Ночь на хуторе близ Диканьки
Часть 22 из 41 Информация о книге
– Ой, мамо-о… Ой, шо ж воны творят… Ой, я ж прямо тут и забуду ту дуру Оксану – бабу снежну, когда от тут, пид боком, скучают такие крали! – с завыванием в голосе и тоской в глазах простонал кузнец. – Та шо ж мы тут сидим, паныч? А може, по чуть-чуть горилки для храбрости да и… э-эх! Николя молча сунул разлакомившемуся приятелю кулак под нос. Кузнец кротко вздохнул и опустил взгляд. – Что-то меня накрыло… Звиняйте! Шо ж я, голых девок не бачив?! – Угу, облизнёшься ещё раз, всё Оксане расскажу. – Ни, ни, ни, ни в одном глазу! – Ты пришёл помочь мне, добрый парубок. – Из воды вышла та самая сотникова дочка и, откинув за спину мокрые волосы, одним вздохом приподняв дивные груди свои повыше, обратилась к нашему герою: – Я щедро награжу тебя, если только ты поможешь мне найти мою мачеху. – Вроде бы речь шла о ведьме? – Вот не надо цепляться к словам. Мачеха, ведьма, оно не одно и то же? – Ну, в большинстве случаев, пожалуй, что да… – Стало быть, договорились, – нежно улыбнулась сотникова дочка. – А этот медведь с тобой? – Вакула. Кузнец. Местный, из Диканьки, сын вдовы Солохи, – торопливо отрапортовал второй герой нашего повествования, вскочив на ноги и отвешивая низкий поклон. Панночка милостиво кивнула и ввела друзей в курс дела. А дело сие было сколь чудесно по сути, столь же и печальственно в повествовании. Постараемся изложить его вкратце, так как полная версия известна всем образованным людям. Раньше, лет пятнадцать – двадцать назад, не так далеко отсюда, за рощей, стоял большой хутор. Доныне остатки его, ещё не разобранные практичными селянами для ремонта свинарников и овинов, можно было бы видеть под зарослями плюща и сорной травы. В том хуторе жил суровый козачий сотник, водивший запорожские полки на турок и ляхов, а возвращавшийся с тяжёлой добычей и легкими ранами. Жена его волей божьей померла, оставив отцу чудесную, милую красавицу-дочь, на прелестное личико которой вкупе с богатым приданым засматривались многие парубки. Но едва девушке исполнилось шестнадцать, как отец её решил отойти от ратных дел и не придумал ничего умнее, как жениться на восемнадцатилетней. Юная мачеха была не менее красива и умна, чем её чуть более юная падчерица, а посему неудивительно, что в партерной борьбе за внимание единственного мужчины в доме девушки не нашли гармоничного взаимопонимания. Такое бывает, когда хозяин дома очень занят в Сечи… Старшая загрузила младшую домашней работой, включая уборку двора и уход за скотом. Младшая в слезах призналась отцу, что новая жена его точно ведьма, что она превращалась то ли в кошку, то ли в собаку и якобы даже приставала к ней по ночам с неизвестными, но явно богомерзкими целями. Мачеха же спокойно заявила, что падчерица психическая, кидается на людей с отцовской саблей и даже продемонстрировала неглубокий порез или просто царапину на руке. В результате чего сотник (то ли по мужской логике, то ли одурманенный аргументами супруги) наорал на дочку, в жёсткой форме запретив ей нести на людях всякую антинаучную фигню. От шока, душевных страданий и юношеского максимализма девушка утопилась в этом вот самом пруду у мельницы. Но волей божьей не померла, а стала русалкой! Быстренько сдружилась с остальными – вдруг оказалось, что пруд сей был чрезвычайно популярен у молоденьких девиц как место сведения счётов с жизнью. Старухи тут упорно не топились, наверное, у них было своё тайное местечко. Но наша повесть не об этом… Так вот, в один из душных июльских вечеров мачехе вдруг стукнуло в башку пойти на мельничный пруд от жары искупаться. Мозг расплавился, видимо… Естественно, русалки, вдохновлённые призывом юной падчерицы, тут же навалились толпой и утянули её на дно. Вроде бы справедливость восторжествовала: отец с двойного горя запил и умер под забором, его хутор пришёл в упадок, холопы и наёмники разбежались по другим хозяевам. Но и мачеха оказалась не лыком шита (или на то была воля Божья?), и впрямь оказавшись ведьмой, а потому мигом затерялась в толпе бледных красавиц-русалок, вполне, кстати, похожих меж собой по внешнему типажу – высокие, стройные, длинноволосые, грудь от третьего и выше, плюс все как на подбор сплошь красавицы! Теперь уже падчерица начала чувствовать себя полной дурой и мечтать о реванше. С коим, как вы уже догадались, всё было не так просто, ибо к заброшенной мельнице давно заросла народная тропа и найти хоть кого-то, кто был бы готов помочь невинной панночке восстановить доброе имя и историческую справедливость, никак не представлялось возможным. Пока на берегу пруда не задремал один молодой гимназист… – Так шо, по сути, от нас треба? – Спокойный голос Вакулы прервал романтические мысли начинающего писателя. – Я не с тобой разговариваю, кузнец! – Ой, ой, ой, яка цаца… – Да вот, цаца! – Успокойтесь. – Николя успел встать между надутым приятелем и новой знакомицей. – Давайте без грубостей и перехода на личности, как промежду добрых христиан водится. – Так вона ж вже русалка! – Это не значит, что я некрещёная, дурень! – Ещё раз прошу, уймитесь, дорогие. – Теперь уже молодому человеку пришлось возвысить голос. – Как я понимаю, мы собрались здесь по другому делу, верно? Вот и отлично. А теперь, ясновельможная, выдохните, улыбнитесь и скажите нам, как именно мы должны найти ведьму. Где вообще нам её искать? – Ну? – поторопил Вакула. – Баранки гну, – огрызнулась прекрасная панночка, но удержала себя в руках. – После полуночи все русалки выходят на берег. Сейчас начнут гопак танцевать, хороводы водить, гулять в обнимку под лунным светом, печальные песни петь, плакать и всё такое. Вот тут вы её и увидите! Николя и Вакула безнадёжно уставились друг на друга. – Э-э, увидим, как же… А какие-нибудь особые приметы у неё есть? Как именно нам узнать ведьму, оборотившуюся русалкой? – Ну как-как, – капризно топнула ножкой дочка сотника. – Мужчины, всё-то у вас сложно! Да вы просто смотрите повнимательнее. Та, которая будет плакать тише всех, не искренне, без настроения… та, наверное, и есть ведьма! – Звиняйте, ради бога, – кланяясь, попросил кузнец, за рукав оттаскивая приятеля в сторону. – Ох, чую, паныч, шо влипли мы. Та подивитесь сами, як же можно по таким приметам ведьму опознать? Не будь вона дурой, так, поди, и рыдала б пуще других товарок! Сложное ли дело дивчине в доброй компании слёзы лить да сопли на кулак наматывать?! – Я тоже так думаю, – согласился Николя. – Но есть мысль: а что, если пойти от противного? – И кто тут противный? Обидеть хотите, паныч… – Это всего лишь фигура речи, – устало покачал головой молодой человек. – Не надо всё принимать на свой счёт, это эгоцентризм. – Шо?! – Вакула не знал, обижаться ли ему или уже драться, но друг успокоительно похлопал его по плечу и тихо изложил свой план на ухо. Лицо кузнеца просветлело. – От до чего ж умный вы человек, паныч Николя! От шо значит классическое образование! Эх, да кто б мени дал возможность всем научным премудростям обучиться, я б от Диканьки до самого Санкт-Петербурга с обозом соли пишёл систематических знаний ради… – Как Ломоносов? – Ломоносенко? Тот, шо дворником у пана исправника работает, а сам к его же супружнице турусы подпускает, хоть у ей морда и страшна, як собачье вымя… – Нет, другой, из Холмогор, потом расскажу. Не отвлекайся. И впрямь к этому часу уже все русалки, общим числом тринадцать (тоже знаковая цифра!), постепенно вышли из пруда, расселись на берегу. Посмотрели друг на дружку и, словно бы заранее оговорив программу выступления, в едином порыве бросились рыдать. Вой поднялся такой, будто турки Киев взяли, французы – Москву, а немцы Царицын и Камызяк… Плачь, мать русская земля! Слёзы текли ручьями и даже фонтанчиками, заливая зелёную траву, стекая в озеро и распространяя вокруг общую атмосферу сырости. Однако как ни старались приятели, но выделить из чёртовой дюжины прелестниц ту, которая рыдала бы громче или тише других, не представлялось возможным. Видимо, искомая мачеха-ведьма действительно не была такой уж идиоткой и разумно держалась золотой середины. Пожав плечами, Николя был вынужден признать, что его план потерпел полное крушение. Если бы впадание в крайности решало исход дела, та же панночка давно бы сама изловила обидчицу. – Плохо дело, – стиснув зубы, пробормотал наш герой. – Они теперь тем более на одно лицо. Все зарёванные, носы красные, глаза мокрые, губы дрожат, и воют на одной ноте… – Так шо ж мы, так и до святого Рождества можем тут торчать, а николи ведьму не увидеть. Ох и шо-то прохладственно стало. Може, мы по чуть-чуть? – Что? – вздрогнул Николя. – Ну, трохи примем, сугрева ради… – Да! Именно! Что ж ты молчал, Солохин сын?! Молодой человек вырвал из рук приятеля штоф горилки и кинулся к стоящей поодаль панночке. – Вот! – Что? – Водка! – Я не пью. – Жаль, поскольку надо, – уверенно заявил выпускник гимназии. – Поверьте, слезоразливом мы ничего не выясним, ведьма да и все прочие за столько лет к нему уже привыкли. Нужен новый, радикальный подход. Предложите им всем выпить! – И что будет? – возмутилась панночка. – Я получу вместо одной ведьмы толпу пьяных в хлам подружек?! Так ещё неизвестно, что хуже… – Вот и проверим! Сами увидите, что ни одна пьяная женщина не способна скрыть свою истинную сущность – ведьма в ней проявится на раз-два-три! – У меня смутные сомнения… – Они всех терзают, – подтвердил Николя, силой всучивая бутылку сотниковой дочке. – Вперёд! Пока они рыдают, то даже не поймут, чего, собственно, отхлебнули… Вот примерно так и началось то самое историческое событие, названное в истории Малороссии как «бабий бунт». Хотя баб там, как вы понимаете, было немного, в основном всё невинные девушки. Что, впрочем, никак не умаляло уровня причинённых ими разрушений… – А что там за водка-то? – на миг засомневалась прекрасная панночка, опытной рукой свинчивая крышку. – Ну-ка… тьфу, гадость какая! Ох… ещё раз попробую… Нет, точно гадость! Как вы только это пьёте?! Шас… ох и дрянь! Не, я не понимаю-у… – Вам достаточно. – Николя успел остановить сотникову дочку на четвёртом глотке. – Идите уже и поделитесь с остальными. – Ик?! Вакула с долгим вздохом самым деликатнейшим образом развернул девушку за плечи, направив её в нужную сторону. За каких-то пять – десять минут все русалки успели угоститься, а кое-кто и по два раза. Чуть больше полулитра ядрёной украинской горилки с перцем на тринадцать тоненьких девчат – это уже по-любому неслабо для настроения и вдохновения. Ну, вот оно их и накрыло по полной… – Мамо-о! А ти ж мени казала, як любовь зла! Мамо-о, за що ж я полюбила того козла-а?! – не самыми оперными голосами грянуло на весь берег через пару минут. Вакула поспешно прикрыл уши. Хорошо поддатые русалки в обнимку по двое-трое, душевнейше пели нестройным хором, завязывая с традиционным слезоразливом. Согласитесь, любая женщина знает, что, после того как от души поплакала, настроение сразу повышается. Так отчего бы и не спеть про любовь? Тем более что кое-где отдельные прелестницы уже и в пляс пошли! – Ох, паныч Николя, а шо ж нам делать? – Смотрим, бдим, на провокации не ведёмся.