… Он обескуражен и дико взбудоражен. Его ноздри раздуваются, и он шумно дышит, голая грудь вздымается и опадает, а я с восторгом смотрю на мышцы, выступающие под бронзовой кожей, покрытой мягкой порослью. Так же красив и силен. Тверд, как титан. Нет, такие, как Барский не ломаются, скорее можно сломаться об него. Схватил меня за затылок и опустил на колени, другой рукой начал расстегивать штаны.

— Работай. Не надо играть то, о чем тебя не просили.

И я все еще вздрагиваю после острого наслаждения. От него болит все тело и это тело жаждет большего. Жаждет все то, что он может мне дать.

Опустила его штаны вниз. Жадно глядя на вздыбленный член, скулы свело от пошлого желания быть им оттраханной, как когда-то. Везде. Разодранной на части. Грубо, по-животному, как умеет он.

Наклониться ниже и сжать член у основания провести вверх по всей длине, сжимая головку и вцепившись в упругие ягодицы принять в рот по самое горло и тут же назад, проводя языком по вздувшимся венам. Лаская языком по спирали вверх, как он меня учил сам, как подсказывал мне когда-то и рычал от удовольствия, сводя с ума своей реакцией на меня. Смотреть на него снизу-вверх на оскал, на эту застывшую гримасу экстаза и боли, на бешено вздымающуюся грудь. Его наслаждение бьет током по каждому напряженному и натянутому до предела нерву. Словно перетекает то в меня, то в него. Электрическими волнами. Из тела в тело. И сейчас он в моей власти. Утерявший контроль монстр, чудовище, которое зашлось рыком и впилось лапами в мои волосы, притягивая ближе, окуная в реальность, где нет места нежности и романтике. Словно наказывает за что-то, вбиваясь глубоко в горло, не давая увернуться, сдавливая затылок, заставляя захлебываться слюной и давиться плотью, усиливая его наслаждения судорожными сжатиями горла от спазмов. Оторвал от себя, и я сквозь туман слез вижу его ошалелый, застывший взгляд так похожий на тот, что я знала когда-то. И от этого взгляда тянет низ живота и поджимаются пальцы на ногах. Я бы приняла от него все… такая же как раньше, такая же сумасшедшая и… возможно одинокая в этом сумасшествии. Незначимая для него ровным счетом ничего, кроме удовлетворения самых низменных потребностей и инстинктов.


Поднял на ноги, и я вижу, как его трясет от возбуждения, как дергается кадык и как выступили капли пота на висках. Он на грани… и он теряет контроль. Какая-то часть меня горит в ликовании, а другая часть от ревности. Он ведь сейчас не со мной… он с кем угодно, но не со мной.

Сунул руку в карман и протянул мне квадрат из фольги.

— Надень.

Я взяла квадратик и сдавила в ладони. Со шлюхами только так и это правильно. Но у меня проблема — я не умею их надевать. Разодрала фольгу. Получилось далеко не с первого раза. Смотрела на его сощуренные глаза и играющие на скулах желваки. Отобрал презерватив и ловко надел сам. Я пытаюсь понять о чем он сейчас думает, но Барский не дает думать мне, швыряет обратно на стол. Нащупав его предварительно ладонью. Укладывая плашмя, как когда-то на капот его машины и столешница такая же холодная и моя грудь скользит по полироли острыми, напряженными сосками. Сжал ее обеими руками, смял так что стало больно и от наслаждения свело все тело. Как же я скучала по этим рукам, тосковала по его грубой нежности, по его зверским ласкам. Чтобы потом даже тоненькая ткань натирала растерзанную плоть и заласканные соски, причиняя дискомфорт уже после… на следующий день. Подтянул к себе за бедра, и я знаю, что сейчас будет. Дернулась, широко распахнув глаза, когда вошел сзади. Сильно и глубоко. Под его рычание и звериный гортанный стон. Грубо сжал мою грудь снова, не жалея, сминая сильными, длинными пальцами, оставляя следы на коже, зажимая соски между пальцами. И я дрожу под ним, напряженная, в ожидании болезненно сильных толчков. Яростно-жестких, рваных и безжалостных. Опять его тряпичная и покорная кукла. Игрушка монстра. Его ничья девочка. Его и не его одновременно… Ведь он меня убил. Меня на самом деле нет.

А по венам течет кипяток, и я схожу с ума … представляя себе, что мы в прошлом, что мы оба плавимся в этом сумасшествии. Что я здесь не одна. Как же мне хочется впиться в его губы, хочется ощутить языком его язык. Но и это осталось за стеной в пять ярусов сложенной из тех лет, что мы не были вместе.

Но мое тело живет своей жизнью, оно ликует, оно полыхает и покрывается мурашками едкого удовольствия. И мое возбуждение переходит на новый запредельный уровень, где все тело, как обнаженный нерв. Я вижу, как вздуваются вены на руке Захара, которой он упирается в стол. Сдавил меня второй рукой, поддев под живот, с легкостью приподнимая, чтобы сделать сильный толчок и я, запрокинув голову, подалась навстречу. Ударяясь ягодицами о его пах. Чувствуя, как размазывается по его животу моя влага. Как вонзается в меня каменная, напряженная плоть. Такой твердый, такой огромный. Раскрывает для себя, напоминая… скользя внутри, присваивая себе снова. Обхватил за шею и поднял к себе, придавил спиной к своему горячему, как кипяток, телу. Ощутила, как его язык прошелся по моему лицу. Он лижет мои слезы, а меня дергает от похоти, от дикой страсти, от каждого толчка. Так и хочется спросить вкусно ли ему сейчас? Вкусно ли сжирать мои слезы? Не узнает ли он их вкус? Или все слезы одинаковые? Многие ли плачут в его объятиях.

Ущипнул за сосок, сдавил самый кончик, заставив изогнуться в его руках, чувствуя глубокие проникновения, чувствуя, как толкается в меня на бешеной скорости, как напрягаются мышцы на его груди и стекает пот по коже, смешиваясь с моим. Как воздух насыщается нашим общим запахом секса. И я вижу в зеркальной столешнице, как вздулась жилка на лбу Барского, как закатываются его глаза и вздрогнула снова, царапая кожу на его запястьях, приподнимая бедра, чтобы ощутить его в себе еще глубже. Больно… как же это больно. Быть с ним и не быть собой. Быть под ним и в то же время не быть. Потому что он не со мной.

Впился губами в мою шею, сжимая горло ладонью, а другой скользя по животу вниз между ног. И я на секунду перестаю дышать, широко распахнув глаза и рот.

Пальцы сжимают клитор, сдавливают с двух сторон потирая вверх-вниз, и я сама не понимаю, что уже кончаю. Схватила его руку. Зажала ею свой рот, впиваясь зубами в ладонь. Застонал, сдавливая мои скулы и двигаясь во мне мощнее и быстрее, под мои спазмы.

От оргазма раздирает все тело, и я держу его запястье, не давая оторваться от моего рта, чувствуя привкус крови во рту, насаживаясь на его член и сокращаясь так сильно, что сводит судорогой живот.

И слышу, как хрипит, как дергается сзади меня, опрокидывая на стол, наваливаясь всем телом, пронзая быстрыми резкими и глубокими толчками.

— Девочкааа, — сдавленно…

А я закрываю глаза и по щекам текут слезы. Вот сколько у него этих девочек. Он так называл не только меня, а каждую кого имел… Каждую шлюху, которой платил за секс.

Вышел из меня. Послышался характерный шум снятия резинки. Надел штаны, скрип змейки. Его шумное дыхание еще слышно в комнате. По шагам поняла, что пошел к кровати, лег на нее, а я все еще стою у стола опираясь на дрожащие руки, с задранной на пояс юбкой и обнаженной грудью. И мое залитое слезами лицо отражается в полированной поверхности стола.

— Зовут как?

Молчу, глотая слезы. Быстро встала, одергивая юбку и вздрагивая, когда джинсовая ткань коснулась израненных ягодиц. Пошла к двери.

— Я спросил, как зовут?

Не ответила, вышла в коридор. Прижалась спиной к двери, размазывая слезы, чувствуя, как разрывает изнутри от боли. Как опустошило меня этим суррогатом мечты, суррогатом любви. Не надо было так себя разрывать на части… вскрыла все раны и убедилась, что на самом деле ни черта для него не значила. И каждая шлюха в его постели была Девочкой.





ГЛАВА 16




Нет, я не ушла и не уехала. Была в этом доля мазохизма или я такая дура. Но я просто не смогла. Пришла к себе и полночи простояла в ванной, глядя на свое отражение в зеркале. Абсолютно голая со следами от его пальцев на теле, со следами от слишком яростных поцелуев.

И как тот наркоман, который не в силах отказаться от наркотика ударила ладонями по зеркалу. Черта с два я смогу уйти. Все. Меня зацепило новой инъекцией после долгосрочной ремиссии. Я опять плотно «сижу» на НЕМ. И ничего мне с этим не сделать. Да и не хочу я ничего, ничего и никого. Не знаю, что дальше будет и во что это все закрутится, но отказаться от своего кайфа не могу. И не хочу.

Легла рядом с Волчонком и смотрела на него в свете ночника, гладила темные волосы, по-детски округлые щеки. Похож. Как же он похож на своего отца. Особенно лоб и глаза. Как до сих пор никто не заметил я даже не знаю. Мне казалось, что они как две капли воды. Только один старше, а другой младше. И с каждым днем я открывала все более новые черты лица.

Еще раз лоб малыша тронула и нахмурилась, прижалась к нему губами, потом веком — горячий. Или мне кажется. И градусника нет. Нет даже лекарств никаких. Когда от Устиньи уходила забыла все даже настойку ее от жара. До утра прикладывала к лобику компресс с уксусом. А утром Раиса нашла в аптечке детский «Нурофен». Остался говорит от одной из работниц. Я попросила ее присмотреть за Волчонком и поехала в город купить травки, которые обычно Устя давала от лихорадки, лекарства и градусник. Устинья мне всегда говорила, что торопиться бежать по врачам не надо. Пока болезнь разовьется и станет все ясно, организм должен дня три бороться. Бывает, что через три дня хворь (так она все болезни называла) сама проходит, а бывает оставляет свои следы и становиться видно какой орган она поразила. Если дней семь плохо, то тогда уже к врачу бежать. Прописывать химию всякую (она всегда была против антибиотиков, но признавала, что есть болезни, при которых без них не обойтись) К врачам мы не ходили баба Устя сама с болезнями справлялась и меня научила. Немного. Такому всю жизнь учатся.

Я поехала в город на первом же автобусе. Лекарства купила в аптеке и травки на рынке, потом ходила по станции и книжным киоскам, ожидая автобус обратно. Нечаянно наткнулась на учебник по шрифту Брайля. Перед тем как купить пролистала его и от радости, что наконец-то нашла начала ковыряться в кошельке. Пока вдруг не увидела, как возле остановки затормозила черная машина с тонированными стеклами. Я вначале снова опустила взгляд на книгу, а потом резко подняла голову — из машины вышел Тимур… Бычок. Тот самый, которого я бутылкой «разрисовала». С ним несколько типов быдловатого вида. Осматриваются по сторонам. Тимур на часы посмотрел, а те словно ищут кого-то.

И я не верю в совпадения. Вряд ли они сюда приехали за бутылкой пива или купить журнальчик. Только как узнали? Откуда?

Они здесь ищут меня. Я даже увидела, как один из типов показывает людям фотку… Скорей всего мою. Чеееерт. Через пять минут придет мой автобус. Если не успею следующий ждать очень долго, и я опоздаю… Но подойти к остановке означало лицом к лицу столкнуться с этим ублюдком, который вообразил себя царьком этого мира и теперь искал меня, явно не для того, чтобы одарить меня цветами.

— Вы платить думаете? Если нет, то отдайте мне книгу.

Я протянула девушке из киоска деньги за книгу и спрятала учебник в сумку, продолжая поглядывать на рыскающих по остановке бешеных псин и их такого же бешеного хозяина. Даже издалека было видно, что у него на щеке остался шрам.

Ничего. Метка, что ты извращенец и насильник тебе не помешает.

Подъехал автобус, и я подумала о том, что может, если подойти сзади и юркнуть в последнюю дверь я успею уехать так чтоб они меня не заметили.

Я медленно выдохнула и стараясь не мельтешить начала двигаться в сторону автобуса позади толпящихся на остановке людей, пробираясь к задним дверям.

Я уже почти добралась как вдруг один из типов посмотрел прямо на меня и его глаза округлились от неверия в свою удачу. Он вначале даже задохнулся от переполнявших его эмоций. Открыл рот и указал на меня пальуцем.

— Тимуууур! Вот она! Вот сучкаааа!

Я бросилась бежать. Не ожидая кто отреагмрует и как. Я просто мчалась в сторону лесопосадки, которая расположилась сразу за автостанцией.